– За все это время я не видела ни одного топора, - задумчиво произнесла Кристен. - В доме есть всякое другое оружие, кроме этого. Меня не удивит, Оутер, если все топоры где-то прячут и запирают на ключ, потому что саксонский лорд очень предусмотрителен на этот счет.

– В таком случае, нам нужен ключ от кандалов и от двери.

– А вы знаете, у кого хранятся все ключи? - спросила она.

– У Лаймана, того самого, который руководит постройкой стены.

Кристен помнила его, но не видела с тех пор, как ее разлучили с друзьями.

– Он не появляется в доме. Должно быть, он живет не в поместье.

Она видела, как они восприняли это известие. Их разочарование болью отозвалось в ее сердце. Господи, как это все несправедливо!

Оутер потрепал ее по подбородку.

– Ну же, кузина, не вешай носа! Мы что-нибудь придумаем. Они начинают привыкать к нам, и их бдительность понемножку ослабевает. Рано или поздно кто-нибудь из них совершит оплошность, и мы ею воспользуемся!

– Ко мне они тоже понемногу привыкают, но все равно не доверяют. - Кристен нахмурилась. - Сегодня мне в первый раз разрешили выйти из дому.

– А вот та девушка, Эдри, за которой приударяет Бьярни. Как ты думаешь, ее можно будет уговорить помочь нам, если ему удастся добиться ее расположения?

У Кристен расширились глаза, а потом она расхохоталась.

– Господи, вы ничего не упустите! Но теперь, когда вы упомянули об этом, я припоминаю, что она казалась разочарованной, когда ей сказали, что сегодня не она понесет вам ужин. - Она окинула Бьярни критическим взглядом. - Как ты ухитряешься ухаживать за девушкой, если даже не можешь говорить на ее языке?

– Торольф подсказывает мне нужные слова, - с лукавой улыбкой ответил Бьярни.

– Ах, вот как! - Кристен тоже улыбнулась.

– А этой девушке позволяют выходить из дому? - спросил Оутер.

– Да, насколько мне известно. Но я очень мало знаю об Эдри, поэтому не могу сказать, согласится ли она помогать вам - даже ради Бьярни. Слуги все еще меня боятся и почти не разговаривают со мной, за исключением Иды, но она слепо предана своему господину. Но я попытаюсь поговорить с Эдри и выяснить, какие чувства она питает к Бьярни. По крайней мере, я расскажу ей, какой он славный и надежный парень, отличающийся редким постоянством.

Кристен произнесла эти слова с улыбкой, так как всем было известно, что молодой викинг был неисправимым ловеласом. Но среди пленников он был самым красивым. И если кто и мог заставить девушку потерять голову и предать своих соплеменников, то только Бьярни.

Пленники принялись расспрашивать Кристен о молодых дворянах, которые на днях приходили посмотреть на них. Они были очень удивлены, узнав, что один из них - король саксов и что сейчас он гостит в Уиндхерсте. Ей пришлось подробно описать его, потому что в его лице они получили бы ценного заложника, если бы он когда-нибудь приблизился к ним настолько, чтобы им удалось схватить его. Если бы король Уэссекса оказался у них в руках, они могли бы потребовать вернуть им свободу, да и ей тоже. Это было бы нетрудно.

И хотя Кристен с готовностью рассказала им все, что могла, в глубине души она сомневалась, что ее сакс когда-либо позволит королю подойти слишком близко к пленникам. Он мог беспечно относиться к своей собственной безопасности, но никогда не стал бы рисковать там, где дело касалось его короля.

Наконец Кристен напомнила им, что ужин остывает, и пленники стали доставать грубо вырезанные из дерева миски, из которых они обычно ели и которые щедро приправляли их трапезу щепками. Один только Торольф не последовал их примеру. Он усадил Кристен на пол у стены, рядом с собой, и взял ее за руку.

Но он смотрел не на нее, а в сторону. Оутер намеренно не стал расспрашивать у нее, как она поживает, убедившись своими, глазами, что она здорова и вполне довольна. Но Торольф не разделял его нежелания касаться этого деликатного вопроса.

Он безо всяких обиняков приступил прямо к делу:

– Это правда, то, что мне сказал саксонский лорд? Он тебе нравится?

Ройс был их врагом. Он сделал их рабами. Кристен знала, что должен чувствовать Торольф. Но как она могла заставить его понять, если сама себя не понимала?

Кристен тоже не стала подбирать слова, а откровенно сказала:

– Когда я смотрю на него, все внутри у меня словно поет. Я никогда не испытывала ничего подобного, Торольф.

– Ты взяла бы его в мужья?

Она горько улыбнулась, но он этого не видел.

– Да, но он не возьмет меня в жены. Он нежно сжал ее пальцы.

– Я боялся, что ты этого не понимаешь и надеешься, что он женится на тебе.

– Я не лишилась рассудка вместе со своей… Я прекрасно отдаю себе отчет, на что могу рассчитывать. Пусть даже сейчас он изменил свое мнение обо мне и стал хорошо ко мне относиться, но…

– Изменил?

– Вначале он думал, что я корабельная шлюха. Нет, Торольф! - Она улыбнулась, когда он сердито вскинул на нее глаза. - Здесь скорее нужно смеяться. Я так и сделала. И позволила ему думать, что он хочет. Он проникся ко мне таким отвращением, что это некоторое время удерживало его на расстоянии. Но потом я сама стала жалеть об этом. И я хотела этого не меньше, чем он, когда наконец… Ну, в общем, он ко мне хорошо относится, но не доверяет. В то же время он не позволяет другим мужчинам приближаться ко мне. Он даже приказал снять с меня кандалы на то время, пока здесь гостит король со своими приближенными, чтобы в случае нужды я могла защитить себя, когда его самого нет поблизости.

– Значит, он принадлежит тебе только наполовину?

– Да, и я потеряю даже эту половину, когда он женится. И все же…

Не договорив, Кристен вздохнула. Торольф снова сжал ее пальцы, показывая, что понимает ее. Он не станет лицемерить и говорить ей, что с ее стороны дурно испытывать какие-либо чувства к этому саксу. Он знал, что поступил бы так же, если бы оказался в ее положении. Он не стал бы отказывать себе в этой радости, пусть даже это и означало бы пойти на сделку со своим врагом. То, что она была женщиной и ей не приличествовало так рассуждать, не имело для Кристен никакого значения. Она была истинная дочь своей матери, а Бренна Хаардрад всегда отличалась смелостью и никогда не задумывалась о том, как полагается и как не полагается поступать женщине.

– Не грусти из-за этого, Кристен.

– Не грустить? - Она сказала это очень и тихо и немного недоуменно. - Умом я понимаю, что должна бы ненавидеть его. Одно время я действительно питала кое-какие надежды, - нехотя призналась она, - но они мгновенно улетучились, как только я увидела его невесту. И тем не менее, после того как он застал меня за попыткой освободить вас, он отвез меня купаться. Почему он так поступил?

– Ты хочешь сказать, что сам он не получил от этого никакого удовольствия?

– Он мог бы получить это удовольствие где угодно. Ему незачем было возить меня на озеро.

– Ну, вот видишь! Этот человек околдован тобой, и это навряд ли изменится.

– Околдован? Нет, это я околдована. Я знаю, что рано или поздно все равно возненавижу его, но лучше бы это случилось рано. Я хочу, чтобы он поскорее женился и охладел ко мне.

Услышав в ее голосе сердитые нотки, Торольф улыбнулся, а потом, когда она нахмурилась, не выдержал и расхохотался.

– Мне жаль твоего сакса, женщина, честное слово. Охладеть к тебе? Хвала Одину, похоже, что все как раз наоборот. Когда ты охладеешь к нему, будем надеяться, что это не разобьет ему сердце.

Кристен фыркнула, представив себе Ройса с разбитым сердцем, а потом тоже звонко рассмеялась. Все это действительно было нелепо, но она была благодарна Торольфу за эту попытку поддержать ее.

Такой ее и увидел Ройс, когда появился в дверях - сидящей чуть ли не на коленях у Торольфа, держащей его за руку и весело смеющейся вместе с ним. Его первым побуждением было оторвать ее от него и избить молодого викинга до полусмерти, но он поборол себя. Он забыл, как эти викинги относятся к ней.

Тишина, воцарившаяся в комнате, заставила Кристен повернуть голову, чтобы узнать, в чем дело, и она чуть не застонала.

– Наверное, я слишком долго задержалась здесь.

Торольф крепче сжал ее руку, когда она попыталась встать.

– Он войдет сюда, чтобы увести тебя? Этот вопрос встревожил ее.

– Ты только взгляни на него. Уверяю тебя, он не в лучшем расположении духа. Ты что, хочешь, чтобы он выволок меня отсюда за волосы?

– Просто я размышлял, что произойдет, если он попытается это сделать.

– Торольф! - воскликнула она, догадавшись наконец, что он задумал.

– Мы можем захватить его, Кристен, - тихо сказал он, не спуская глаз с Ройса. - В качестве заложника он устроит нас не меньше, чем король. К тому же здесь они не смогут осыпать нас стрелами, чтобы заставить отпустить его.

Все ее существо восставало против этого, но она попыталась спокойно урезонить его.

– Я хорошо знаю его, Торольф. Выслушай меня. Для него самое главное - безопасность его людей. Он вбил себе в голову, что если вы вырветесь на свободу, то обязательно устроите резню. И его уже невозможно переубедить. Он пожертвует своей жизнью, но не отдаст приказа освободить вас.

Но Торольф рассуждал по-другому.

– Если его жизни будет угрожать опасность, стражники его не послушают.

– Говорю тебе, ничего из этого не выйдет!

– А твой кузен с этим не согласен. Взгляни на него, Кристен. Оутер уже, по-видимому, пришел к тому же выводу, что и я. Если твой сакс настолько безрассуден, чтобы кинуться сюда за тобой, он полностью заслуживает всего, что за этим последует.

Господи, она готова была возненавидеть Торольфа за то, что он заставлял ее выбирать между ними. Если она сейчас выбежит, отсюда, никто не сделает попытки ее остановить, но она лишит своих друзей возможности обрести свободу, и никто не знает, появится ли у них когда-нибудь еще такой шанс. Если же она останется…, если она останется, то велика вероятность того, что Ройс погибнет.