Она сознавала, что идет ва-банк, и была практически уверена в своем проигрыше.

— Вот из-за таких, как ты, — медленно произнес Виталий через некоторое время, видимо, усмирив бурю в душе, — я и вылетел с работы в прошлый раз. Что ты на меня так смотришь, будто ни в чем не виновата? Те девочки в танцевальной школе, где я преподавал, тоже засматривались, было приятно… А потом обсуждали меня на форуме, на сайте нашей школы, так, что модератор просто замучился стирать весь этот любовный бред. Ах, у него руки, ноги, глаза! Ах, он на меня посмотрел, ах, он мне сказал! Кличку мне придумали — Солнышко. Потом одна вот так же в постель напросилась… А когда поняла, что продолжения не будет, то закатила мне истерику прямо при администрации.

— Прости, — убито сказала Лариса.

Виталий усмехнулся:

— Ладно… Что Бог ни делает — все к лучшему. Как видишь, для хорошего профессионала устроиться — не проблема.

Единственное, что Лариса могла бы впоследствии сказать об острове Кея, — это то, что в море у его берегов высилась сверкающая белая скала лайнера «Олимп». Едва они поднялись на борт, как вокруг них сгрудились пассажиры, к ней с объятиями и расспросами кинулась Вика, затем за нее ухватилась представительница администрации, которая принялась вежливо, но твердо объяснять пассажирке, что никакой компенсации за пропущенные дни не предусмотрено, и за всей этой суетой Лариса полностью упустила из виду Виталия. А когда она наконец смогла оглядеться, его уже не было на палубе. День прошел мучительно: Ларисе пришлось многократно повествовать о своих греческих приключениях, поскольку все пассажиры лайнера были в курсе их истории и в любопытствующих не было недостатка. Одновременно ей приходилось выслушивать восторженные рассказы Вики о том, как та закрутила однодневный роман с каким-то мафиози на Сицилии, а еще раньше поднялась, овеваемая ветром, на крепостную стену Дубровника. Но горше всего было разглядывать у Вики на шее ожерелье из венецианского стекла и сознавать, что сказочный город на воде, с его каналами, гондолами и дворцами, так и останется для нее сказкой, до которой уже не дотянуться и которую она променяла на три унизительные ночи в афинском хостеле.

Вечер вопреки ее ожиданиям облегчения не принес. Казалось бы, за целый день время могло бы хоть немного засыпать котлован боли в сердце, но… Виталий наверняка сейчас был в диско-баре, где возобновил свою развлекательную программу, и это означало, что солнце готово светить всем, кроме нее.

Мысли вращались и вращались, соприкасаясь друг с другом, как тяжелые жернова, пока от их скрежета не начала разламываться голова. Но тоненькой струйкой из-под жерновов сыпался смысл всего пережитого. В той жизни, что у нее сложилась к двадцати пяти годам, солнце уже село, но ведь возможна и другая жизнь! Что, если взять да и сложить кирпичики таким образом, чтобы барак превратился в особняк? Ей смутно виделись те картины, что Виталий набросал перед ней лишь парой слов, но которые отнюдь не производили впечатления нереальных. Танцевальная школа, новые знакомства, новое тело — постройневшее, приобретшее осанку, привлекательное. Деньги на все это она займет у родителей, а потом отдаст, как только устроится в какое-нибудь частное учебное заведение. Ведь у нее неплохие козыри: тринадцатый педагогический разряд и должность старшего преподавателя. К тому же она могла бы походить на те бесплатные семинары повышения квалификации, что организуют фирмы, торгующие иностранными учебниками, а затем преподнести себя потенциальным преподавателям как донельзя продвинутого специалиста. Да, она могла бы… Нет, она может сделать шаг на солнечную сторону жизни, где вместо Виталия ей будет светить собственный успех. Король умер — да здравствует король?

На этом месте она затряслась от плача, вцепившись в поручни и повернув голову так, чтобы ее лицо не видел никто, кроме чаек…

Хотелось бы сказать, что, вволю нарыдавшись в ту ночь, утром Лариса приняла решение… Но нет, она не успела его принять. Сразу после завтрака, когда они с Викой гуляли по палубе, прощаясь с морем (к вечеру лайнер прибывал в Сочи), Лариса вдруг заметила идущего по направлению к ним Виталия. И вновь, как в то утро, когда она впервые увидела его спящим в гостиничном номере, он показался ей другим человеком — похожим на солнце в ранние утренние часы, пока его ясность и свежесть еще не успели смениться сухостью и зноем.

Славное открытое лицо, в меру простое, в меру интеллигентное, дружелюбный, по-хорошему самоуверенный взгляд, приятная раскрепощенность в каждом движении, отличная осанка. Он был на удивление просто одет — в ничем не примечательную рубашку с коротким рукавом и легкие брюки, бандана на голове отсутствовала, а золотая цепочка крестика была не заметна в узком вырезе рубашки. Эта простота его облика еще более усилила ощущение, что сегодня Виталий предстал перед ней в новой ипостаси: не на пьедестале и не в интимной близости. И почему-то именно сейчас он вызвал у Ларисы наибольший внутренний трепет.

Поздоровавшись, он попросил Ларису спуститься с ним в ее каюту для небольшого разговора. Внутренний трепет у Ларисы перешел в дрожь, а в глазах у Вики вспыхнул смертельный интерес к происходящему. Будь Ларисина соседка собакой, она бы сейчас непременно сделала стойку на дичь.

В каюте у Ларисы Виталий огляделся, произнес несколько вступительных фраз о том, что у кают такого класса оптимальное соотношение цена — качество: иллюминатор есть, а без наворотов, свойственных люксу, нормальный человек легко может обойтись. Из всей его речи Лариса вынесла только одно: обратившись к ней на вы в присутствии Вики, аниматор почему-то не собирается менять формальный стиль общения.

— Ну, давайте подведем итоги, — перешел он наконец к цели своего визита. — Сколько мы с вами прокутили в Афинах?

— У меня с собой было около двухсот восьмидесяти евро, — ответила Лариса, — не осталось ничего.

— Значит, пополам — сто сорок. Но сделаем поправку на то, что вы можете неточно помнить начальную сумму.

Виталий раскрыл бумажник и протянул ей двести евро.

— Спасибо вам огромное, вы меня очень выручили.

— Вы с ума сошли! — воскликнула Лариса, отстраняясь. — Я столько не возьму!

Виталий с улыбкой положил деньги на Ларисину кровать.

— Нет-нет, как говорят в американских фильмах, протест отклоняется. Если бы не вы, спать мне эти три дня на пляже и рыться в помойных баках. Вы даже не представляете, как я вам признателен!

Лариса отвела глаза. Ей не верилось, что это говорит тот же человек, что обвинял ее на пароме.

— У вас все в порядке с работой? — спросила она, заставляя себя поднять взгляд. — Вас не…

— Нет, все в порядке, — бодрым голосом опередил ее Виталий.

— Тогда… Тогда я за вас рада.

— Да, все хорошо, что хорошо кончается.

В его спокойном веселом тоне не чувствовалось ни малейшей наигранности. Похоже, в эти минуты аниматор действительно не испытывал к ней ничего, кроме доброжелательного безразличия.

Иллюминатор был открыт, и в этот момент влетевший в каюту ветерок подхватил одну из положенных на кровать купюр и уронил ее на пол. Виталий нагнулся, чтобы ее поднять. С плохо сдерживаемым отчаянием Лариса наблюдала за тем, как легко и грациозно, словно танцевальное па, исполнил он самое обыденное движение. Больше эта легкость и грация не имели к ней ни малейшего отношения.

— Что ж, еще раз спасибо вам, — сказал Виталий, профессионально улыбнувшись, — и всего хорошего!

Лариса обреченно кивнула. Сил на ответ у нее не нашлось. Вокруг был непроглядный мрак, в сотни раз чернее того, что наступает с приходом ночи. Кромешная тьма без единого проблеска надежды. Именно в таком мраке, должно быть, и оказывается человек, положенный в гроб и засыпанный землей. Виталий вышел из каюты, не оглядываясь, и закрыл за собой дверь. Вид на его стройную фигуру со спины, фотографически запечатлевшийся в памяти Ларисы, мог бы стать последним, что осталось у нее от знакомства с аниматором, если бы не лежащие на постели деньги.

Сознавая умом, что это не более чем возвращенный с лихвой долг, душой она воспринимала их однозначно: плата проститутке от щедрого клиента. Лариса медленно протянула руку за банкнотами и положила их в кошелек. «И ведь самое страшное, — подумалось ей, — что я по-прежнему готова на все, даже на то, чтобы тайком остаться на борту лайнера, лишь бы это не была наша последняя встреча».

«А самое смешное, — размышляла она тогда, когда боль немного притупилась и стало возможно сравнивать Виталия с его предшественником Трофимовым, — что я не могу даже утешить себя тем, что вот, мол, опять нарвалась на мерзавца. Он был безупречен во всех отношениях — словно солнце, без единого пятна». Подходил к концу июль, и Лариса коротала время на даче, в целительном покое и ничем не нарушаемой тишине. Лето выдалось пасмурным и дождливым, но очень грибным. Бродя по лесу с лукошком, Лариса вспоминала свои греческие приключения как мелькнувший на большом экране трагический и красочный фильм. Почему-то назойливее других маячил в памяти один и тот же кадр: Виталий грациозным, как в балете, движением подхватывает с пола упавшую банкноту. В тот момент, когда он нагибался, его крестик выпал из-под расстегнутой рубашки, повиснув на цепочке, и Лариса вдруг заметила, что это не православный крестильный крест вроде того, что носила она сама, а просто крестообразное украшение в христианском стиле. Которое отлично гармонировало с золотистым камушком у него в ухе…

Июль — мертвый сезон для вузовских преподавателей — был идеальным временем, для того чтобы реализовать зародившиеся у нее на борту лайнера планы. Когда как не сейчас всерьез заняться поисками новой работы! Но идея перестроить свою жизнь была отложена Ларисой в самый дальний ящик сознания, а сам ящик плотно задвинут. Вначале она внушала себе, что для правильной перестройки жизни необходимо сначала оправиться от потрясений, а уж потом, собравшись с силами, кропотливо, кирпичик за кирпичиком, выкладывать стены нового здания. Но вот собраться с силами никак не удавалось. Чем дальше, тем больше она чувствовала себя вялой и сонливой, тем меньше хотелось что-либо предпринимать, и тем благостнее казались послеобеденная сиеста и поздний подъем по утрам.