— Давайте обсудим условия! — деловито улыбнулась женщина.


Забежав домой между радио и клубом, Наташа мимоходом заметила Макса. Как всегда, если он не спал, то был на кухне рядом с бутылкой.

— Опять?! — простонала девушка из прихожей.

Нервно прошла в его комнату. На постели — сошедшая на пол лавина простыней, обе подушки — грязные, исковерканные, пустая бутылка из-под водки торчит горлышком под кроватью… Джинсы и майка почему-то тоже на полу. Промахнулся по стулу, что ли? Телевизор работает неизвестно кому. Занавеска небрежно задрана. Хорошо, что обе створки окна нараспашку, а то от этого амбре можно было бы задохнуться. Наташа подняла бутылку и понесла ее Максу.

— Тебе самому не надоело? — начала она сразу с наездом. — У тебя комната, как у алкоголика со стажем! Во что ты превращаешься?! Макс, я не собираюсь это терпеть! Я знаю, есть женщины, которые мучаются с пьяницами годами, но мне и недели хватило!

— Отстань, — прошептал он таким естественным голосом, как будто был совсем трезвый.

Наташа от неожиданности аж засмотрелась на его припухшие глаза.

— Ты что, плакал? — она отставила пустую бутылку в сторону и присела возле Максима на корточки.

Поставив локти на стол, он прятался за кулаком в ладони, и только бросил на Наташу посторонний взгляд из своего укрытия.

— Катя кушала? — решила Наташа сменить тему.

— Не знаю, — последовал равнодушный ответ. — Я тут накричал на нее…

Казалось, он осознает свою вину, но это для него на втором плане. Как меняется человек… Ему уже наплевать на любимую дочку…

— Пойду, посмотрю, как она, — предупредила девушка и ушла в комнату.

Катюшка лежала на своей кровати, свернувшись клубочком, и спала. Она наревелась и уснула, это было ясно по растрепанной прическе и волосам, мокрым, прилипшим к щекам. Наташа и сама плакала. Не знала, будить девочку, чтобы она поела, или пусть спит, лишь бы не видела своего отца? Не отвезла до сих пор Катю к бабушке только по одной причине: чтобы она не рассказала родителям Макса, в каком состоянии находится их единственный сын… Стояла, обессилено повиснув на лестнице, ведущей к Кате на кровать, и молила Бога, в которого не верит, чтобы этот кошмар хоть когда-нибудь закончился.

Наташа поделила дубликаты ключей и договорилась с мамой, что в клубе они дежурят по очереди. Евгения идет туда после работы, то есть в шесть вечера, а Наташа приезжает к десяти и остается до утра.


В четверг Наташа все же решилась на крайнюю меру: собрала Катю и повезла подальше от папы.

— Я не хочу, чтобы Катя видела его в таком состоянии,? — объясняла она родителям Максима, стараясь не обидеть их чувства. — Я не представляю, сколько это еще продлится, поэтому пусть Катя пока у вас на неопределенный срок останется… Если бы я знала, как обращаться с человеком, у которого такой непроходимый запой… А я впервые Макса таким вижу.

— Конечно, Максим страдает! — фыркнула Мария Анатольевна недовольно. — Там такая любовь была!

Наташа закусила губу, чтобы не расплакаться от обиды, но это не помогло — мимика выдавала ее с потрохами.

— Маш, нельзя так! — строго упрекнул жену Виктор.

У Наташи зазвонил сотовый — клубные дела, и она с радостью отошла в комнату поговорить. А потом вернулась и, раз уж свекровь ее так не любит, выдумала, что нужно спешить на работу.

— Я провожу до двора, — вызвался Виктор.

А уже на улице приобнял девчонку за плечи.

— Не злись на Машку, — попросил он. — Она у нас такая. Она же не моряк, вот и не привыкла быть командой. Побывала бы она на корабле в открытом море! Ведь если случается неприятность, представь, например, корабль тонет, и ты решаешь: бросить корабль и пытаться в одиночку доплыть до берега, или остаться со всеми и попытаться устранить неисправность. И шанс выжить есть именно у тех, кто остался с командой. А тот, кто пошел на берег вплавь — утонет. Сил не хватит, — и улыбнулся: — Забыл, к чему это я… А, про Машку! Вот Машка сама за себя, она не может быть с командой. Она бы прыгнула за борт. А про Макса — не переживай. У каждого мужика запои бывают. Потерпи. Он руки на тебя не поднимает?

— Да нет, — опустила Наташа голову.

— Потерпи, потерпи.


Шла от их дома по двору тридцать девятой пятиэтажки, потом по двору тридцать седьмой. Практически добралась до своей тридцать пятой — вон этот дом, пятнадцать лет жизни справа на горе, метров пятьдесят вверх по бетонной лестнице. Но Наташе вниз — на остановку.

— О, Наташ, привет! — услышала она женский голос и обернулась.

Сестра Карена как раз спускалась по лестнице, вышла из-за поворота.

— Давно я тебя не видела! — продолжала она. — С год, наверное!

— Аида, я же в Москве живу, приезжаю только на каникулы, и то в Дагомыс.

— А ты куда? — весело продолжала армянка. — Давай подвезу? Я на стоянку за машиной иду.

— Да мне вряд ли по пути, — мялась Наташа. — Я на кладбище. Четвертого сентября меня здесь не будет…

— Ну, так тем более! Отсюда же нет прямых маршруток!

Заезжать в глубь Аида не стала, высадила Наташу возле часовни, а сама поехала по своим делам. Хотя настаивала составить Наташе компанию, но та призналась, что хочет побыть одна.

Сидя на краешке нагретой солнцем могилы, плакала, повиснув на плечах гранитной плиты. Карен был старше нее на два года, а сейчас она на год старше него. Есть способ остановить время.

Вечный покой. Если вы бывали на большом кладбище в одиночку, вы знаете, что такое вечный покой. Время здесь не идет ни быстро, ни медленно. Время здесь просто отсутствует. Это вакуум. Возможно, другие кладбища — темные, заросшие высокими деревьями, заплетенные лианами или покрытые мхом — на таких Наташа не была, но видела их из окна машины, катаясь с Максимом в близлежащие города и возвращаясь оттуда по единственной трассе, связывающей Сочи с остальной Россией. Но это кладбище — место, куда не боишься попасть. Здесь смерть совсем не страшна. Смерть — это просто переезд в залитое солнцем, безмолвное, умиротворяющее пространство с видом на море и город вдалеке… С этих высот кажется, что Бог совсем рядом. Вот, наверно, в этой часовне, четкими очертаниями креста врывающейся в небо прямо с вершины соседнего холма.

Наташа не верит в бога. Наташа верит только в себя. Если сейчас ей так плохо, значит, она сама делает что-то не так. Наверно, только творческая левша могла так понять рассказ про море и команду. Это Виктор не про Машку говорил… Это про нее, про Наташу. Она бежит с корабля. Полторы недели запоя — и она бежит с корабля. Максим в невменяемом состоянии — и Наташе он больше не нужен. А когда после смерти Карена в невменяемом состоянии была она — целый месяц! — почему он не кинул ее так, как сейчас кидает его она?

Пришла в клуб раньше своего времени и отпустила маму отдыхать. Кажется, в июле в Сочи в сфере развлечений разделения дней на будни и выходные нет. У студентов каникулы, и они готовы отвисать по клубам в любой день недели; много приезжих, Наташа метко выявила среди пар иногородних молодоженов, которые в Сочи, может быть, даже в свадебном путешествии. Она делала выводы, наблюдая за посетителями, за парочками на танцполе. Вот, обручальные кольца на пальцах, а парочка не может нацеловаться, словно в первую неделю романа. А вот у этих, наоборот, как раз курортный роман. Она старается произвести на него впечатление, он всячески за ней ухаживает, сразу понятно, они знакомы недавно. А потом они разъедутся по своим городам, она будет набирать телефонный номер, который он назвал наобум, и плакать.

Каждый день мама относит выручку в банк. Если бы лето длилось хотя бы до декабря, сказала Евгения, клуб окупился бы за пять месяцев. Кухни как таковой в этом клубе пока нет, есть только бар, десерты, легкие салаты и закуски, но мама планирует уже к Новому году предлагать в меню и первые, и вторые блюда. А потом, в будущем, «Эго» станет работать круглосуточно, и сможет предложить не только горячие ночные танцы, но и обеды от итальянского шеф-повара, или японскую кухню…

— Максиму придется сложнее, — поясняла Евгения. — Его доля прибыли пока только пятнадцать процентов, и эти проценты он будет вкладывать в то, чтобы купить у Алексея еще немного процентов. Мы предлагали ему некоторые поблажки, — Женя улыбнулась и потрепала дочь по плечу. — Но твой муж деловой человек! Все знают, что совместный бизнес убивает дружбу, и Максим настоял на том, что никаких поблажек быть не должно. Делим прибыль пропорционально вложенным средствам, и все. Чтобы морально никто не оказывался ни перед кем в долгу. Так что первое время мы с твоим отцом будем иметь с этого клуба гораздо больше, чем вы с Максимом.


В шесть утра была дома. Максим как всегда обнимался на кухне с бутылкой: если он недостаточно упился, то лежать или закрывать глаза он не может, потому что его сразу выворачивает наизнанку, и он упорно пьет все больше и больше, потому что хочет, чтобы его мозг просто выключился… Поспать Наташе в этот день не удастся. Она прошла к Максу и села рядом с ним за стол, аккуратно обойдя распахнутую настежь створку окна.

— Плохо? — уточнила она, сдерживая презрительную мину.

— Плохо, — ответил тот вяло. — Каждая косточка болит. И блевать тянет.

Наташа неприязненно, но заботливо убрала с его лица засаленные, неопрятные волосы и заправила их ему за уши.

— Почему ты пьешь? — спросила она с искренним интересом.

Он не ответил. Вообще был немного в прострации. Кажется, собственные физические ощущения его волнуют сейчас больше всего на свете. Бедняга, хочет спать, но не может закрыть глаза, а нужная для «отключки» доза уже просто не лезет…

— Знаешь, все это время я неправильно себя вела, — нарушила тишину Наташа. — Я должна переживать вместе с тобой, по одной и той же причине. Я этого хочу. Я должна плакать не из-за того, что мой муж напивается с утра до ночи, а из-за того, что у нас умерла твоя бывшая жена, женщина, которую ты любил, мать нашей дочери…