– Я готова!

Он взял ее за руку и увлек за собой. Они миновали еще одну низкую дверь и оказались у подножия башни на мосту через очень широкий и глубокий ров. Деревянная лестница спускалась в этот ров, и Марианна машинально глянула вниз, где мелькали огни фонарей. Но тут же она попятилась и в страхе вскрикнула: среди утоптанного грязного снега, охраняемая двумя стражниками вздымалась зловещая конструкция, отвратительная деревянная рама красного цвета с треугольным ножом наверху: гильотина!

Расширившимися глазами смотрела Марианна на дьявольскую машину. Она дрожала так сильно, что Наполеон нежно обвил ее рукой и прижал к себе.

– Это ужасно, не правда ли? Я знаю это, поверь! И никто больше меня не ненавидит это жестокое приспособление.

– Зачем же тогда…

– Чтобы наказать, как должно! Сейчас тут умрет человек! Он ждет в карцере башни, и никто, кроме нескольких тщательно подобранных людей, которые будут присутствовать при его казни, не узнает, какой суд его приговорил! Но этот человек – преступник исключительный, такие негодяи редко встречаются. Прошлым летом он хладнокровно убил Никола Малерусса после того, как заманил его в ловушку и с помощью сообщников доставил связанного и с кляпом во рту в Пасси, в дом, где жил Язон Бофор. Там он перерезал ему горло, но это было только одно из его многочисленных преступлений. Несколько десятков человек, моих солдат, содержавшихся в плену на английских понтонах, погибли, разорванные собаками, которых этот отверженный обучил травле…

С тех пор как Наполеон сообщил, что виновные находятся в его руках, Марианну не оставляло предчувствие, что она услышит и это. Она давно знала, кто убил Никола. Но она не могла поверить, что такой дьявольски хитрый человек может быть пойман. Однако последние произнесенные Наполеоном слова ослепительным светом разогнали мрак сомнения.

Но остатки его были сильнее разума, и она воскликнула:

– Сир! Вы действительно уверены, что и в этот раз не ошиблись?

Он вздрогнул и устремил на нее внезапно похолодевший взгляд.

– Не собираешься ли ты просить пощады и для этого?

– Пусть Бог простит, сир, если это действительно он!

– Идем! Я покажу его тебе.

Они проникли в башню, пройдя кордегардию, поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в готическом зале, четыре свода которого поддерживал громадный центральный пилон. Здесь дежурил тюремный смотритель и… Видок, чья высокая фигура сложилась вдвое при виде Императора. По углам помещения окованные железом двери вели в камеры, находящиеся в башенках. Наполеон жестом подозвал смотрителя.

– Открой без шума окошко. Госпожа хочет видеть заключенного.

Человек направился в угол, открыл зарешеченное окошко и поклонился.

– Подойди, – сказал Наполеон Марианне, – и посмотри!

С чувством гадливости она подошла к двери, страшась и одновременно желая того, что она увидит, но особенно опасаясь найти там незнакомое лицо, лицо какого-нибудь несчастного, которого удалось каким-то образом подсунуть вместо подлинного виновного.

Стоящая на табурете лампа освещала внутренность круглой камеры. В высоком конусообразном камине весело потрескивали дрова, а на топчане растянулся человек, закованный по рукам и ногам, и Марианна с первого взгляда установила, что это именно тот, кого она надеялась и боялась увидеть. Перед ней был Франсис Кранмер, человек, чье имя она одно время носила.

Он спал. Но сном неспокойным, лихорадочным, напомнившим ей маленького испанского аббата в тюрьме Лафорс, сном человека, испытывающего страх, который терзает его даже в сновидениях… Перед глазами Марианны промелькнула тонкая белая рука и осторожно закрыла смотровое окошко.

– Итак? – спросил Наполеон. – На этот раз это действительно он?

Неспособная вымолвить хоть слово, она сделала утвердительный знак, но ей пришлось опереться о стену, настолько сильным было ее волнение, вызванное и мрачной радостью, и своего рода ужасом, а также изумлением при виде попавшего наконец в ловушку демона, который едва не разрушил навсегда ее жизнь… Когда она немного оправилась, то, подняв глаза, увидела перед собой Императора, с беспокойством смотревшего на нее, а дальше – замершего Видока.

– Следовательно, – сказала она, помолчав, – это для него то, что… я… видела внизу?

– Да. И я повторяю тебе, что ненавижу это орудие, под ножом которого я видел погибшими столько невинных, и оно приводит меня в ужас, но этот человек не заслужил права пасть под пулями, как солдат. Ведь не из-за тебя и даже не из-за Никола Малерусса я приношу в жертву его голову, а в память моих ребят, искромсанных этим мясником.

– И это произойдет… когда?

– Сейчас! Вот, кстати, и священник…

Из тени лестницы появился пожилой человек в черной сутане, с требником в руке. Марианна покачала головой:

– Он не захочет. Ведь он не католик.

– Я знаю, но найти пастора оказалось невозможным. Какая, впрочем, разница, из чьих уст в момент смерти будут обращены к Богу слова надежды и на его милосердие, главное, чтобы они были произнесены.

Слегка поклонившись, священник направился к закрытой двери вслед за угодливо поспешившим смотрителем. Марианна нервно схватила Наполеона за руку.

– Сир!.. Уйдем отсюда! Я…

– Ты не хочешь видеть это? Я не удивлен. Более того, в мои намерения не входило заставить тебя присутствовать при подобном зрелище. Я только хотел, чтобы ты убедилась, что мое правосудие на этот раз не ошиблось и ничто не сможет воспрепятствовать ему. Спустимся вниз, если только ты не желаешь попрощаться с ним.

Она сделала знак, что нет, и почти побежала к лестнице. Нет, она не хотела вновь увидеть Франсиса, она не хотела показать, что одержала верх над ним в момент, когда он готовился к смерти, чтобы хотя бы последние мысли этого человека, которого она когда-то любила и чье имя носила, не были при виде ее отравлены ненавистью. Если раскаяние было возможно для такого человека, она не смеет сбить его с благочестивого пути.

Оставив Императора сзади, она спустилась по лестнице, пробежала по мосту, стараясь не смотреть на ужасную машину, и оказалась в белой пустыне огромного двора. Ударивший в лицо порыв ветра принес ей облегчение. Она подставила ему пылающее лицо. Снова пошел снег. Несколько хлопьев попало ей на губы. Она с наслаждением вдохнула их свежесть, затем, повернувшись, подождала, пока подойдет менее проворный Наполеон. Он снова взял ее под руку, и они неторопливо направились к павильону королевы.

– А остальные? – внезапно спросила Марианна. – Их тоже поймали?

– Старуха Фаншон и ее банда? Не беспокойся, они все под замком, и за ними достаточно грехов, кроме этого дела, чтобы казнить их или отправить на вечную каторгу. Их будут судить в законном порядке, и им воздадут должное. Для подобного же субъекта это было невозможно. Он чересчур много знал, и Англии, возможно, удалось бы организовать ему побег. Сохранение тайны вынудило действовать так.

Они вернулись в пустынный зал, где Рустан поддерживал огонь. Наполеон вздохнул и снял усыпанную снегом треуголку.

– Теперь поговорим о тебе. Когда дороги станут немного лучше, ты отправишься в Италию. Я обязан удовлетворить требования твоего супруга, ибо они законны. Император не имеет права отказать князю Сант’Анна в желании увидеть свою жену.

– Я не жена ему! – яростно запротестовала Марианна. – И вы это прекрасно знаете, сир! Вы знаете, почему я вступила в брак с ним! Ребенка больше нет, и ничто не связывает меня с… этим призраком!

– Ты остаешься его женой, даже если это пустое слово. И я не понимаю, Марианна, почему ты не хочешь выполнить свой долг! Ты, которую я всегда считал такой мужественной! Ты согласилась помочь тому несчастному, ибо он не может жить в нормальных условиях… и теперь, когда ты не в состоянии выполнить свою часть договора, у тебя даже не хватает мужества на откровенный разговор с ним? Ты меня удивляешь…

– Скажите лучше, что я вас разочаровала! Но я не могу ничего с собой поделать, сир, я боюсь! Да, я боюсь этого дома и того, что в нем, этого невидимого человека и призраков, которые бродят вокруг него. Все женщины этой семьи… умерли насильственной смертью! А я хочу жить, жить ради Язона!

– Было время, когда ты хотела жить ради меня! – с оттенком грусти заметил Наполеон. – Как все изменчиво! Как изменчивы женщины… Откровенно говоря, мне кажется, что я любил тебя больше, ибо во мне еще не все умерло, и если бы ты захотела…

Она сделала протестующий жест…

– Нет-нет, сир! Только не это! Через секунду вы предложите мне… удобный для всех выход, который подсказала мне однажды Фортюнэ Гамелен. Он, безусловно, удовлетворил бы князя Сант’Анна, но я, я хочу сохранить себя для того, кого люблю, и не рисковать!

– Хорошо, хватит об этом! – сказал Наполеон сухим тоном, давшим понять Марианне, как она его задела.

В своей мужской гордыне он, может быть, думал, что часа любви с ним будет достаточно, чтобы сделать менее жгучими сожаления о Язоне и вернуть ее, отныне покорную, к той жизни, которую он должен был определить для нее.

– Тебе надо поехать туда, Марианна, – продолжал он после короткого молчания, – политика и честь требуют этого. Ты должна встретиться со своим супругом. Но не бойся, он ничего тебе не сделает.

– Откуда вы знаете? – забыв об учтивости, с горечью спросила Марианна.

– Я позабочусь об этом. Ты поедешь не одна! Кроме этого странного человека, практически удочерившего тебя, с тобой будет эскорт… вооруженный эскорт, который будет повсюду сопровождать тебя и останется в твоем распоряжении.

Марианна сделала большие глаза.

– Эскорт? Меня? Но на каком основании?

– Скажем… на основании того, что ты будешь чрезвычайным послом! В самом деле, я пошлю тебя к моей сестре Элизе и не в Лукку, а во Флоренцию. Оттуда тебе будет просто урегулировать взаимоотношения с твоим мужем, не подвергая себя ни малейшей опасности, ибо я передам с тобой соответствующее послание великой герцогине Тосканской. Я имею в виду, что даже там мое покровительство распространяется на тебя, и пусть об этом знают!