– Вот дурилка, – не удержался от комментария Андрей. – Ну, кто ее за язык тянет? Теперь объяснительными замучают.

Разгоряченная алкоголем Сундукова, уверенная, что в столь неурочный час начальство занято делом, а радиослушатели ее не осудят, живописала, все, что видела, восторженно осваивая новые приемы журналистики. Правда, ее бесконтрольный словесный поток напоминал скорее песню оленевода, мало связанную с реальной действительностью.

– Уверяю вас, это непередаваемое состояние – сидя в снегу обнаженной, любоваться готовящейся к старту ракетой, от которой, как и от меня, томно струится пар. Вокруг постанывают величавые сосны девственной тайги, а на черной глади ночного неба призывно мерцают загадочные звезды. Вы слышите волнующий рокот? Это дальний край леса озарился ярко-желтыми всполохами, – словно молитву, бубнила Сундукова. – А вот из-за верхушек деревьев выскочило серебристое тело самой ракеты, словно Земля-матушка, завершив потуги, выплеснула из своего лона долгожданное дитя.

– Поэтесса ты наша, – хмыкнул Тополевский и приказал водителю возвращаться на наблюдательный пункт.

– …ракета превратилась в крохотную, едва заметную точку. Одной звездой в далекой галактике стало больше. Полет завершен. Завершаю свой репортаж и я. С вами была Марьяна Сундукова.


Тополевский, вернувшись на НП, вышел из машины и направился в гущу ликующей толпы, где царила атмосфера радости. Раскин вел для американских коллег прямой репортаж с места событий. По его холеному лицу блуждала улыбка победителя. Но уже через несколько мгновений от степенности бизнесмена не осталось и следа. Магнетизм космического волшебства полностью овладел темпераментной натурой коммерсанта. Чувствуя себя, как минимум, первооткрывателем, Игорь с гордостью обозревал окрестности. Журналисты с улыбкой наблюдали за эмоциями делового человека, крупным планом снимая восторженные лица его состоятельных коллег. Столичных гастролеров распирало от волнения и чувства сопричастности. На мгновение они превратились в людей, которым не чужды гордость и патриотизм. Гости радостно братались и бросали вверх головные уборы. Вместе с ними в воздух взлетали пробки из бутылок, и пенной рекой струилось игривое шампанское. Звенели бокалы, неслось недружное «Ура!», звучали тосты в честь организаторов проекта и во славу демократии. Вот только о тружениках в погонах, знаниями и умениями которых обеспечивалась космическая политика России, в суете забыли окончательно. Публика падала, роняя бутылки, вставала и снова валилась в снег, весело хохоча. А уставшие офицеры и солдаты в это время приводили старт в исходное состояние. На банкете, который начался в четыре часа утра, присутствовали все организаторы и гости зажигательного шоу. За праздничным столом не нашлось места только «чернорабочим космоса», тем, кто подготовил и осуществил этот запуск. Праздник предназначался не для них и продолжался без их участия…


Утром, провожая командующего к трапу, ни Митрофанов, ни Тополевский не ожидали услышать от него слов благодарности.

– Мужики, – Петров никогда не обращался к своим подчиненным так фамильярно, – благодарю вас за проделанную работу. Вот теперь можете смело собираться в Сиэтл.

– Думаю, это вряд ли возможно, – с явным сожалением подытожил начальник космодрома. – Самолет улетает через неделю, к моменту приводнения спутника, а у нас так и нет документов на выезд.

– Игорь Михайлович, – подозвал Раскина командующий. – Ты не сдержал слово: обещал взять наших ребят в самолет, а документы, как выясняется, до сих пор не оформлены.

– Виноват! Давайте ваши фотографии и анкеты. Завтра вечером загранпаспорта будут готовы, – с улыбкой заверил бизнесмен.

– Не шутите. Мы по двадцать лет прослужили в режимном гарнизоне и знаем, как нас будут проверять компетентные органы, – усомнился Тополевский.

– Андрей Васильевич, вы так ничего и не поняли, – забрал документы гость и поспешил к подающей знаки девице. – Свяжитесь со мной завтра вечером, тогда и определимся. Господа, разрешите еще раз поблагодарить вас и откланяться. До скорой встречи!


Коммерсант сдержал слово – ровно через неделю Митрофанов, Тополевский и Головин оказались на борту огромного самолета, вылетевшего чартерным рейсом в Сиэтл.

Началось путешествие с разговора в кабинете Митрофанова. Головин и Тополевский зашли к нему за последними указаниями. После традиционных напутствий командир без затей уточнил:

– А спиртяжки в дальнюю дорогу прихватили?

– Пока нет, но обязательно возьмем, – заверил Головин.

– А сколько? – уточнил Андрей.

– Сколько довезете, – дал понять, что разговор окончен, Илья.

В приемной Головин, почесывая затылок, продолжил развивать мысль командира:

– Ты как думаешь, трех литров хватит? – прикинул он.

– Таможня пропускает по две бутылки водки на человека, – пожал плечами Андрей.

– Да это курам на смех, – хмыкнул Федор.

– Тогда надо придумать, как провезти столько спирта.

– Чего мудрить? Закатаем в трехлитровую банку с наклейкой «Березовый сок».

– Лучше взять пару полуторалитровых бутылок пепси, заменить содержимое спиртом и для убедительности подкрасить растворимым кофе, – предложил Андрей, будто только этим и занимался всю жизнь.

– А что это даст? – искренне удивился приятель.

– Во-первых, тара станет пластмассовой, а не стеклянной. Так безопаснее и легче. Во-вторых, каждый из нас возьмет в свою сумку по одной бутылке, значит, риск лишиться всего спирта сокращается наполовину и, в-третьих, таможенники могут подумать, что мы и вправду везем с собой «пепси», а не спирт.

– Ну, ты – башка, – обрадовался Головин.


Рано утром в аэропорту Шереметьево собралось более двух сотен пассажиров, вылетающих рейсом на Сиэтл. Здесь было руководство проекта и гости, уже знакомые по космодрому. Выделялись и новые, хотя достаточно узнаваемые лица, – артисты балета и кино, корреспонденты центральных газет и телевидения, видные военачальники, недавно ушедшие в запас, и уже раскрученные телевидением бизнесмены. Как сказали бы сегодня, медийные лица.

– Всегда надо быть в числе первых, – резонно заметил Митрофанов в момент объявления о начале таможенного контроля. – Смотрите, сколько народа, можно и пролететь.

Он первым подошел к зоне досмотра и беспрепятственно миновал ее. За ним и тоже успешно проследовал Тополевский. А вот у Головина случилась заминка. «Что у вас в сумке?» – привычно поинтересовался молодой таможенник. Федор от опасения за судьбу спирта покраснел и неуверенно стал извлекать пакеты с личными вещами. Досмотрщик наблюдал за суетливыми действиями уже немолодого человека, слегка склонив голову. Выложив содержимое, Головин растерянно произнес: «Это все». Про бутылку с «пепси», уложенную в боковой карман сумки, он уже забыл.

Но таможенника интересовало совершенно другое. «Что у вас здесь?» – указал он на увесистую коробку. На экране его рентгеновской установки она выглядела, как емкость, наполненная крупными монетами. Головин непослушными руками вскрыл коробку. Там были памятные медали, посвященные различным юбилейным датам космодрома, которые он в качестве сувениров собирался вручить коллегам из Сиэтла.

– Медали к провозу за границу запрещены. Пожалуйста, сдайте их в камеру хранения, а на обратном пути заберете.

– Да я их лучше выброшу, – Федор потянулся к урне.

– Не положено, – остановил его руку таможенник и настоятельно повторил: – Пожалуйста, сдайте их в камеру хранения.

Головин, сгорая со стыда, бросил распакованные вещи и поплелся в указанном направлении. Все присутствующие смотрели на него с сожалением, полагая, что из-за случившегося инцидента его могут не выпустить за границу. К счастью, все обошлось, и уже через полчаса троица заняла места на борту самолета в числе его первых пассажиров.

– Наливай! – тут же скомандовал Митрофанов.

– Командир, погоди, пока взлетим, – попросил Тополевский.

Он хорошо знал неуемную привычку шефа расслабляться в свободное время в хорошей компании. Вырываясь за порог дома, Илья отпускал тормоза. Зная крутой нрав его супруги, все командиру сочувствовали, но не всегда разделяли его порывы.

– Наливай, – потребовал командир, обводя заместителей тяжелым взглядом. – Я же говорил взять с собой. Что, забыли?

– Взяли, взяли, – разряжая обстановку, достал бутыль Головин.

– Чего тянуть-то? – потер ладони Митрофанов, глотая неразбавленный спирт. – А чего у него привкус какой-то, типа кофе?

– Ну, ты, командир, силен! – удивился Андрей. – В спирте еще и вкус ощущаешь!

Митрофанов расплылся от похвалы – ему льстило такое отношение. Он вообще любил, когда его способности оценивались по достоинству. И напрашиваясь на очередную похвалу, продолжил:

– Кофе-то зачем добавили?

Пока Головин рассказывал историю про спирт и «пепси», Тополевский наблюдал за прибывающими пассажирами, взмахом руки приветствуя знакомых. В проходе замаячила Сундукова. Ее глаза метались с места на место, сканируя попутчиков. Увидев космодромовскую братию, Марьяна решительно направилась к ним.

– Привет землякам. Не поможете ли даме забросить наверх сумку? – жеманно попросила она, глядя Тополевскому в глаза.

– Конечно, мадам, – услужливо вскочил вместо него Илья.

В Митрофанове взыграли гормоны. Глоток спиртного и присутствие не отвергающей его ухаживаний женщины стали для него гремучей смесью, позволившей выплеснуться наружу давно накопившейся мужской энергии, которая в присутствии стервы-жены не всегда находила разумный выход. В глазах Ильи вспыхнуло желание. Хмель ударил ему в голову, а, судя по хитро забегавшим глазкам, – и не только в нее. Приключения в дороге Митрофанов обожал и никогда не упускал случая испытать судьбу. Более того, всегда активно искал и даже провоцировал подобные ситуации. И, что особенно удивительно при его неброской внешности, с успехом заводил всевозможные романы. Какое-то необъяснимое с точки зрения разума обаяние бросало в его объятия вполне респектабельных особ. Не владея даже азами словесного искусства, дорожный обольститель практически не знал отказов.