– Тебе чай, кофе? – заискивающе заглядывая Виктору в лицо, лебезила Маруся.

– Кофе.

– Сейчас, сейчас, – бестолково суетилась она.

Единственное, что у нее получилось безупречно, – зажечь газ. Маруся дернулась за праздничными чашками, стоявшими на верхней полке, но вдруг вспомнила, что на правой ноге носок в районе большого пальца порвался, а чтобы достать чашки, придется снимать тапочки и залезать на стул. Решив, что можно обойтись без праздничного сервиза, она трясущимися руками шлепнула на стол угрожающего вида пол-литровые кружки. Блюдца соответствующей расцветки почему-то отсутствовали, и Маруся, плохо соображая, что делает, поставила две суповые тарелки. Не успел проголодавшийся Виктор, которому жена не дала даже позавтракать, порадоваться, что его покормят супчиком, как Маруся с гостеприимной улыбкой плюхнула в тарелки неаккуратные бесформенные куски, отдаленно напоминавшие бутерброды, сделанные в темноте при помощи «топора».

– А что, – осторожно спросил кавалер, – мы кофе из этих тазиков будем пить?

Маруся удивленно посмотрела на него и неожиданно вскрикнула:

– Витя! Что у тебя с глазом?

– Тебе спасибо, – хмуро ответил он.

– Мне? – растерялась Маруся. – Почему мне?

– Потому что по твоей милости Верка меня избила!

Она долго переваривала услышанное, потом, так и не осознав до конца, что же это такое было, наивно поинтересовалась:

– В каком смысле избила? Это у тебя аллегории такие?

Виктор протяжно застонал и рявкнул:

– Мой фонарь похож на аллегорию?

– Она ударила тебя по лицу? – охнула Маруся, сведя брови в страдальческий домик.

– Да, и не только по лицу! У меня все тело болит.

– Она могла, – задумчиво протянула Маруся. – Твоя жена такая неженственная, такая… Но поднять на тебя руку! Ужасно!

Ее глаза наполнились слезами, и она села на стул, не обращая внимания на свистящий чайник. Дав последний гудок, чайник выплюнул свисток и угрожающе забулькал, подрагивая крышкой.

– Марина! – Виктор дернул ее за рукав, отвлекая от трагических размышлений. – Я кофе хочу.

Маруся, скорбно сгорбившись, прошаркала к полкам за кофейной баночкой, и, взяв первую попавшуюся ложку, которая оказалась столовой, щедро зачерпнула растворимой кофейной пыли. Бухнув первую ложку, она машинально зачерпнула вторую, но Виктор бдительно схватил ее за руку и сообщил, что хочет еще пожить, поэтому одной столовой ложки вполне достаточно. Этим же черпаком Маруся полезла в сахарницу. Ее хозяйственность удручала. Желудок скручивали голодные спазмы, и Виктор решил отложить разбор полетов до конца трапезы. Взяв двумя руками невероятных размеров бутерброд и пытаясь откусить, он едва не вывихнул челюсть. По высоте шедевр в его широко открытый рот не вписался, поэтому пришлось, как хомячку, надгрызать эту хлебную башню, объедая по краям.

– Вкусно? – поинтересовалась Маруся, напрашиваясь на комплимент.

Виктор хмуро взглянул на нее, сосредоточенно работая челюстями. Вскоре чувство голода притупилось. Он так устал от поедания этого кирпича, что на второй бутерброд уже не решился. Отхлебнув кофе из огромной бадьи, Виктор поморщился. В кружке плескался отвратительный приторный сироп.

«Ладно, – подумал он, – со временем научится. Главное, чтобы старалась угодить».

А что, как не чувство вины, заставляет человека совершать несвойственные ему поступки, наступать на собственную гордость и изо всех сил пытаться угодить ближнему? Маруся была великолепным материалом: пресловутое чувство вины затопило бедняжку до самой макушки и плескалось в ее круглых глазах. Это был костер с вечным огнем, туда лишь изредка надо было подкидывать веточки.

Откинувшись на стуле, Виктор посмотрел на виновато сутулящуюся девушку:

– Кто тебя просил ходить к Веронике?

Тишина.

– Я вынужден был уйти из дома. Вернуться обратно я уже никогда не смогу.

Всхлип.

– Из-за тебя я попал в безвыходную ситуацию.

Маруся жалостливо шмыгнула носом и уставилась в окно.

– Мне даже ночевать теперь негде.

Как он и ожидал, она оживилась:

– Ты же можешь жить у нас.

– На каком основании? С какой стати? Комнату, что ли, снимать?

– Нет, – придушенно пискнула Маруся, – как мой жених.

Она в ужасе опустила голову и съежилась, ожидая его реакции. Создалась какая-то вывернутая наизнанку ситуация. Вроде как она делала Виктору предложение и с трепетом ждала ответа. В мечтах все происходило иначе. Это Виктор должен был, красиво оформив официальное предложение руки и сердца, некоторое время помучиться в неведении: согласится ли любимая на столь серьезный шаг? И уж, конечно, это не должно было случиться в неприбранной кухне под гнетом неприглядных обстоятельств.

– Я так не могу, – процедил Виктор. – Да и родители твои вряд ли обрадуются.

– Я с ними поговорю, – залебезила Маруся. – Давай я познакомлю тебя с мамой. Мам! – завопила она на всю квартиру.

Валентина Макаровна, изнывавшая за стеной, примчалась едва ли не галопом. Она сидела, прижавшись ухом к стенке, но слышимость была отвратительная, можно было лишь угадывать, что они там говорят. От напряженного подслушивания у нее даже начала побаливать голова, так что Марусин вопль оказался очень кстати.

Ворвавшись в кухню, мама приветливо улыбнулась мгновенно подобравшемуся кавалеру и ласково пропела:

– Ой, у нас гости! А я задремала, не слышала…

Подразумевалось, что Маруся подхватит игру и представит маму жениху. Но отупевшая от смятения дочь даже не подумала помочь. Она лишь жалобно хлопала глазами и смотрела на мать, как голодный теленок.

– Мариночка! – Мама подошла к ней и слегка пихнула в спину. – Познакомь меня с молодым человеком.

Виктор не понравился Валентине Макаровне. Марусина любовь оказалась смазливым блондинистым красавчиком лет тридцати. Узкие плечи, ямочка на подбородке и влажные яркие губы. Под глазом претендента на руку и сердце красовался выразительный фингал, который мама долго и вдумчиво рассматривала с чувством глубокого удовлетворения. Неизвестная жена, похоже, от души потрудилась над гулякой. Не о таком зяте она мечтала, определенно не о таком!

Виктор, понимая, что невеста сейчас все испортит, вскочил, галантно заграбастал руку предполагаемой тещи для поцелуя, по-гусарски коротко кивнул и щелкнул пятками:

– Разрешите представиться, Виктор! А вы, вероятно, Мариночкина сестра. И скорее всего младшая…

Лесть была грубой и неприятной, особенно покоробило Валентину Макаровну предположение о том, что она моложе Марины. Это было даже оскорбительно. Не подав вида, она позволила лобызнуть захваченную конечность и, приторно улыбаясь, проворковала:

– Валентина Макаровна, Маринина мама.

Разошедшийся жених опрометчиво развил тему, начав ахать и вздыхать по поводу ее редкостной красоты и моложавости. У Валентины Макаровны возникло ощущение, что ее облили липкой душной патокой. Осталось лишь обвалять в перьях и отволочь на суд Линча. Ассоциация добавила негатива в ее отношение к новоявленному члену семьи, и она твердо решила любой ценой не допустить этого брака.

Виктору же предполагаемая теща очень приглянулась. Ласково обронив: «Ты б еще в кастрюли кофе налила», мама ловко накрыла стол заново, окончательно купив Виктора предложением пообедать.

Кормить отвратительного гостя она решила по одной простой причине: понимая, что в борьбе за счастье дочери все средства хороши, Валентина Макаровна намеревалась продемонстрировать абсолютную непригодность Маруси для семейной жизни. За дело она взялась профессионально. Спихнув дочь с табуретки, она села, закинув ногу на ногу, и проникновенно сказала:

– Мариш, я что-то неважно себя чувствую, похлопочи вместо меня. – И обратилась к Виктору: – Вы уж извините, Маруся у нас к хозяйству не приучена, мы посчитали, что учеба важнее. Вы согласны?

Тот утвердительно кивнул.

– А вы вместе учитесь? – пошла в наступление Валентина Макаровна.

– Нет, что вы, я давно работаю.

– Где?

– В закрытом НИИ, в лаборатории, – скромно улыбнулся Виктор.

Будучи парнем недалеким, он не сообразил, что подобной формулировкой можно сразить только неискушенную Марусю, которая воспринимала Виктора чуть ли не как героического советского разведчика. Валентина Макаровна сразу просекла ситуацию и приуныла. Она и сама работала в НИИ, соответственно прекрасно знала, что на работе парень решает кроссворды и треплет языком в курилке, за что и получает соответствующее денежное вознаграждение. Нет, она не была меркантильной, и новый русский в качестве зятя ее бы тоже не устроил, но нищий лаборант… Если бы он хоть человеком был хорошим, а тут такое ничтожество. Семья у них среднего достатка, заподозрить Виктора в корысти сложно, если только…

– А где вы живете?

Вопрос застал его врасплох и ударил по больному месту. Решив давить на жалость, Виктор наябедничал на Марусю, сообщив, что она учинила скандал с его женой, в результате чего он остался без крыши над головой.

– Но я не сержусь, – добавил Виктор, томно глянув на Марину, гремевшую тарелками. – Я люблю вашу дочь! – воскликнул он, проникновенно заглянув в глаза Валентине Макаровне и побуждая ее подхватить тему.

Не на ту напал! Ей стало ясно: мужик остался без жилплощади и пытается теперь обвинить во всем Марусю. Хотя дочь, конечно, приложила руку к этому делу.

– И какие у вас планы? – сурово спросила мама.

Виктор проворно сполз на пол, приняв коленопреклоненную позу, и, картинно взмахнув тощими клешнями, произнес:

– Я пришел просить руки вашей дочери. Мы любим друг друга.

– В подобных случаях принято приходить не с пустыми руками, – язвительно заметила Валентина Макаровна.

Маруся шкрябала половником по внутренностям пятилитровой кастрюли, исходящей паром и благоухающей только что разогретыми наваристыми щами, и напряженно вслушивалась в диалог, боясь повернуться.