– На прием по личным вопросам записывает отдел кадров. Прием у генерала состоится во вторник, с пятнадцати часов.

– А я совершенно по другому поводу, – схитрила дама. – Мы привезли детей…

– Командир к ним только что выходил.

По лицу гостьи скользнуло разочарование: упустила шанс!

– Неужели так сильно шумели? – поинтересовалась она.

– Есть немного. Так ведь на то они и дети.

– Вот об этом я и хотела с вами поговорить, – шепотом пояснила она. – После экскурсии перед отъездом им нужно посетить… туалет.

– Все ясно, – сообразил прапорщик и выдвинул ящик стола. – Сейчас открою им командирский, – он вышел в холл.

Бедоносова тенью метнулась в кабинет Митрофанова. Тот работал с документами и не сразу поднял голову.

– Тебе чего, Николай? – с ноткой недовольства уточнил генерал.

– Илья Федорович, прошу прощение за беспокойство, – бойко начала активистка. – Хочу обратиться к вам по старой дружбе.

От этих слов генерала передернуло. Сзади Анны появился рассерженный адъютант и пристыдил:

– Как вам не совестно, немедленно выйдите! Кто вам позволил мешать командиру?!

– Не трогайте, у меня больная рука! – приготовилась к обороне активистка. – Мы старые знакомые с генералом, он джентльмен и не оставит меня в беде.

Митрофанов, насупившись, хранил молчание.

– Илья Федорович, мне требуется ваша помощь!

Командир поморщился, выразительно посмотрел на прапорщика и жестом отпустил его. Бедоносова спешно прошла и села напротив.

– Илья Федорович, вы ведь знаете, что старший сын Тополевского в этом году выпускается из академии?

– Вы пришли сообщить мне эту новость?

– Нет. Просто Денис учится вместе с моим сыном. И я надеюсь, служить мальчики тоже будут вместе.

– Надейтесь, – генерал опустил глаза в документы.

– Вы мне это твердо обещаете? – с вызовом уточнила Анна, но, понимая, что ее тон слишком резок, стала заискивать: – Вы же знаете, как нам дороги дети. Я всю жизнь отдала общественной работе, заботясь исключительно об интересах других…

– У вас все?

– В общих чертах…

– Тогда всего доброго, – Митрофанов углубился в чтение.

– А как насчет сына? – голос дамы задрожал от бессилия.

– Будьте уверены: лейтенанты российской армии не остаются без места службы. Не беспокойтесь, ваш сын обязательно будет служить!

Анна просияла и, почти кланяясь, засеменила к выходу.

– Служить будет, но не на космодроме… – едко завершил свою мысль генерал, едва хамка вернулась в приемную, – …а очень далеко от него, – сквозь зубы недобро процедил он и снял телефонную трубку.

Бедоносова промчалась мимо прапорщика, едва не сбив того с ног. Николай так и не успел высказать ей заготовленную тираду. В бессилии махнув рукой, он продолжил работу.


Экскурсия в музее близилась к завершению. Маша остановилась перед капсулой, в которой в космос отправляют обезьян. Школьники окружили аппарат и с интересом рассматривали его устройство.

– Ребята! Кто из вас может догадаться, каким образом наши космонавты питаются на орбите?

Дети стали размышлять вслух:

– У них под креслом сумка с продуктами, а доставать запасы научились еще на земле.

– Холодно.

– Они вообще не едят!

– Морить космонавтом голодом – не гуманно.

– Я знаю, – уверенно выкрикнула веснушчатая девчушка. – Они едят через эти вот трубочки. Я по телевизору видела.

– Умница, – Маша поаплодировала догаде. – По одной из них поступает пища, по другой – жидкость. Твой товарищ был прав: обезьянок заранее учат этим нехитрым навыкам.

– Условный рефлекс, – со знанием дела уточнила девочка.

Маша с удивлением посмотрела на нее:

– Откуда ты знаешь?

– Машка у нас дрессирует всех подряд. Она будет биологом!

– И буду! – едва не расплакалась девочка.

– Так ведь это здорово. Представляете, моя тезка вскоре станет ученым с мировым именем и займется подготовкой к полетам наших хвостатых космонавтов! А пока мы попросим ее придумать имя обезьянке, которая уже готова стартовать, – Маша улыбнулась и хотела погладить гостью по голове, но та решительно отстранилась.

– Не буду! Заставлять беззащитных животных лететь в космос – жестоко и несправедливо. Это просто издевательство над ними!

Установилась тишина. Одноклассники замолчали в ожидании продолжения и с интересом следили за полемистками.

– Не вы ли только что сказали, что программа биологических исследований в космосе существует только в нашей стране?

– Было такое.

– А не потому ли, что во всех цивилизованных странах эксперименты над животными запрещены?

Девочка с вызовом посмотрела в глаза экскурсоводу. Та на мгновение растерялась, но честно призналась:

– Пожалуй, ты права.

– Вот! – торжествовала Маша-школьница.

Ребята с уважением поддакнули и, словно по команде, подтянулись ближе, в ожидании аргументированного ответа сверля взглядами хозяйку музея. Та задумалась:

– Маша, ответь честно, как ты относишься к тому, что биологи и врачи испытывают на животных лекарства?

– Плохо отношусь! – с вызовом бросила девочка.

– Но, если этого не делать, многие люди просто умрут, – спокойно заметила ее визави. – Ученые проводят эксперименты, чтобы победить болезни. К сожалению, для этого приходится жертвовать жизнью животных. Это горько, больно, но иного выхода нет. Или пусть люди умирают от рака или СПИДа?

В зале установилась пронзительная тишина. Одноклассники с сочувствием смотрели на подружку, губы которой тряслись от напряжения. Она вдруг расплакалась и крикнула:

– Так не честно! Люди умирать не должны, но умирают!

– Ребята, познакомьтесь пока с макетами космических аппаратов, – предложила Маша, обняв девочку за плечи. – Только, пожалуйста, учтите, если вы их сломаете, вашим друзьям и знакомым больше будет ничего смотреть и трогать.

– Так их что ли и трогать можно? – удивился толстяк.

– И можно и нужно, только осторожно, ведь они хрупкие.

Маша присела возле девочки, вытерла ей слезы и посмотрела в глаза.

– Машуня, не плачь. Ты подняла очень важную проблему. Над ней давно уже работают ученые всего мира. Ты поскорее расти и помогай им. У тебя доброе сердце, а это значит, ты многое сумеешь.

– У меня мама умерла от рака, – всхлипнула девочка.

– Прости, я не знала, – Маша уткнулась в детское плечико.

– Но животных все равно жалко, – доверчиво призналась юная тезка.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Когда вырастешь, наверняка сумеешь решить эту проблему как-то иначе. Так? – женщина вытерла слезы на бледном детском личике и пощекотала гостье кончик носа.

– Я постараюсь, – улыбнулась сквозь слезы та.

– Хочешь попасть в лабораторию, где обезьян готовят к полету?

– А можно?

– Тебе – да. На днях очередной запуск спутника, животные проходят завершающие операции. Я сегодня же договорюсь с твоим отцом и познакомлю тебя с сотрудниками лаборатории и хранителем тамошнего музея. Будешь приходить, когда захочешь, и помогать, если понравится.

Девочка слушала и благодарно кивала в ответ. Плакать она перестала и остаток экскурсии ходила за Машей буквально по пятам. Простившись с ребятами, журналистка проводила их к выходу. У двери ее уже караулила Бедоносова.

– Машенька, удели мне минутку своего драгоценного времени, –учтиво попросила она.

– Слушаю вас.

– Для начала позволь немного покритиковать последний сюжет с утренника, где ты сняла свою лучшую подругу.

– Я хорошо помню эту программу, – прервала ее Маша.

– Поверь моему опыту, другим детям обидно: они тоже хотели попасть в телевизор.

– Анна Алексеевна, я в курсе, что в другую смену работали именно вы, и на вопрос, почему я снимала Арину, отвечу честно: мы показываем только лучшее.

– Выходит, хорошо работает только Карина?

Маша посмотрела на нее с сожалением:

– Кто как работает, судить не мне. На то есть руководство, коллеги и родители. Вот они-то и позвонили в студию, предложив снять сюжет об утреннике Карины. Какие ко мне претензии?

– Меня родители тоже ценят и любят, – обиделась Бедоносова. – Я вон от напряженной работы даже захромала.

– Соболезную.

– Но пришла я совсем по другому поводу, – насупилась гостья. – Помнишь, ты снимала сюжет про моего сына?

– Да, мы рассказывали о войсковой стажировке.

– А сейчас Сережа распределяется. Может, попросишь генерала за него? Скажи, толковый, мол, парень, перспективный, надо помочь ему получить направление на космодром.

– Не обижайтесь, Анна Алексеевна, но это не в моей компетенции: не тот уровень, знаете ли. Я даже не решусь заговорить с Митрофановым на тему, кого и за какие заслуги брать на космодром.

– Боишься его что ли?

– Соблюдаю субординацию. В армии иначе нельзя.

– Да брось ты! Все знают, что тебе как раз все можно.

– Это почему же?!

– Потому что ты крутишь романы со всем руководством сразу! Жены всех начальников на тебя в обиде! Я вот тебя всегда защищаю, а, выходит, зря! Ты отказываешься помогать добрым людям. Смотри, генеральша и на тебя порчу нашлет. Ада на всех, кто рядом с мужем хоть раз постоял, напасти насылает, – глаз Анны нервно задергался.

Возмущение Бедоносовой покатилось бы в гору, но, к счастью Маши, в холле внезапно появился Тополевский. Заметив полковника, гостья переметнулась к нему:

– Андрей! Командир обещал мне похлопотать за сына.

– Очень рад за вас, – сухо ответил тот.

– Замолви перед ним слово и проследи, чтобы он сдержал обещание!

Тополевский усмехнулся и шагнул в приемную.


Митрофанов стоял у окна своего кабинета и наблюдал за играми детей, которые устроили на плацу веселый балаган. Молодая учительница безуспешно пыталась призвать их к порядку или загнать в автобус, но никак не могла справиться с этим до тех пор, пока рядом не появилась разъяренная Бедоносова. Она схватила за ухо самого прыткого из мальчишек и обвела строгим взглядом гарцующих рядом подростков. Школьники как по команде застыли. Анна кивнула на автобус и командным голосом зычно рявкнула: «А ну-ка по местам! Раз, два!» В мгновение ока плац опустел. Командир недовольно сжал кулаки: