Макс кивнул и, не отвлекаясь, ждал продолжения.

— Он придет?

— Очень на это рассчитываю, — подтвердил парень и, снова за руку ведя Женю в будущий зал, спросил с намеком: — Почему Вам так хочется, чтобы он был?

Женя растерялась. Она ожидала вопроса, почему она спрашивает, не знакома ли она с Андреем, еще какого угодно вопроса, но не такого конкретного. Нравственные принципы, привитые мамой с самого детства, не позволяли ей, замужней женщине, расспрашивать о других мужчинах. Но Женя так хочет быть современной!

— Вы знаете, он мне нравится, — призналась она, и ее голос чуть не сорвался от собственной смелости. — Еще с тех пор, как я на родительские собрания в школу ходила…

— А как же Леша? — спросил Максим доброжелательно, без обвинений и унижений.

— Леше все равно, — вздохнула женщина. — Мы с ним уже много лет просто соседи по квартире. Расскажите про Андрея! Что он за человек? Ему можно доверять?

— Он хороший человек, — улыбался Макс, и его голос эхом разлетался под четырехметровым потолком с выведенными на обзор кривыми проводками электричества. — Только не знаю, насколько он Вам пара. Но это уже Вам решать. Андрей очень простой, Вы сами сделаете выводы, и не ошибетесь. Могу только сказать, он совершенно не целеустремленный. Это меня в нем просто бесит! Зарабатывает копейки, живет с братом и его семьей. И носит свитера десятилетней давности.

— Ну, постоянство — это хорошо! — пошутила Евгения, слегка покраснев.

Ей явно было непривычно вести подобные разговоры, и Макс не стал навязываться. Хотя эта новая сплетня еще долго не давала ему покоя. Но, раз уж между ними возникла такая раскованность, откровенность, то и Макс решил поднять вопрос, который волновал и его.

— А Вы знаете имя Наташиной настоящей матери? — поинтересовался он у своей тещи.

— Не знаю, — огрызнулась та. Похоже, это больная тема.

— Не Лидия, случайно? — подступился мужчина робко.

— Я не знаю!

— Скажите, Женя… А… Наташа родилась второго мая? Или двадцатого, как написано в ее паспорте?

На Женины глаза набежали слезы: она четко осознала, что ход этой истории уже необратим. Только смотрела Максиму в глаза, изредка отворачиваясь вздохнуть и набраться сил, и снова поднимала на него взгляд. В этом зале нет окон, и все освещение только от переносного прожектора строителей, который валяется на полу и ярко слепит Женино лицо. Освещение снизу, как правило, не украшает людей. Женя повернулась спиной к лампе и к Максиму.

— Мы добавили нолик. Дату надо было поменять, иначе соседи бы все поняли. И мы просто добавили нолик… — она укусила себя за губу, чтобы не расплакаться: все поняла. Но спросила: — Откуда Вы это знаете?

— Лидия учится со мной в аспирантуре, на той же специальности, на том же курсе, — объяснил Макс. — Мы подружились, а однажды разговорились под вино, и она рассказала мне историю, очень похожую на ту, которую Вы мне рассказывали о Наташином рождении. Да, кстати, она называла свою брошенную дочку Эвелинкой, и у меня сомнений не осталось. Сочи — маленький город.

Женя повернула к нему голову, терпеливо, но тихо, едва различимо, спросила:

— Наташа уже знает?

— Нет, — спокойно покачал Максим головой.

— Я всегда этого так боялась! — воскликнула женщина. — Бросили ребенка в Сочи, в Сочи удочерили… Чего еще было ожидать? — тут же принялась рыться дрожащими руками в сумочке и вскоре все же выудила оттуда носовой платочек. Протерла слегка поплывшую тушь. Макс подошел и утешающее приобнял ее за плечи, и женщина тут же простонала: — Максим, не отбирайте у меня дочь! Это все, что у меня есть!

Слезы хлынули уже совсем неудержимо, и Женя зарылась в его объятия, не дожидаясь взаимности.

— Мне шестнадцать лет понадобилось, чтобы полюбить ее! — выла Женя, пытаясь прервать рыдания, чтобы высказаться. — Она самый близкий мой человечек! Несмотря ни на что! Я ей все простила! — ссылалась Женя на что-то, чего Максим еще не знает. — Это мой ребенок, Максим, понимаете? Вы же знаете, что такое ребенок! Не отбирайте у меня Наташу!

— Успокойтесь! — просил Максим тихо. Также всегда успокаивает Катюшку: голосом и нежными поглаживаниями. — Я Вам не враг. Успокойтесь. Я не собираюсь ей об этом рассказывать.

— Тогда зачем Вы вообще лезете в эту историю? — не сдержалась Евгения.

Да, действительно, — зачем? Зачем выпытал это признание у Лидии? Зачем рассказал сейчас Евгении? Зачем он причиняет боль другим людям? Зачем делает то, что ему хочется, наплевав на остальных? Затем, что эгоист, всегда таким был и навсегда таким останется.

— Я люблю Вашу дочь, — говорил он Жене тихо на ухо, и его шепот, разбавленный строительной акустикой, звучал просто магически. — Я ее люблю, Женя. И мне интересно все, что ее касается. Я хочу узнать все: ее происхождение, ее характер, судьбы ее родителей, даже если их больше двух. Понимаете, Женя? Это касается моей девушки, и мне интересна любая мелочь, а уж такие детали — тем более. И я стремлюсь просто знать. Я не хочу вмешиваться! Я не буду вмешиваться. Успокойтесь. Доверяйте мне.

Евгения слегка отстранилась от Максима. Он не очень высокий, и она с легкостью видела его глаза, смотрящие прямо, открыто. Нет, он не подведет ее. Она зажмурилась, словно отгораживаясь от неприятных переживаний, всхлипнула несколько раз по инерции и для проверки надежности этого человека, уточнила:

— А той женщине, Лидии, Вы о Наташе не рассказали?

— Нет.

— Почему?

Макс пожал плечами.

Двое рабочих из коридора кричали: «Хозяин!» Они уже повесили вывеску, даже подключали, проверяли, как она светится. Максим ушел с ними принимать работу, а Женя направилась в кабинет, где есть окна, где светло. Надо привести себя в порядок, подправить макияж.

В темном зале было так прохладно, а на улице лето. Здание снаружи уже выглядит полностью готовым. Бежевый с кварцевыми блестками фасад смотрит прямо на улицу Горького, призывно кокетничая изящной яркой вывеской ««ЭГО» Ночной клуб» и такой же изящной лестницей под зеленый мрамор с элегантными металлическими поручнями. Осталось только вымыть ступеньки. Если с верхней площадки лестницы протянуть руку, то, кажется, можно дотянуться до окна директорского кабинета. На стекле уже прилеплена сигнализационная заклепка.

Завтра все школьники страны пишут экзаменационное сочинение. А послезавтра обещала приехать Наташа. От Лидии Максим спрятался под предлогом того, что жена у него очень ревнивая, и пробудет она в Сочи аж до сентября. У Лиды, может, и небольшой опыт по части мужчин, но эту отговорку она расценила как нежелание больше дружить.

Максим подвез Евгению до дома.

— Вы такой страшный человек, Максим, — сказала она на прощание. — Вы можете одним своим словом непредсказуемо перевернуть жизни трех людей. Вы можете пройтись по головам ради своего развлечения… Что Вы, по всей видимости, и делаете…

Максим поймал за руку тещу, готовую выскочить из машины и прятаться в своей берлоге.

— Я ничего никому из них не скажу. Я Вам обещаю. Считайте, что про Лидию знаете только Вы. Решайте сами, не бойтесь, все зависит только от Вас.

* * *

Максим проснулся в пять утра. Непривычно, когда с тобой в постели есть кто-то еще. Уже непривычно. За окном отчетливо высвечивались утренние сумерки. Прохладно. Лето. Максим сел в кровати и долго еще вслушивался в глубокую городскую тишину, разбавленную только звуками природы. Утро. Начало. Как хорошо, когда с тобой в постели есть кто-то еще!

Максим гладил Наташу по голове, по мягоньким бархатным волосам, нежно, слегка прикасаясь. С каждой минутой становилось все светлее, и Максим видел ее все разборчивее. Легкая занавеска слегка колыхалась от свежего ветерка в распахнутой створке, и от того же ветерка ёжилась Наташка, сквозь сон натягивая одеяло себе на ушки. Мерзлюка.

Сутки в поезде — и ей ужасно хотелось в душ. Купались вместе: Наташа не желала расставаться с Максимом ни на минуту. Она странная. За эти четыре с половиной месяца словно прожила целую жизнь — столько мудрости и опыта в ней чувствовалось. Теперь даже Макс не мог с уверенностью сказать, кто из них старше.

— Ты сможешь дать мне тысяч пять на одежду? — спрашивала она неохотно. — У меня сейчас очень туго с деньгами.

— Конечно, зайка. Работа не ладится?

— Клуб, где мы работали с группой, навернулся… Я подыскала другое место, и там мы благополучно проработали три месяца. Бесплатно. Нас кинули. Так мы и распались… — вздыхала. — Теперь я только в ресторане работаю. Поем ерунду всякую: Киркорова, Валерию… В общем, то, что и без нас поют повсюду.

— Никакого самовыражения, да? — догадался Макс.

Наташа поджала губы. Чуть не плакала.

— Да, — ответила она. — Простая жизнь. Такая, какая есть.

А потом сидели вместе на кровати, обнимались.

— Может, мне не надо было уезжать отсюда? — бормотала она, разглядывая плечи Максима и иногда смело заглядывая ему в лицо. — Мне так тебя не хватало! Правда! Не знаю, насколько ты мне сейчас поверишь после двух лет моей учебы, но я очень скучала по тебе.

— Тебе же нравилось там учиться.

— Мне и сейчас нравится. Просто это зря. Ничего из меня не выйдет.

Наташа опустила глазки — это было глубоко личное. Макс улыбнулся:

— Так, так, так! Что случилось, малышка? — и обнял ее покрепче, прижав к груди, как младенца-Катьку когда-то. — Что с тобой?

— Куча кастингов, и ни одной захудалой роли! — выдохнула Наташа разочарованно. — Даже в этих «русских сериалах», которые штампуются пачками! А ведь у меня идеальная внешность: из меня можно сделать и принцессу, и ведьму! Неудачи выбивают меня из колеи, и на следующий раз у меня получается еще хуже. Руки опускаются.

— Ниоткуда тебя неудачи не выбивают! — возразил Максим. — Иначе как ты насобирала кучу кастингов? Ты бы уже давно остановилась. Может, тебя не берут на захудалые роли, потому что твоя роль должна быть гораздо заметнее? Ведь ты не сама придумала, что у тебя талант! Тебя же забрал во ВГИК человек, который что-то в этом понимает!