- Ты похожа на Золушку, которая занята поисками нужного члена, на который можно надеть свой стеклянный башмачок.

- Не забывай, именно принц искал нужную туфельку, - мягко улыбаясь, ответила Лейк.

- Тебе следует проанализировать мотивы своего поведения, - теперь он превращался в ее дружески настроенного врача. - Если ни один мужчина не в состоянии удовлетворить тебя, то вывод напрашивается немедленно сам собой, не правда ли?

Неужели? А что можно сказать о большинстве тех парней, с которыми я сплю? Все они отпетые эгоисты, которым наплевать на меня. Им просто хочется переспать с самой привлекательной девушкой в колледже.

Он все больше распалялся.

- Тебе нужна красивая девушка. У нас в колледже полно привлекательных шлюх, особенно на отделении искусств, - он сделал паузу, словно над чем-то размышляя. - Не знаю, почему так происходит. Ах, да! Там все обнаженные модели, сестрички Сапфо.

- Эти пригожие шлюхи, - фыркнула она, улыбнувшись, - завязывают с гетеросексуальной любовью после одной ночи, проведенной с тобой, да?

- Отлично, Лейк, - засмеялся он с чувством горечи. - Отлично сказано!

- Выходит, все твои отвратительные комментарии всего лишь психологическое прозрение?

- Пусть я подонок, - пожал он плечами. - Но женщины выстраиваются в очередь лишь за одним моим поцелуем. Пусть я подонок, но я не испортил никому жизнь. Ну, а твоя проблема может это сделать, - добавил он, осклабившись.

Насвистывая, он оделся и вышел из комнаты.

Возвращаясь в Дариен, штат Коннектикут, она приняла решение. Она принимала его и прежде сотни раз, но ей всегда недоставало мужества посмотреть правде в лицо. Может, сегодня это произойдет впервые.

Припарковав автомобиль, она медленно пошла вверх по улице, прижимая к груди свои учебники, словно маленькая девочка. Она всегда испытывала такое чувство, появляясь дома. Ну что же, сегодня она в последний раз войдет в этот дом. Уж лучше жить в любом другом месте, но только не здесь, хотя ее отец сообщил ей, чтобы она не надеялась на семейную финансовую поддержку, если ей взбредет в голову уйти из дома. Она все еще боялась отца. Ей исполнилось двадцать, и можно было пересчитать на пальцах одной руки те ночи, которые она проводила вдали от дома. Это были страшные темные ночи, когда ее мучали настоящие кошмары. Уж лучше оставаться дома - тут по крайней мере у бесов знакомая внешность.

- Сегодня я наконец решилась, - пообещала она себе. - Я уезжаю.

Дверь ей открыла горничная, и она взбежала по лестнице наверх.

- Мама! - позвала она.

Эвелин Истмэн оторвала глаза от шитья. Она могла часами заниматься этой скучной работой, требующей постоянного напряжения и внимания, но она умела это делать, и ей нравилось искусство портнихи. Ей также нравились картинки-загадки, но если требовалось сложить не более пятисот кусочков. Когда Лейк было десять лет, у ее матери случился легкий удар. Она выздоровела, однако ее умственные способности, к сожалению, сильно понизились. Она могла читать только детские книжки, и предпочитала с картинками. Иногда ей читала вслух дочь Лейк.

- Отец дома, - сообщила Эвелин, - пойди оденься к обеду. Ему нравится, когда ты нарядно одета за столом.

- В жизни полно мелких разочарований.

- Ты хорошо выглядишь, - робко сказала Эвелин. - Но для меня ты всегда прекрасна. Словно розочка в саду. Вот, посмотри, я исколола палец ее шипами, - она протянула руку для обозрения.

Лейк тяжело вздохнула. Значит, день не был счастливым для матери. Нужно с ней попрощаться и не вызывать у нее в глазах затуманенного тревожного взгляда.

- Мама, - мягко сказала Лейк, - мне придется ненадолго уехать.

- Но отец рассердится, - ответила Эвелин, принимаясь с удвоенной старательностью орудовать иголкой.

- Придется ему к этому привыкнуть. Я хотела сообщить тебе об этом заранее, чтобы ты знала, какие у меня планы.

- Ты уедешь ненадолго?

Лейк кивнула.

Если повезет, она вообще больше сюда не вернется. Через недельку-другую Эвелин позабудет, что она вообще была когда-то здесь, рядом с ней.

Мать внимательно посмотрела на нее большими посерьезневшими глазами.

- Но тебе придется заботиться о себе самой.

- Я постараюсь.

- Да, ты очень красива, - сказала она, вновь принимаясь за работу. Лейк почувствовала, что у нее болят глаза. Но чего она в конце концов от нее ожидала? Эвелин сделала все, что могла. Здесь нет ничьей вины. Она просто ничего уже не могла.

- Ты будешь скучать по мне? - спросила Лейк у матери.

- Конечно, буду, - голос у Эвелин был мягкий и безразличный. Она не отрывала глаз от шитья. Лейк обняла ее за плечи и нежно прижалась к ней.

- Поосторожней, у меня в руках игла, - предупредила ее Эвелин.

- Да, я понимаю, - вдруг все ее существо окатила волна жалости к себе самой. "В этом доме у меня никого нет, - подумала она про себя, - ни одной любящей, заботливой души". Она постаралась выбросить эту мысль из головы и отправилась вымыть руки к обеду. Наступила пора уезжать отсюда, и никакая сила не могла ее удержать. На сей раз.

Их семья в полном сборе за обеденным столом могла бы стать темой для большой статьи в журнале "Нэшнл джиогрэфик". Лейк зримо это себе представила. "Нашему репортеру удалось найти последний оплот Американской Мечты. Во главе стола восседает миллионер Карл Истмэн, который никому, кроме себя, своим успехом не обязан. Рядом с ним - его очаровательная супруга Эвелин, леди с загадочным выражением на лице. Вместе с ними в своем одиноком великолепии за столом сидит их чудный отпрыск по имени Лейк".

- Передай, пожалуйста… - Эвелин, кажется, забыла, что ей нужно.

- Соль, - подсказала Лейк. - Да, спасибо, - с преувеличенной грациозностью ответила, улыбаясь, Эвелин.

Вокруг стола неслышно скользили слуги, подавая один поднос за другим. Отбивные из ягнят, мелкий зеленый горошек, молодую картошку нового урожая. Супружеской чете пришлось немало пережить в прошлом, и теперь они могли позволить себе такой роскошный обед, который с удовольствием поглощали.

- Хочу сделать небольшое сообщение, - неожиданно сказала Лейк, но ее голос прозвучал чуть слышно, и она ненавидела себя за такую слабость. - Я уезжаю в Манхэттен. Буду там изучать театральное искусство. Вы сами говорили, что после получения степени младшего научного сотрудника в области изящных искусств в колледже нашей общины я буду вольна распоряжаться своей судьбой и продолжать заниматься тем, что мне нравится. Теперь я приняла решение.

- В самом деле? - сдавленно фыркнул Карл. Он никогда не хохотал, не гоготал. Он сдавленно фыркал. - И где же ты намерена жить?

- Найду где. Гринвич-Виллидж мне вполне по средствам.

Карл еще раз фыркнул. Эвелин гоняла вилкой по тарелке горошины.

- Мне удалось кое-что накопить, кроме того… у меня есть доверенность на управление имуществом.

Паника постепенно охватывала Лейк. Почему они оба молчат?

- Ты не имеешь права на доверенность до достижения зрелого возраста, то есть двадцати одного года. Прошу меня поправить, если я ошибаюсь. Насколько мне известно, тебе недавно исполнилось всего двадцать? По моим расчетам должен пройти целый год до получения денег по доверенности, - Карл наколол вилкой кусочек отбивной. - Ты, само собой, не рассчитываешь на мою финансовую помощь? Нет, это исключено, это недопустимо для такой независимой девушки с характером.

- Отлично, папа, - сказала Лейк, положив салфетку на стол. - Я выкручусь. Я отправляюсь наверх укладывать вещи. Не стоит беспокоиться обо мне, я сама доберусь до вокзала. Я могу дойти до него и пешком. Благодарю вас.

- Ты совершаешь ошибку, - заметил Карл, глядя в тарелку. Его поведение вообще исключало присутствие за столом Эвелин. Она, казалось, была ему за это благодарна.

- И мне и тебе известно, что твой дом - здесь.

- Вам ничего обо мне неизвестно, - огрызнулась Лейк. Ее бесила его доставляющая ему такое удовольствие самоуверенность.

- Но кто же знает собственную дочь лучше, чем ее отец?

- Я уезжаю. Уезжаю навсегда, - она решительно, твердой походкой поднялась по лестнице. Он отправился следом и остановился у нее за спиной так близко, что она забеспокоилась, как бы он не уловил запах того парня, с которым она провела вечер. Лейк решила не уступать.

- Хорошо, - бесцветным тоном сказал он. - Если ты настроилась на отъезд, то, полагаю, я не в силах тебе противостоять. Твоя комната остается за тобой, если надумаешь вернуться.

С невозмутимым видом он сошел вниз и присоединился за столом к жене, продолжая прерванный на несколько минут обед.

Лейк отправилась в кабинет отца, намереваясь разнести там все на куски. Но потом одумалась. К чему это приведет? Туда тихо придет слуга и спокойно уберет осколки. Она ничем не могла ему досадить.

Письменный стол был большой, из красного дерева, и, вероятно, весил не меньше тонны. Пространство для ног было таким громадным, что сама Лейк, когда была девочкой, любила там прятаться. Но Карл не разрешал ей входить в кабинет, в комнату, где хранились все его тайны. Ну вот, теперь она здесь. Нравится Карлу или не нравится, но отец обязан помочь дочери в начале ее карьеры. Она вытащила из его настольного "родолекса" листок и торопливо записала имя и номер телефона - " Ричард Дано, 872, Зап. 47-я улица; 555-7982 ".

В холле послышались грузные шаги.

- Что ты здесь делаешь? - сердито спросил Истмэн. - Ты ведь знаешь, что я запрещаю входить сюда.

- Могу заверить тебя, - улыбнулась она ему, - что этого больше не повторится.

С этими словами она отправилась в свою комнату, чтобы собрать вещи.

Истмэн тяжело опустился в кресло и обнял крышку стола как владелец, любящий принадлежащую ему вещь. Он ласково вытащил один из ящиков, пошарил рукой по дну и нащупал перевязанный ленточкой конверт. В нем хранились копии чеков, письма, квитанции, его личные бумаги, дневник. Он задвинул ящик. Его немного трясло. Боже, она была на грани раскрытия всех его тайн, хранившихся в массивном письменном столе.