Несмотря на всю критичность ситуации, Лариса не могла не рассмеяться — он еще шутит! Машина, однако, промчалась мимо — это было не такси. Лариса и Виталий посмотрели друг на друга с отчаянием, и в эту секунду Ларисе до смерти захотелось обнять его и утешить. И замереть в его объятиях, забыв и про время, и про отходящий от причала лайнер.

В этот момент, словно deus ex machina, возле них остановилось такси и пару секунд спустя, сорвавшись с места, помчалось в Пирей. Никакого разговора в машине, на который так рассчитывала давеча Лариса, у них не получилось: оба поминутно глядели на часы и кусали губы. Правда, машина неслась на хорошей скорости по практически пустым улицам, но все же, но все же…

— Шесть, — странным, словно неживым голосом уронил Виталий.

— А у вас не спешат часы? — с ужасом спросила Лариса. Ее собственные показывали без двух минут шесть.

Виталий покачал головой.

Несколько минут спустя их высадили у причала. Оба сломя голову бросились к тому месту, где должна была возвышаться белая громада «Олимпа», и почти сразу безнадежно остановились. Белый силуэт океанского лайнера вдали, озаряемый ясным утренним солнцем, стал самым кошмарным зрелищем, которое Ларисе когда-либо доводилось видеть.

— Ой, бля!.. — простонал Виталий, опускаясь на парапет набережной и закрывая лицо руками. Лариса чувствовала себя не лучше, однако она никогда не смогла бы так четко и лаконично выразить овладевшие ею эмоции.

Чудовищно долго — не менее получаса — ушло у них на поиск портовой администрации. Все, к кому они лихорадочно обращались с вопросом, были сонными, неприветливыми, не могли двух слов связать по-английски и тыкали пальцами в разные стороны. Наконец, когда администрация была найдена, Ларисе потребовалось еще как минимум десять драгоценных минут, чтобы объяснить, в какую они влипли историю. Потом стали связываться по рации с капитаном корабля. Но тот просьбу вернуться в порт за опоздавшими после целого часа пути воспринял почти как шутку. Это был один из самых ужасных по степени эмоционального накала разговоров в Ларисиной жизни, усугубленный жгучим чувством вины и полным отсутствием поддержки со стороны ее товарища по несчастью, который галантно предоставил даме вести переговоры. Все веские аргументы, включая стоимость сжигаемого топлива и бешеные тарифы за стоянку в пирейском порту, были на стороне капитана, и прошибить его эмоциями было практически невозможно. — Единственное, что я могу сделать, — сказал он, несколько смягчаясь, — подобрать вас на обратном пути. Мы остановимся возле острова Кея — он лежит у нас по курсу. Ненадолго, на полчаса, не больше. Это будет через три дня — одиннадцатого числа. Вам придется самостоятельно добираться до острова и ждать там часов с восьми утра.

— Это далеко? — с ужасом спросила Лариса, мгновенно нарисовав в уме картину десятилетних странствий Одиссея.

— Нет, один из ближайших к Афинам островов. Там ждите в порту Корисса — мы пришлем за вами шлюпку с лайнера. Если у вас нет денег, обратитесь в российское консульство, они должны помочь.

— Помогут они, как же! — мрачно усмехнулся Виталий, когда разговор был окончен и Лариса передала его содержание. — У вас есть какие-нибудь деньги? А то у меня — ни копейки.

— Это ничего, у меня с собой около трехсот евро, — успокоила его Лариса.

— Да? — Виталий немного ожил. — Тогда живем! Мы можем поселиться в хостеле.

Это слово казалось Ларисе смутно знакомым, но только смутно.

— Ну, это такая гостиница для студентов с минимальными удобствами. Но вы не волнуйтесь: там гораздо приятнее, чем в каком-нибудь совковом пансионате.

— Я не волнуюсь, — заверила его Лариса, у которой были свои счеты с пансионатами, — тем более что выбирать не приходится.

Они вновь поймали такси, водитель которого, к счастью, немного объяснялся по-английски, и Лариса попросила отвезти их в какой-нибудь хороший хостел. По иронии судьбы, точка назначения находилась прямо по соседству с ночным клубом, где они танцевали еще полтора часа назад.

— Вы ведь говорите по-английски? — спросил Виталий, который взялся руководить процессом. — Тогда попросите у них одно место в комнате на четверых для женщин и одно — в комнате на четверых для мужчин.

— На четверых? — переспросила Лариса. Таких «удобств» не было даже в пансионате.

— Ну да, здесь ведь все по-простому: есть комнаты на четверых, на шестерых, на восьмерых; чем больше народу, тем дешевле.

— А на двоих у них нет номеров?

— Есть, конечно. Но тогда нам придется жить вместе.

— А вы что-то имеете против? — с виду непринужденно спросила Лариса, стараясь не выдавать бешеный приступ волнения.

— Нет, что вы! — смешался Виталий. — Я просто подумал, что это вы, наверное, не захотите…

— Ну почему же? Раз уж мы оказались в такой ситуации… По-моему, со знакомым человеком жить приятнее, чем с тремя незнакомыми.

— Ага, — неопределенно отреагировал аниматор.

Лариса проснулась около часу дня, чувствуя себя не то чтобы разбитой, а скорее до ужаса расслабленной и неспособной мыслить ясно. Виталий еще спал. Взволнованная той нежностью, что она испытала при виде своей мечты, размеренно дышащей на соседней кровати, Лариса всматривалась в его лицо.


У нее впервые была возможность спокойно приглядеться к нему в тишине и при свете дня. Без банданы у Виталия оказался высокий лоб — Лариса и не думала, что это так изменит его внешность. Повязка на голове, надеваемая для танцев, превращала лицо аниматора в стереотип, открытый лоб же сразу создавал индивидуальность. Волосы у него, к полной неожиданности, оказались слегка вьющимися, и Лариса пришла к заключению, что лицо у мужчины ее мечты не такое простое, как ей показалось вначале. О теле она по-прежнему могла сказать не больше и не меньше, чем раньше, — до самой груди оно было укрыто простыней. Единственным новым открытием стало лишь то, что Виталий носит крестик — золотой, весьма изящной работы, на красивой цепочке с необычным плетением. Серьгу в его левом ухе — блестящий, явно искусственный золотистый камешек на винте — она, разумеется, видела и раньше, но только сейчас смогла отметить, что комплект украшений у аниматора хорошо подобран.

Считается, что спящие люди чувствуют, когда на них кто-то пристально смотрит, но Виталий спал так, словно Ларисы вообще не было в комнате. Посидев возле него еще немного, она направилась в ванную.

Когда она вернулась, Виталий сидел на кровати уже одетый и потирал лоб, как будто от интенсивного трения могли вспыхивать ценные мысли.

— Влипли мы с вами, конечно, — сказал он вместо приветствия, мельком глянув на Ларису.

— Да… — растерянно отозвалась она, не желая развивать эту больную тему. И вдруг ей пришло в голову, что последствия их опоздания для аниматора могут быть куда серьезнее, чем для нее самой, всего-то потерявшей три дня из программы.

— Вас за это уволят? — с тревогой спросила она.

Виталий усмехнулся:

— Пока не знаю.

— Трудно, должно быть, устроиться в такое место?

— Ой, не сыпьте соль на раны! — со вздохом попросил он, отправляясь умываться.

Время завтрака они давно проспали, но на кухне к ним все же отнеслись сочувственно и выделили порцию еды. Завтрак в хостеле был континентальным — булочки, масло, повидло, кофе, что никак не соответствовало понятию о завтраке для русского человека, тем более после целой ночи танцев и целого утра лихорадочной беготни. Неудовлетворенность была прямо-таки написана у Виталия на лице, но он молчал, и Лариса понимала, как нелегко ему сейчас приходится: жить за чужой счет и так не сахар, а уж за счет женщины, практически тебе незнакомой…

— Послушайте, Виталий, — сказала она, стараясь придать своему голосу как можно больше энтузиазма, — вы ведь наверняка не первый раз в Афинах?

— Ну да, — безрадостно отреагировал тот.

— Значит, вы должны знать, где тут можно хорошо и недорого позавтракать.

За то радостное оживление, которое вспыхнуло в его глазах, она готова была отдать все оставшиеся деньги. Во время второго завтрака, который по времени совпадал с обедом, Ларисе показалось, что Виталий наконец-то пришел в себя. Он пару раз пошутил и даже прокомментировал меню: мусака мало чем отличается от обычной мясной запеканки, а вот блюдо с немыслимым названием «тзатзики» — это высший пилотаж! Типа йогурта с мелко нарубленными огурцами и зеленью. Кстати, на вареную рыбу нужно выжимать лимон и поливать ее оливковым маслом, иначе будет не вкусно.

— Вы что, никогда не бывали в рыбном ресторане? — с удивлением спросил он, видя неловкие попытки своей спутницы последовать его совету.

Ларисе стало не по себе от этого вопроса. Не рассказывать же аниматору горькую правду о том, что она не может позволить себе ничего, кроме низкобюджетных забегаловок и что этот круиз стал для нее первым прорывом в совсем иную жизнь.

— Нет, — вместо всего этого ответила она. — Я вообще первый раз в Греции.

— Да, но рыбные рестораны есть где угодно — во всех средиземноморских странах. Ну и в Москве, конечно.

…И он, должно быть, регулярно в них наведывается. Ну еще бы, с таким-то образом жизни! Ночью — зажигательные танцы, днем — комфортабельный отдых, ни тебе быта, ни рутины, ни безденежья, ни одиночества… Ларисе хотелось верить, что зависть, которую она испытывает к аниматору, имеет исключительно белую окраску.

— Вы давно занимаетесь танцами? — спросила она. Ей до смерти хотелось разузнать, как люди приходят к такому завидному образу жизни.

— Лет с восьми, — ответил он.

— Надо же! А я именно с этого возраста занимаюсь английским.

Виталий не проявил ответного интереса — он опустошал тарелку с жареными осьминогами.

— А на «Олимпе» давно работаете?

— Второй год.