Подобно животным, боящимся покинуть свою клетку, Ти всю неделю просидела в комнате. Агнес приносила ей на подносе еду, но она не могла есть.

– Что говорит Дедушка?

– Что тут говорить? Его сердце разбито.

– Он будет со мной разговаривать?

– Будет, будет.

Она хотела знать, что происходит, что должно случиться. Стоя за приоткрытой дверью, она ясно слышала разговор Дедушки и Агнес. Они сидели в кабинете.

– Наши девушки, по крайней мере, знают, как уберечь себя, – говорила Агнес. – Они носят с собой ножницы или булавки – Она засмеялась. – Это не всегда помогает, но они хотя бы знают, что происходит, если что-то происходит! Молодые белые леди – бедный ребенок – они глупы, как младенцы, пока не выйдут замуж!

Разговор стал неразборчивым, наконец Дедушка сказал:

– Что ж, пусть все идет, как есть, Агнес, ничего не поделаешь… Мы любим ее, и мы поможем ей. Если ее мать когда-нибудь узнает…

– Господь и святые угодники, это убьет ее!

– Не думаю, – мрачно сказал Дедушка. – Ей будет тяжело жить. По крайней мере, здесь.

И Дедушке тоже, подумала Ти. Она прижалась лбом к двери. Если бы я могла умереть и забрать это… Но я не верю этому, правда… Это ошибка. Все должно каким-то образом исправиться… Но как?

– Клайда нашли на другой стороне острова, – сказала Агнес. – В Лайм-Рок. Кажется, у него там семья.

– Да? Неужели? Я хочу, чтобы ты кое-что передала ему. Скажи ему… скажи ему, что я хочу его видеть. Он нужен мне, чтобы поехать на рыбалку. Он знает, как обращаться с моей лодкой.

Через шесть дней вечером Дедушка наконец пришел в комнату к Ти. Она просто сидела у окна и глядела на сумерки, когда почувствовала, что он стоит на пороге.

– Можно? – мягко спросил он. Он вошел и сел в противоположном углу. – Я должен тебе кое-что сказать, но сначала вот что… Я сегодня ездил на рыбалку. Лодкой управлял Клайд. Произошел… несчастный случай. Океан был очень неспокойным. Он упал за борт, и я не смог помочь ему… Он всегда плохо плавал.

Она не отозвалась.

– Я подумал, что ты захочешь узнать.

Она посмотрела на своего Деда, ожидавшего ответа. Его усталые глаза светились заботой. В ее глазах не было ничего, кроме пустоты. Она чувствовала, как внутри нее нарастает волна безжизненности. Клайд умер, и это сделал Дедушка. Факт был прост, но ее мозг работал так медленно, что ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать его.

Дедушка подошел к ней, погладил по волосам:

– Тяжело. Справедливость и милосердие. Да, – пробормотал он про себя. – Тяжело. Очень тяжело.

«Значит, он мертв. Мертвы Браунинги, королевский попугай и каменные цветы Гауди в Барселоне. Юношеские мечты. Зачем ты все это испортил, не только мне, но и себе? У тебя было столько всего, ради чего стоило жить; даже если бы ни одна мечта не осуществилась, сколько всего было у тебя в душе».

«Странно, – подумала она, – я уже не чувствую той злобы, что была раньше. Что-то изменилось. Дедушка рад, что он мертв. А мне жаль, ужасно жаль».

– Ти, девочка, – произнес Дедушка, – я все обдумал. Ты поедешь во Францию. У меня в Париже есть старый друг, художник. Он сделает для меня все, что угодно. И для тебя. Я доверяю ему.

– Франция, – повторила она.

– Во Франции на подобные вещи смотрят иначе, чем у нас.

Он имеет в виду скандал. Хотя он страшно гордился своим французским происхождением, он всегда говорил, что у французов нет морали.

– А потом?

– Посмотрим. Не все сразу. С тобой поедет Агнес. На корабле вы, конечно, будете есть порознь, но во Франции она будет твоей подругой. Вы сможете жить вместе, вместе сидеть за одним столом.

– Вместе за одним столом?

– Да, во Франции это возможно. У них нет предрассудков насчет цвета кожи. Она позаботится о тебе. Она знает, что делать. Может, пойдем поедим? Агнес сказала, что ты ничего не ешь.

– Я не чувствую голода.

– Пойдем, Адела все еще на кухне. Она даст тебе печенья и фруктов. Пойдем. Они думают, что у тебя была лихорадка.

– Дедушка, – прошептала она, – я не знаю, смогу ли я все это выдержать.

– Ты выдержишь. Мы – сильная семья.

– Я – нет. – Она была застенчивой и любила книги, разве они все не говорили ей об этом постоянно?

– Сильная. Это внутри тебя. Как гибкое дерево, которое не ломается во время урагана.

Он обнял ее за плечи. В полумраке она увидела слезы в его глазах.

Она отплывала из Форт-де-Франс на Мартинике в конце месяца.

– Но она уже слишком большая, чтобы посылать ее в школу теперь! – протестовала Джулия. Ей пятнадцать, ей уже пора знакомиться с молодыми людьми. Она говорила это уже раз десять, и сейчас, в последнее воскресенье перед отъездом Ти, она снова и снова повторяла эти слова.

Ти водила ложкой по тарелке с крабовым супом. Этот суп обычно готовили по праздникам. Также как и черепаху и гуся, которые ожидали своей очереди на литых серебряных блюдах.

– Во Франции ты увидишь снег, – произнес Верджил, ведя светскую беседу.

– Он как сахарный песок, в своем роде, – с готовностью объяснил дядя Герберт. – Представь себе песок, который сыплется с неба, только он холодный и белый.

– Ты ничего не ешь! – воскликнула Джулия.

– Она волнуется, – прервал Джулию Дедушка. – Это вполне естественно перед таким путешествием, не так ли? – Но его глаза умоляюще смотрели на Ти.

Ради него она проглотила еще ложку супа. Что я буду без тебя делать, Дедушка? Я так боюсь ехать, а еще больше – оставаться.

Она пережила обед, а два дня спустя – отплытие.

С высоты палубы Ти ясно видела все лица: слезы Джулии и постоянную дедушкину улыбку. С самого утра на корабль грузили топливо – женщины носили на головах уголь, растянувшись в длинную цепочку от навеса до трюма. Наконец их работа была закончена, трап убран. На борту было написано:

КОМПАНИ ЖЕНЕРАЛЬ ТРАНСАТЛАНТИК

Корабль дрогнул и подался назад. Из форта прощальным залпом ударила пушка. Выстрел поднял в воздух стаю чаек и олуш. Судно развернулось по направлению к открытому морю.

– Я никогда не вернусь сюда, – сказала Ти.

– Вернетесь! Обязательно вернетесь! – воскликнула Агнес.

– Нет, никогда. Возможно, только, чтобы быть похороненной. Да, пусть меня похоронят дома.

– Что за разговоры в вашем возрасте? Спуститесь вниз, выпейте кофе. Там целая коробка миндального печенья и торт.

– Нет, не сейчас.

Я стою у борта, смотрю и не могу оторваться. Я покидаю тебя, Дедушка, я покидаю тебя, Мама, мне так грустно, потому что по-своему ты тоже любила меня. Сколько мыслей в голове! Кто будет ездить на Принцессе, когда по утрам станет прохладнее, кто будет приносить сахар в конюшню? Спросит ли кто-нибудь обо мне, когда в школе начнутся занятия, или поинтересуются, почему я уехала? Мои книги – они, наверное, раздадут их, как папины вещи, когда он умер. И тогда на Сен-Фелисе ничего от меня не останется, вообще ничего.

Вот теперь – прощайте. Прощайте, Морн Блю и маленькая речка Спратт, ветер и солнце и та девочка, которой я была. Я не совсем точно знаю куда я еду, но я знаю, что так нужно.

К середине дня остров остался позади. Так далеко, что казался завитком облака на небе. Или черепахой, спящей черепахой, отдыхающей в море, подумала Ти, как когда-то, когда была маленькой девочкой.

Глава 2

От порыва северного ветра задребезжали стекла в окнах расположенной в мансарде студии.

– Жаль, что ваш первый день в Париже такой неприветливый. По сравнению с Сен-Фелисе контраст, наверное, просто ужасающий, – сказал Анатоль Да Кунья.

Ти перестала рассматривать носки своих запыленных туфель, подняла глаза и увидела, что он разглядывает ее. Взгляд его был приветливым, а сами глаза, как и его волосы и измазанные краской кончики пальцев, были какие-то красновато-коричневые.

– Вот, можете прочитать письмо, – произнес он. Дедушкин почерк – четкий и ровный, его подпись напоминает темные деревья в роще: Верджил Хорас Фрэнсис.

– Не нужно, я знаю, что в нем.

– В таком случае, избавимся от него. Смотрите. Разорванный листок летит в огонь, пламя объедает его края, и, наконец, он исчезает.

– Теперь, Тереза, никто о вас ничего не знает, кроме вашей служанки, которой вы доверяете, и меня, кому доверяет ваш дедушка.

– А почему он вам доверяет?

– Потому что я в долгу перед ним и он знает, что я этого не забыл. Мне тогда было восемнадцать – сейчас мне сорок, а он дружил со мной. Нет необходимости вдаваться в подробности. Просто он дружил со мной, евреем, не имевшим никакого положения на острове…

– Вы еврей? Семья Да Кунья…

– Еврейская. Или была еврейской. В семнадцатом веке они перебрались туда из Португалии через Бразилию. Занимались торговлей, разной коммерцией на всех островах. Все они, конечно, стали англиканами. Кроме моей ветви. Я – последняя веточка на ней. А с вашим дедушкой мы не виделись двадцать лет, тогда он был в Европе в последний раз.

Сколько всего сразу навалилось на нее в этот день, день, когда она впервые попала в огромный, подавляющий город. Она даже не представляла, что такое может быть: невероятное количество автомобилей, длинные улицы и этот дом, такой высокий, что за ним можно разглядеть только крыши других домов. Такое впечатление, что ты попал в ловушку. Здесь, в прохладной комнате повсюду были картины. В углу Ти увидела портрет обнаженной женщины, совершенно обнаженной, даже тень не скрывала ее наготы. Но если Дедушке нравится этот странный человек, значит, все в порядке.

– Марсель! – позвал Анатоль. – Можешь войти, Марсель. Тереза, познакомьтесь, это моя подруга. Она живет здесь со мной.

Ти протянула руку. Длинные ногти Марсель царапнули ей ладонь. Она поцеловала Ти в щеку. Вне всякого сомнения, у обнаженной женщины на портрете было ее лицо – резкие черты, подчеркивающие ум.