Сьюзен Джонсон - Пылкий любовник

– Ты что, совсем с ума сошел?

– А почему бы и нет?

Маркиз подошел к столу и налил себе бренди.

– Ты развращенный, самовлюбленный тип! – Щеки Венеры вспыхнули от негодования. – Сам не понимаешь, что даже мыслью такой оскорбляешь меня!

– Как знать… – отозвался Джек неожиданно сухо и сделал большой глоток. – А все те женщины, которые лезли в мою постель только из-за моего титула и денег… они не оскорбляли меня? Или думать о таком – ниже вашего достоинства?

– Но при чем здесь я? – Венера смотрела на него пристально, пытаясь понять и еще не веря в то, что происходит. – Мне не нужны твои деньги! Титул тоже можешь оставить себе… Так же, как и все эти платья!..

Джек смотрел на нее, не в силах сказать ни слова. Потом осушил бокал и налил еще. Он понимал, что совершает нечто ужасное, но его словно засасывало в какой-то неодолимый мутный водоворот. Маркиз был почти в панике, не знал, что делать, как преодолеть это безумие, охватывавшее его.

– Ты решил напиться прямо с утра? Может, мне уйти, чтобы не стеснять тебя?

Венера, неподвижно, как огромный, пламенеющий цветок, стояла в центре комнаты. Только губы подрагивали на бледном лице и с неожиданной болью смотрели потемневшие изумрудные глаза.

Джек молчал. В голове было пусто, как в комнате, из которой только что вынесли мебель.

– Может, лучше мне совсем уехать?.. Джек, ответь! Через пять минут будет поздно!

Слова прозвучали холодным бездушным эхом. Джек чувствовал, как все леденеет внутри.

– Я не знаю, – с трудом разжимая губы, пробормотал он. Поставил бокал мимо столика и шагнул к ней. – Нет! Не уходи!

– Что с тобой, Джек?

Она инстинктивно загораживалась, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Я не знаю… Не знаю!

Он склонился, схватил Венеру за плечи, начал жадно целовать ее шею, открытую грудь.

– Я боюсь… – бормотал он, все сильнее сжимая ее плечи, – боюсь потерять тебя…

– Ты боишься потерять свою свободу, – спокойно отозвалась Венера, не обращая внимания на то, что платье свалилось с плеч. Весь ее вид говорил о том, что она только покоряется обстоятельствам, сама при этом, не испытывая ничего.

– Не уходи!.. – как безумный повторял Джек. Он отпустил ее плечи и, приподняв тяжелые полушария грудей, принялся покрывать их жаркими поцелуями.

– Я… не уйду… – Голос Венеры все же дрогнул. Она часто и глубоко задышала, все ниже опуская голову. – И свобода твоя… мне тоже не нужна…

Джек подхватил ее на руки и, не переставая целовать, понес в спальню. В голове по-прежнему крутилась какая-то карусель, но теперь не было той страшной пустоты, которая еще минуту назад окружала его со всех сторон. Венера была рядом, он чувствовал тепло ее тела, ее запах и хотел только одного – чтобы так продолжалось вечно.

Он бросил ее на кровать, но Венера только рассмеялась и продолжала тихонько посмеиваться, глядя, как он пытается справиться с брюками.

– Там, по-моему, столько, что брюки сейчас сами лопнут…

Джек проворчал что-то неразборчивое и рванул с такой силой, что затрещала материя.

– Осторожнее… А то мы на одежде разоримся…

– Поговори… Поговори еще…

Он уже стоял перед ней на коленях, все еще пытаясь расстегнуть пояс.

– Я так и не поняла: ты прогоняешь меня или нет? Или решил пока оставить? Осторожнее, за платье уже заплачено… И наверняка немало… – Венера замерла, ощутив, как его рука скользит между ее ног, все выше задирая юбку. – Да… Теперь я поняла… Оно действует на тебя… как красная тряпка… на быка…

– Пока оставляю…

Джек слышал, как, сминаясь, шуршит шелк ее платья, ощущал нежнейшую теплоту кожи и чувствовал, что больше всего на свете хотел именно этого.

Венера рассмеялась, своей рукой освобождая то, что и так рвалось наружу из брюк маркиза. Он со стоном рухнул на нее…

– Винченцо, хоть ты пожалей меня, – обиженным тоном сказала Сара, искоса поглядывая на любовника. – Ты же знаешь, что рано или поздно я все равно выйду замуж за человека своего круга.

Тоненькие брови мисс Палмер сдвинулись в напряженном раздумье.

Они лежали на кровати, занимавшей добрую половину крохотной комнаты над бакалейным магазином. Жилье в центре Лондона дорогое, и юный учитель танцев еще не заработал денег на особняк или хотя бы на приличную квартиру. Пахло ванилью и еще какими-то заморскими пряностями, но Винченцо к этому давно привык.

– Я думал, ты любишь меня, – хмуро отозвался итальянец, искоса взглядывая на нее.

– Конечно, люблю! – с готовностью отозвалась Сара. – Только это ничего не меняет. Я собираюсь выйти замуж за маркиза Рэдвера. Потому что он богатый. И знатный… И все в Лондоне хотят выйти за него замуж…

– Тогда я вызову его на дуэль, – угрюмо проговорил Винченцо, перевернулся на живот и лег, подставив кулак под подбородок.

Сара с изумлением и некоторым испугом уставилась на своего возлюбленного. Итальянец и сам испугался того, что сказал, но смотрел на нее вызывающе.

Сара не знала, что делать. Иногда, оставаясь по вечерам в одиночестве, ей казалось, что она на самом деле любит Винченцо. Но родители не уставали повторять, что ей необходимо удачно выйти замуж. Годы идут… Да и нужно как-то укреплять престиж недавно купленного баронства. Ведь дедушка Сары был простым, хоть и удачливым торговцем. Роскошный особняк в центре Лондона прибавлял Палмерам вес в обществе, но на свежеиспеченный за пару тысяч фунтов баронский герб многие смотрели, не скрывая презрительной усмешки.

– Винченцо, что ты говоришь? Не вздумай! Если все узнают о нашей связи, то моя репутация…

– Значит, в любовники я гожусь, – возразил, вновь воспламеняясь, итальянец, – но только чтобы никто не знал?! Мне уже поперек горла все эти ваши кастовые предрассудки!

– Конечно, все это ужасная глупость! – поспешила согласиться Сара. – Ты так танцуешь, что все эти графы и пэры тебе в подметки не годятся! Но что делать – не я это придумала… Иди ко мне, милый. Поцелуй меня, и забудем обо всем. – Перекатившись на живот, она обняла его за шею. – То, что я буду замужем, ничего не изменит в наших отношениях… Все так делают!

Винченцо жил в Англии недавно, однако еще на родине успел понять, что аристократические браки мало к чему обязывают супругов.

– А если ты родишь от меня ребенка?

– Мы постараемся, чтобы он не родился.

– А если все-таки? – продолжал выпытывать Винченцо, хотя ответ знал заранее.

– Тогда он будет богатым и знатным маркизом Рэдвером.

– Но он будет похож на итальянца!

– Милый, ну зачем ты меня мучаешь? Ты же знаешь, что нам нельзя иметь ребенка… А если ты перестанешь болтать, мы можем придумать более приятное занятие, – прошептала она, скользя рукой все ниже по его животу.

Винченцо глубоко вздохнул и произнес, будто размышляя про себя:

– Кара миа! Иногда ты кажешься мне божественной… а иногда ты такая дрянь. Когда-нибудь я ударю тебя!

– А я разве запрещаю? Делай со мной что хочешь! Я согласна…

Сара села на разгоряченное тело итальянца, уперев руки ему в грудь.

– Я не позволю тебе выйти за него замуж, – проговорил Винченцо, судорожно вздыхая. – Что ты на это скажешь?

– Я скажу, что нам нужно перестать болтать и наконец, заняться делом. Мне через два часа надо быть дома. Матушка и так, по-моему, что-то подозревает…

– Хорошо, – вздохнул он.

– О! Винченцо!.. – прошептала она, начиная приподниматься и приседать. – Какие могут быть разговоры?..

Винченцо уже не думал ни о каких разговорах, да и о чем в такую минуту способен думать мужчина?

В следующие две недели всеобщий интерес сосредоточился на предстоящих скачках «Дерби». О них говорили везде: начиная с дешевых пабов в порту и кончая элитными клубами, открытыми только для самых избранных. Это были недели, когда ожидание праздника ломало сословные барьеры и о грядущем событии на эпсомском поле могли разговориться на улице граф и простой грузчик.

Чем «Дерби» выделялись из десятков подобных им скачек, проводимых ежегодно по всей Англии, мало кто задумывался. Скорее всего, качеством участвующих лошадей и размером ставок. Большинство людей вряд ли смогут отличить хорошую лошадь от скакуна выдающихся достоинств. Но когда каждый заезд оценивается в сотни тысяч фунтов, все становятся специалистами. О лошадях говорится везде с утра до вечера, и лучшие рысаки из чьей-то собственности как бы переходят в разряд национального достояния.

Охваченные всеобщим, нетерпением, Джек и Венера еще за два дня до скачек отправились в небольшой городок Лоули-Милл, где располагались конюшни маркиза. К этому времени в Эпсоме и окрестностях собралась шикарная лондонская публика, но они упорно отвергали все приглашения присоединиться к какой-нибудь компании и старались как можно больше времени проводить вдвоем. Об этом не говорилось ни слова, но оба помнили: после скачек Венере нужно возвращаться во Францию.

Джек временами грустнел, впадал в меланхолию и тогда позволял Венере все. Она не преминула этим воспользоваться и послала в Лондон за своим гардеробом. Ибо творения миссис Причетт, может, и подходили для сельской глуши Каслро, но для «Дерби», где ежегодно собирался весь сиятельный Лондон, надо было подобрать что-то более изысканное.

Последнее приобретение Джека – вороной по кличке Счастливец считался одним из фаворитов, поэтому они, как ни избегали этого, все же оказались в центре внимания.

В среду, когда любовники появились на ипподроме перед началом первых забегов, Джеку пришлось прокладывать путь среди густой толпы зрителей. Он нервничал и не успевал отвечать на приветствия и пожелания победы.

– Я что-то не понимаю, – с ехидцей спросила Венера, – кто участвует в забеге: ты или Счастливец?

– Да им наплевать и на Счастливца, и на меня, – вполголоса ответил Джек, не переставая излучать вежливую улыбку. – Все дело в деньгах. Мне один букмекер шепнул, что выигрыш в этом забеге будет под сто тысяч фунтов… Какое, в сущности, скотство! – Он вздохнул, подходя к загону, где тревожно встряхивал головой и бил копытом Счастливец. – Ведь лошади очень умные животные, они лучше нас чувствуют этот разгул вожделений…