Ляля Брик - Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски

Катя вышла с работы, и хотя времени у нее было в обрез, неторопливо зашагала по улице. Она знала, что сегодня у нее такая уйма дел, что не проклюнется ни одной свободной — секундочки. И все же ей не хотелось спешить, все же как-никак день рождения и потому может она вполне позволить себе несколько минут спокойной прогулки. Тем более погода, как по заказу, установилась замечательная; всю неделю город бомбардировали дожди, а его воздушное пространство заполнял прохладный воздух. А сегодня с утра природа, словно поздравляя ее, вывесила на небосклоне сковородку жаркого солнца, которое буквально за считанные часы, словно испытывая нестерпимую жажду, слизало с земли все лужи.

Катя с благодарностью подумала о своей начальнице отдела, которая отпустила ее с обеда. И это несмотря на то, что в бухгалтерии сейчас самая горячая пора. Близится окончание полугодия и все с утра до вечера с головой погружены в бумажно-цифровое море отчетов. А Алла Семеновна, отказавшись на несколько минуток от пребывания в гордом одиночестве в своем начальственном кабинете, сама подошла к ней, поздравила ее и сказала, что разрешает ей уйти со второй половины рабочего дня. И, может, напрасно она до сих пор недолюбливала свою руководительницу, или, как называют ее в отделе, шефиню, считала, что та чересчур придирается, словно старшина в роте, требует неукоснительного соблюдения дисциплины и даже за минутное опоздание способна лишить премиальных. А на самом деле она совсем и не злая, а несчастная одинокая женщина, без мужа и детей, вынужденная каждый день возвращаться в свое пустое и холодное, как пещера, пристанище. Однажды Катя побывала у нее дома и до сих пор помнит, как стало ей неуютно, когда ее взгляд упал на аккуратно застеленную, узкую, как вагонная полка, предназначенную только для одного тела тахту. Нет, она ни за какую руководящую зарплату не хотела бы оказаться в ее положении, хотя деньги их семье весьма нужны. Именно в тот момент она ясно поняла, какое же это счастье, что у нее есть ее Петенька и двое прелестных сорванцов, на которых она часто сердится, но которые ей приносят огромную и ни с чем несравнимую радость.

Внезапно ей захотелось поскорее оказаться дома. Сперва она была против намерения мужа устроить, как он выразился, «грандиозное шоу по случаю ее дня рождения». Тем более, что все предыдущие годы они отмечали его скромно и тихо, в узком семейном кругу ну и, само собой разумеется, плюс ее самая близкая да по сути дела и единственная подруга Зина. Поэтому Катя стала возражать, тем более, что и дата некруглая, но Петя даже не стал ее слушать. «Вот потому и надо отметить, что не круглая», — тоном, не терпящем возражения, заявил он.

— Тридцать девять — последний год, когда ты еще у меня молодушка. А потом как ни крути, будешь ты уже старушенцией. Пятый десяток — это уже солидный возраст. По себе знаю. И то болит, и это, — притворно схватился он поочередно за живот и сердце.

Она рассмеялась, вот уж на что, а на здоровье пока Петр, слава Богу, не жалуется. Да и рано жаловаться, хотя и в правду ему пошел уже пятый десяток, но ведь он старше ее всего-то на каких-то полтора годика. И все же его слова неожиданно для нее самой, словно колотушкой, слегка ударили по голове; а ведь прав он, в самом деле, еще один круговорот природы — и она перейдет через этот возрастной перевал. Старость вроде бы еще далече, где-то там за холмами еще не прожитых лет, но уже как бы приближается своими шаркающими шагами. Ей вдруг стало как-то тревожно и зябко, что-то странное и непривычное внезапно вломилось, словно непрошеный гость, в тело и в душу, внося ноту беспокойства в ее обычное спокойно-уравновешенное состояние. К ней пришла поразившая ее мысль о том, что по сути дела вся пьеса ее жизни уже сыграна, никаких новых сюжетных поворотов, как во много раз виденном фильме, в ней больше не предвидится. Все так же год за годом она будет ходить как стрелки часов по одному и тому же маршруту: из дома на работу, с работы — домой, готовить ужин, стирать белье, проверять у детей уроки, смотреть перед сном вместо приема снотворного очередной телесериал, который усыпляет ничуть не хуже… И это все, что ей осталась, задала она себе риторический вопрос? Но с другой стороны, разве это так уж и плохо и так уж мало, когда есть дом, семья, когда каждую ночь вместе с тобой в одну постель ложится любящий тебя мужчина? Почему она должна желать каких-то перемен, не случайно же мудрые люди говорят, что от добра добра не ищут. И она тоже не собирается заниматься этими бесплодными поисками. Она не Зинка, которая только тем и увлечена, что бесконечно раскладывает карты своей судьбы заново, постоянно меняет мужей, квартиры, любовников. Но много ли она познала счастья от этой чехарды перемен? А ведь ларчик-то открывается просто, она так и не встретила человека, который стал бы для нее единственным и незаменимым до конца ее дней. Вот и мечется, как мячик на футбольном поле между игроками, от одного к другому. И ничего хорошего в том, как живет Зинка, нет.

Недалеко от работы располагался большой универсам, и Катя решила, что все необходимые компоненты для вечернего застолья она раздобудет здесь. Петр перед тем, как уйти на работу, муж отвалил ей целую гору денег, и предупредил, чтобы она не скупилась, и ради такого события тратила столько, сколько душе угодно. А он еще заработает.

Она улыбнулась: в последнее время он стал больше получать; кооператив, где он работал, освоил какой-то новый вид продукции, которую, как выражался в приливе радости муж, «все стали хватать тремя руками». И если раньше она была вынуждена выгадывать каждый рубль, то теперь могла расходовать рубли спокойней, не боясь, что денежный поток, вытекающий из ее кошелька, иссякнет в любую секунду. До чего же все-таки ей повезло со спутником жизни, а ведь когда она выходила замуж, не все одобряли ее выбор. Та же самая Зина отговаривала ее, говорила, что ничего путного из их брака, как из протухшего яйца, не вылупится. А почему, собственно, не вылупится? Только потому, что за ее плечами институт, а за его — лишь техникум? Но разве от этого зависит семейное счастье? А может, Зина просто им завидует? Хотя она сама и трижды побывала замужем, но вот у нее-то как раз ничего хорошего из этих попыток так ни разу и не получилось…

Уйдя в свои мысли, Катя даже не заметила, как наполнила тележку товаром. Как же она все это довезет до дома? Она прошла через кассу и стала рассовывать покупки по сумке и пакетам. Ну, ничего, как-нибудь доползет, не впервые же она так нагрузилась.

Домой она пришла почти без сил, выгрузила покупки на стол и села на табурет. Впереди предстояло главное испытание — превратить купленную гору продуктов во вкусные и внешне привлекательные блюда. Готовить она хотя и умела, но занятие это не слишком жаловала. В первые годы замужества ежедневная вахта на кухне была самым неприятным моментом, омрачающим темной краской в целом счастливый и светлый фон ее семейного бытия. Но потом она втянулась и в это дело, даже стала иногда осторожно импровизировать у плиты и, кроме традиционных котлет и рыбьих жареных хвостов, подавать еще что-нибудь, как выражался ее благоверный, экзотическое. Но сейчас ей было не до экзотики, Петр собрал целую толпу, даже своего брата из деревни вызвал, с которым у него были не самые лучшие отношения. А у того — четверо потомков и если он, словно петух, весь этот выводок потянет за собой, то она даже не представляет, где они все рассядутся. Петр же не думает о таких мелочах, не думает о том, какая нагрузка падает на ее хрупкие плечи, дабы достойно отметить этот день, не ударить в грязь лицом перед гостями. Между прочим, мог бы отпроситься пораньше и поколдовать с ней рядом у плиты…

Гости быстро заполонили квартиру, которая стала напоминать автобус в часы пик. Ее худшие опасения оправдались, брат мужа притащил за собой весь свой большой семейный обоз, и желающих посидеть оказалось намного больше, чем самих сидячих мест. Пришлось одалживать пару табуретов у соседей по лестничной площадке. Катя смотрела на собравшихся людей и чувствовала себя немного неловко. Ведь они все явились сюда ради нее, отложили свои повседневные дела, дабы вместе с ней отпраздновать день ее появления на свет божий. А она как-то не привыкла быть в центре всеобщего внимания, находиться в фокусе наведенных на нее более десятка разноцветных, как шарики на демонстрации, пар глаз. Не случайно Зина зовет ее «мышкой», намекая, что она подобно этому маленькому юркому зверьку, стремится всегда прошмыгнуть незаметно. И, между прочим, абсолютно верное наблюдение, она действительно старается все делать тихо, лишний раз не попадаться на глаза начальству. Даже в семье старается не докучать мужу своими просьбами, насколько это возможно, все решать сама. Иногда эта гипертрофированная не то скромность, не то застенчивость обходится ей боком. Не будь она такой тихоней, давно бы сидела в кабинетике с кондиционером, который сейчас обдувает дородные телеса Аллы Семеновны, потому что все знают, что, как специалист, она превосходит всех в отделе и самое заковыристое в их бухгалтерском деле непременно поручается ей. Но ведь известно, что повышают не за заслуги на трудовом фронте, не за знания, а за умение понравиться вышестоящему начальнику. А вот этим качеством по каким-то своим соображениям Бог ее обделил.

Каждый из гостей, прежде чем сесть за стол, подходил к ней, поздравлял с днем рождения, оставлял на ее одной или другой, а то и на двух сразу все еще тугих, как накаченный футбольный мячик, щеках влажный след от своих губ, а затем — с важным видом вручал подарок. Катя особенно даже не смотрела на эти в большинстве случаев перевязанные лентами пакеты, так как больше всего ее интриговало, чем одарит ее дражайший супруг. Все предшествующие дни он старательно скрывал, чем намеревается порадовать, как он частенько выражался, «свою любимую женку», однако, при этом туманно намекал, что дар будет необычный.