Невидимый муж предъявил свои права. Оскорбленный, он силой заставил уважать их. И когда наконец беглянка окажется перед ним, даже если снова перед пустым зеркалом, она будет одна, безоружная и с беззащитной душой. Мощная фигура герцога Падуанского и его властный голос не могли защитить ее, объявив неотъемлемые права Наполеона.

Слабый свет вдруг появился во мраке отчаяния Марианны, прорезая его тоненьким лучиком. Скоро заметят, что она исчезла. Аркадиус, Арриги, даже Бениелли будут ее разыскивать… и кто-нибудь из них, может быть, найдет верный путь. Поэтому они обязательно отправятся в Лукку, чтобы, по меньшей мере, убедиться, что князь не причастен к похищению. И Марианна достаточно хорошо знала их, чтобы не сомневаться в том, что они не позволят водить себя за нос или просто выпроводить. Жоливаль, со своей стороны, способен камня на камне не оставить на вилле dei Cavalli, чтобы отыскать ее!

Внешне невозмутимая, ибо ни за что в мире она не хотела проявить боязнь перед слугами, которые были для нее просто сбирами, но возбужденная до глубины души, Марианна вела себя при новом отъезде так, словно это ее не касалось. Она наблюдала, как державший лошадей человек передал их кучеру, затем занял его место и направил купе в сторону Флоренции. Тогда двинулась и берлина. Она поднялась по тропе и выехала на дорогу. И эта дорога вырвала Марианну из невозмутимости.

В самом деле: вместо того чтобы направиться к багровому диску солнца, готовому исчезнуть за колокольнями города, чтобы, обогнув Флоренцию, выехать на Луккскую дорогу, тяжелая берлина, следовавшая до сих пор за купе, свернула на восток, к Адриатике, оставив за спиной Лукку. По-видимому, это был логичный маневр, чтобы обмануть возможную погоню, но Марианна не смогла удержать молчание.

– Если вы действительно люди моего супруга, – заметила она сухо, – вы должны привезти меня к нему, а это дорога совсем в другую сторону.

Не изменяя учтивости и смирению, которые уже стали казаться Марианне хотя и необходимыми, но чрезмерными, мужчина в черном ответил слащавым голосом:

– Многие дороги ведут к хозяину, Excellenza. Достаточно знать, какую выбрать. Его светлость не всегда живет на вилле dei Cavalli! Мы направляемся в одно из других его владений, если госпоже будет угодно!

Ирония последних слов заставила оцепенеть Марианну. Нет, ей не угодно! Но могла ли она выбирать? Холодный пот неприятно оросил ее лоб, и она почувствовала, что бледнеет. Ее хрупкая надежда на скорую помощь Жоливаля и Арриги растаяла. Она, конечно, знала от донны Лавинии, что ее супруг не пребывал постоянно в Лукке, но также иногда в одном из других своих владений. К какому везут ее? И как удастся ее друзьям отыскать ее там, когда она сама не знает, где они находятся? Она потеряла, не слушая чтение брачного контракта во время свадебной церемонии, возможность узнать это, но… сколько возможностей она уже упустила за свою короткую жизнь? Самая прекрасная, самая великая была предоставлена ей в Селтон-Холле, когда Язон предложил бежать с ним; вторая – когда в Париже она снова отказалась следовать за ним…

Мысль о Язоне залила ее печалью, в то время как горечь уныния охватила ее. На этот раз сама судьба против нее и никто не придет бросить в ее зубчатые колеса горсть спасительного песка.

Последнее слово за мужем. Оставалась надежда, что Марианна сможет сохранить с помощью своего очарования и ума, а также доброты донны Лавинии, которая не покидала князя и могла бы стать на ее защиту, случайную возможность бегства. Если представится такая возможность, Марианна не задумываясь использует ее. Уже не первый раз ей приходилось убегать!..

С особым удовольствием и некоторой гордостью она вспомнила свое бегство от Морвана-грабителя. Затем более свежее – из амбара в Мортфонтене. В каждом случае ей сопутствовала удача, но, кроме всего прочего, и сама она была не так уж глупа! Потребность встречи с Язоном, потребность внутренняя, идущая из глубины ее плоти и захватывающая сердце и разум, станет побудителем, не считая присущего ей стремления к свободе.

Наконец… может быть, она напрасно так волнуется о будущем, уготованном ей Сант’Анна. Ее страхи родились при обильно политых кровью рассказах Элеоноры Сюливэн и в драматических обстоятельствах этого похищения. Но надо честно признать, что она не дала возможности выбора своему невидимому супругу. И, может быть, он после всего проявит милосердие и понимание…

Чтобы взбодрить себя, Марианна вызвала из памяти момент, когда Коррадо Сант’Анна спас ее от Маттео Дамиани ужасной ночью возле развалин маленького храма. Она думала, что умрет от испуга, когда увидела его, появившегося из мрака: черный призрак в светлой маске на вздыбившемся ослепительно белом Ильдериме. Однако то ужасающее появление тогда спасло ей жизнь.

Затем он позаботится о ней с вниманием, которое можно было принять за любовь. И если он любил ее… Нет, лучше постараться не думать об этом, чтобы обрести хоть немного спокойствия и уверенности.

Но вопреки желанию мысли ее кружились вокруг загадочной фигуры ее незнакомого ей супруга и оставались пленницами страха и неудержимого любопытства. Может быть, на этот раз ей удастся проникнуть в тайну белой маски?..

Карета продолжала катиться в сгущающихся вечерних тенях. Вскоре ночь вошла в свои права, и только смены лошадей разнообразили путешествие через горы.

Измученная Марианна кончила тем, что уснула после того, как отказалась от еды, предложенной Джузеппе. Ее похититель сообщил, что это его имя. Она слишком переволновалась, чтобы проглотить хоть кусочек чего-нибудь.

Солнечный свет разбудил ее… И также внезапная остановка берлины ради свежих лошадей перед увитым виноградом и плющом домиком. Вдали возвышался холм с небольшим городком, плотно сгрудившимся вокруг приземистой крепости, чьи зубчатые стены выступали над крышами домов. Солнце освещало четко разграниченные прямоугольные поля, прорезанные ирригационными каналами, по краям которых фруктовые деревья поддерживали виноградные лозы, а на горизонте за плотным слоем темной зелени сверкал гигантский парус серебристой лазури: море…

Голова Джузеппе, вышедшего при остановке, появилась у дверцы кареты.

– Если госпожа желает выйти, чтобы размять ноги и освежиться, я буду счастлив сопровождать ее!

– Сопровождать? А вам не приходит в голову, что мне нужно уединиться?.. Я должна привести себя в порядок. Разве вы не видите, что я вся в пыли?

– В этом доме есть комната, где госпожа сможет сделать все необходимое ей. Мне достаточно посторожить у двери, а… окно там только одно и очень маленькое.

– Другими словами, я пленница! Не лучше ли честно признаться в этом?

Джузеппе поклонился со слишком наигранным, если не сказать насмешливым, почтением.

– Пленница? Что за слово в отношении дамы, доверенной заботам преданного эскорта! Я просто должен следить, чтобы госпожа прибыла по назначению без происшествий, и из-за этого, только из-за этого, я и получил приказ ни под каким предлогом не покидать ее.

– А если я закричу, если я позову на помощь, – выйдя из себя, процедила сквозь зубы Марианна, – что вы сделаете, мэтр тюремщик?

Возмущенная молодая женщина внезапно увидела в пухлой руке «преданного слуги» черное дуло пистолета.

Джузеппе дал ей возможность полюбоваться им, прежде чем небрежно засунуть его снова за пояс.

– К тому же, – добавил он, – крик ничего не дал бы. Это небольшое поместье и перекладная станция принадлежит его сиятельству. Никто не поймет, если княгиня будет просить защиты от князя!

Лицо Джузеппе оставалось по-прежнему дружелюбным, но по жестокому огоньку, горевшему в его глазах, Марианна поняла, что он, ни секунды не колеблясь, убьет ее при попытке бунтовать.

Взвесив все, она решила, что сейчас лучше уступить. Тем более что, несмотря на неоспоримый комфорт берлины, езда по плохим дорогам так ее утомила, что ей необходимо было размяться.

Сопровождаемая в трех шагах Джузеппе, по-прежнему верным своей роли слуги из знатного дома, она вошла в домик, где крестьянка в пышной юбке и голубой косынке присела перед нею в неуклюжем реверансе. Затем, когда Марианна вернулась из комнаты, предложенной для приведения себя в порядок, женщина подала ей серый хлеб, сыр, маслины, лук и молоко, на которые жадно набросилась проголодавшаяся путешественница. Ее отказ от еды накануне вечером был главным образом проявлением ненужного тщеславия и плохого настроения, глупым, впрочем, ибо ей больше, чем когда-либо, требовалось сохранить свои силы. И на свежем утреннем воздухе она ощутила, что умирает от голода.

Пока она завтракала, запрягли свежих лошадей. Когда она закончила трапезу, карета снова пустилась в путь к низменной равнине, тянувшейся, казалось, до бесконечности.

Освежившись и подкрепившись, Марианна, несмотря на горевшие у нее на губах вопросы, предпочла замкнуться в гордом молчании. Она предполагала, что скоро приедет в место назначения. Карета неслась прямо к морю, не сворачивая ни вправо, ни влево. Тогда цель путешествия должна находиться на берегу…

Около полудня въехали в большую рыбачью деревню, разбросавшую свои низкие домишки возле канала с песчаными берегами. При выезде из густого сосняка, чьи широко раскинувшиеся большие темные деревья давали освежающую тень, жара показалась сильнее, чем была в действительности, и деревня более мрачной.

Здесь было царство песка. Насколько хватал глаз берег представлял собой громадный пляж, местами заросший сорной травой, и сама деревня с ее ветхой сторожевой башней и кусками римских стен казалась порождением этого всепоглощающего песка.

Перед домами сохли в неподвижном воздухе натянутые на шестах длинные сети, напоминавшие крылья гигантских стрекоз, а в канале, служившем портом, стояли на якорях несколько судов. Самой большой и самой щегольской выглядела узкая длинная тартана, на которой рыбак во фригийском колпаке готовил к подъему красные паруса.

Берлина остановилась возле канала, и рыбак сделал призывный жест рукой. Джузеппе снова пригласил Марианну выйти.