По правде говоря, Арриги не казался особенно удивленным таким обращением, одновременно и непринужденным, и показным. Он рассмеялся от всего сердца, затем, видя, что она, смутившись и покраснев от стыда, забормотала слова извинения, в свою очередь, обнял ее за плечи и прижал к себе с чисто отеческим теплом, прежде чем добавить:

– Император сказал мне, что вы будете счастливы, но я не надеялся получить такую приятную награду! Сказав это, и чтобы поставить все на свои места, напоминаю вам о важности вашей миссии. Она вполне реальна и значительна. Это не простой предлог, и Его Величество недвусмысленно рассчитывает на вас!

– Его Величество совершенно прав, господин герцог! Впрочем, разве он не всегда прав? А что касается меня, то я лучше умру, чем разочарую Императора в момент, когда он соблаговолил не только с таким вниманием позаботиться обо мне, но и побеспокоился о моем будущем счастье.

И, сделав реверанс, она оставила Арриги наслаждаться красотами садов Боболи. Признательность переполняла ее, и в то время, как она спешила к дворцу, ее обутые в розовый шелк ноги почти не касались песка аллей.

Три слова Арриги разорвали грозовые тучи, рассеяли кошмары ее ночей, открыли в пугающем тумане будущего сияющую дорогу, по которой Марианна могла отныне идти без опасений. Все разрешилось с чудесной простотой!

Под внимательной охраной генерала Арриги ей нечего бояться решений ее загадочного супруга, и к тому же ей больше не нужно беспокоиться о способе избавления от невыносимого Бениелли!

Ее проводят почти в руки Язона. И он – она это прекрасно знала – не откажется помочь ей исполнить миссию, предписанную человеком, которому они стольким обязаны! Какого чудесного путешествия вместе на большом паруснике лишились они в то туманное раннее утро на широте Молена, когда она с такой болью следила за его исчезновением! Но на этот раз «Волшебница» направится к душистым землям Востока, пересекая со своим грузом любви синие волны, обожженные солнцем дни и ночи, сверкающие звездами, под которыми так сладостно предаваться страсти.

Вся в лазурных мечтах, куда ее, ломая все преграды, уже унесло воображение, Марианна даже не задумалась, каким образом Наполеон смог узнать ее самые тайные мысли и предложение Язона, сказанное шепотом на ухо при последнем объятии с ее возлюбленным. Она уже настолько привыкла, что Наполеон всегда знал все из таинственных источников информации! Это был человек, наделенный сверхчеловеческими способностями, который умел читать в глубине сердец. И затем, после всего вполне возможно, что это чудо было делом Франсуа Видока? Каторжник-полицейский обладал, похоже, невероятно острым слухом, особенно когда он хотел что-нибудь услышать.

Полностью занятые собой, в отчаянии перед новой разлукой, ни Язон, ни Марианна не обращали внимания, где находится Видок. Как бы то ни было, его нескромность, если это нескромность, явилась причиной великой радости для молодой женщины, вызвав только глубокую признательность…

Вернувшись во дворец, Марианна взбежала по большой каменной лестнице, не замечая невероятной сутолоки вокруг. Всюду сновали слуги и служанки с грузом кожаных чемоданов, ковровых мешков, мебели и хозяйственной утвари. Лестница гремела, как барабан, от криков и шума сиятельного переезда.

Великая герцогиня до зимы не вернется во Флоренцию, а она любила иметь при себе, кроме внушительного гардероба, все знакомые предметы повседневней жизни. Только часовые у дверей сохраняли протокольную неподвижность, контрастируя со всей этой возней.

Почти бегом Марианна поднялась на третий этаж в свои апартаменты, состоявшие из трех комнат. Ей не терпелось увидеть Жоливаля, чтобы рассказать ему о своем счастье. Она просто задыхалась от радости, и было абсолютно необходимо поделиться ею с кем-нибудь. Но она напрасно спешила: комната виконта, так же как и их общий небольшой салон, была пуста…

Слуга на ее вопрос ответил, что «господин виконт отправился в музей». Это сообщение огорчило и разочаровало ее, ибо она знала, что это значит. Безусловно, Аркадиус вернется очень поздно, и она должна на протяжении часов оставаться одна со своим счастьем.

Действительно, после прибытия во Флоренцию Жоливаль часто посещал – официально – государственные учреждения, а неофициально – некоторые аристократические дома на Виа Торнабуони, где хорошо воспитанные люди вели большую игру. Во время одного из предыдущих путешествий он был введен своим другом в этот круг, кстати, довольно замкнутый, и сохранил о нем полные тоски воспоминания не столько о нескольких улыбках Фортуны, сколько о красоте, угасающей, но очень романтичной, хозяйки, графини с глазами, как фиалки, в жилах которой якобы текла кровь Медичи.

И, учитывая все, Марианна не могла сердиться на своего старого друга за то, что он в последний раз задержится у обольстительницы. Разве он не должен вместе с Марианной покинуть завтра Флоренцию?

Отложив на потом откровения, Марианна прошла в свою комнату. Там она застала Агату, свою парижскую горничную, плавающую в океане атласа, кружев, газа, батиста, тафты и всевозможных безделушек, которые она методично укладывала в большие, подбитые розовым холстом дорожные сундуки.

Красная от напряжения, в сдвинутом набекрень чепчике, Агата ухитрилась, не выпуская большую стопку белья, передать хозяйке два ожидавших ее письма: большой официальный конверт с личной печатью Императора и изящно сложенный листок, скрепленный зеленой восковой облаткой с изображением голубя. И, поскольку Марианна знала, каково содержимое большого конверта, она предпочла начать с меньшего.

– Ты знаешь, кто принес это? – спросила она у горничной.

– Слуга госпожи баронессы Ченами, который был вот-вот перед вашим приходом. Он сказал, что это срочно.

Марианна понимающе кивнула головой и подошла к окну, чтобы прочесть письмо своей новой приятельницы, собственно, единственной, приобретенной ею после приезда в Италию. Когда она собиралась покинуть Париж, Фортюнэ Гамелен набросала несколько слов своей соотечественнице, юной креолке, баронессе Зоэ Ченами.

Эта последняя, прежде чем стать приближенной принцессы Элизы и выйти замуж, часто посещала в Сен-Жермене школу м-м Кампан, куда Фортюнэ отдала на воспитание свою дочь Леонтину. Общность происхождения стала основанием дружбы между м-м Гамелен и м-ль Гильбо, и эта дружба поддерживалась письмами, когда Зоэ уехала в Италию, где вскоре после приезда вышла замуж за милейшего барона Ченами, – брата любимого камергера принцессы, – человека, в высшей степени владевшего искусством обольщения. Со своей стороны Зоэ, привлекательная и смышленая, заслужила благосклонность Элизы, которая доверила ей воспитание своей дочери, непоседливой Наполеон-Луизы, подлинной сорвиголовы, испытывавшей терпение юной креолки.

Вполне естественно, что Марианна, рекомендованная Фортюнэ, завязала дружбу с этой очаровательной женщиной, которая знакомила ее с Флоренцией и ввела в круг своих интимных друзей, которые собирались почти каждый день в гостеприимном салоне Лукарно-Аккуоли.

Княгиня Сант’Анна была там принята с ободряющей простотой и мало-помалу стала своим человеком. Поэтому было странно, что Зоэ, как обычно ожидавшая ее сегодня вечером, решила написать ей.

Письмо оказалось коротким, но тревожным. Похоже, что у Зоэ были крупные неприятности.

«Нам необходимо повидаться до встречи у меня, дорогая княгиня, – писала она неровным нервным почерком. – Дело идет о моем благополучии и, может быть, о жизни дорогого существа. Я буду ждать вас около пяти часов в церкви Ор Сан Мишель, в правом нефе, где находится готическая дарохранительница. Наденьте вуаль, чтобы никто вас не узнал. Только вы можете спасти вашу несчастную З…»

Озадаченная, Марианна внимательно перечитала письмо, затем направилась к камину, который, несмотря на теплое время года, продолжали топить из-за дворцовой сырости, и бросила в него послание Зоэ. Оно мгновенно вспыхнуло, но Марианна не спускала с него глаз, пока последний кусочек не превратился в пепел. А тем временем она размышляла.

Очевидно, что Зоэ попала в очень затруднительное положение, раз она так звала ее на помощь.

Сдержанность и застенчивость молодой женщины были хорошо известны, так же, как и ее особый талант заводить друзей, среди которых многие были старше Марианны. Почему же она зовет именно ее? Может быть, потому что она внушает ей больше доверия, чем остальные? Потому что она француженка, как и она сама? Или из-за ее близости с Фортюнэ?..

Как бы то ни было, Марианна взглянула на часы над камином, увидела, что времени до встречи остается мало, и позвала Агату одеть ее.

– Достань отделанное черным бархатом темно-зеленое суконное платье, черный плащ и вуаль из Шантильи!

Агата медленно выглянула из-за сундука и с беспокойством посмотрела на хозяйку.

– Куда собирается идти ваша светлость в таком траурном наряде? Безусловно, не к госпоже Ченами, как обычно…

Агата, преданная служанка, не стеснялась в выражениях, и обычно Марианна терпела ее замечания, но сегодня это пришло не вовремя. Беспокойство о Зоэ лишило Марианну привычной выдержки.

– С каких это пор ты смеешь задавать мне вопросы? – сухо оборвала она. – Я иду туда, куда мне надо. Делай побыстрей то, что я тебе сказала, вот и все!

– Но когда господин виконт вернется…

– Скажешь ему, что знаешь: я ушла… и пусть он подождет меня. Я не знаю, когда освобожусь.

Агата больше не настаивала и стала искать требуемую одежду, в то время как Марианна поспешила снять платье из розового батиста, слишком яркое для встречи в церкви, тем более что Зоэ рекомендовала ей прийти в вуали.

Подавая ей темное платье, обиженная нагоняем Агата спросила, поджав губы:

– Должна ли я позвать Гракха, чтобы заложить карету?

– Нет, я пойду пешком. Ходьба полезна для здоровья, а Флоренция такой город, где надо ходить, если хочешь все увидеть…

– Госпожа знает, что она будет по пояс заляпана грязью?