– Он еще в печати, – заупрямилась подчиненная.

– Ничего, почерк у вас хороший, разберусь как-нибудь.

Машинистка, следившая за разговором коллеги и шефа, вернула записи. Вздохнув, Маша направилась в кабинет начальника. Не прошло и получаса, как тот позвонил снова и настоятельно попросил заглянуть.

Полковник, вальяжно сидя в кресле, которое ему было явно велико, сосредоточенно изучал текст. Маша, скрывая зевоту, села неподалеку и демонстративно посмотрела в окно.

– Написано, неплохо, но, на мой вкус, маловато событий.

– Уж сколько есть, – развела руками женщина и стала считать, загибая пальцы. – Подготовка ракеты, лучший отдел, день работников тыла, спортивная страничка, рубрика «Штрихи к портрету».

– Полковник Лобанов того стоит.

– Завершаем программу горячо любимой вами песней «Офицеры».

– Что-то мне не нравится ваше настроение, – насупился шеф.

– Аналогично.

Некоторое время они смотрели друг на друга в упор.

– Идите, – первым не выдержал полковник. – Хотя было бы неплохо оживить концовку каким-то изыском. Вы это можете!

– На старте снимали передачу «Спокойной ночи, малыши», были Степашка и Хрюша, – иронично заметила Маша, видя нервную реакцию начальника. – Только этот сюжет не для нашей программы.

– Само собой, – сухо согласился Онищенко. – А вот телевестник этот сюжет украсит. Детишкам будет интересно.

– Уже, – заметила Маша.

– Не понял? – нахмурил брови полковник.

– Уже смонтировали. В пятницу покажу.

– Вы свободны. Но настроение ваше мне не нравится.

– Мне тоже.

Патрон проводил ее недовольным взглядом и вздохнул с облегчением: на сей раз обошлось без скандалов. Вернувшись к себе, Маша отдала текст в печать и полистала настольный календарь. Эфир передачи приходился на день рождения Михаила Булгакова. Она потянулась к телефону и набрала номер гарнизонной библиотеки.

– Танюша? Приветствую. Это Маша.

– Рада тебя слышать. Какие трудности?

– Ты много лет работаешь с нашими офицерами, в курсе их литературных предпочтений. Скажи, что они сегодня читают чаще всего?

На том конце повисла затяжная пауза.

– Ты же знаешь, наши фонды оставляют желать лучшего. Денег выделяют мало. Новых поступлений практически нет.

– Я не о проблемах. Кого чаще всего берут? Из классиков.

– Далеких или близких?

– Любых.

– Это для передачи? – вкрадчиво уточнила Татьяна.

– А какая разница?

– Для передачи скажу официальную версию, то есть то, что хочет услышать руководство. Короче, навру.

– Зачем?

– Затем, что в недавнем докладе начальника политотдела значилось, что военнослужащие страсть как любят читать Горького, Чехова, Шолохова и т.д. И хотя наши боссы в отличие от тебя статистику не запрашивали, спорить с ними я, как ты понимаешь, не собираюсь.

– А что читают на самом деле? – заинтересовалась Маша и заверила: – Я для себя интересуюсь. Честно. Ссылаться не буду.

– Чаще всего берут детективы. Реже – исторические романы. Ветераны заказывают преимущественно военные мемуары. Женщины – что-нибудь слезливое, желательно иностранное. Короче – любовные романы. Ну и хорошие стихи, само собой. Классиками, если честно, со школы сыты. А вот твоего любимого Булгакова читают активно. Хотя он, как известно, к классикам не причислен. У него, кстати, послезавтра юбилей. Неловко будет замалчивать.

– Потому и звоню. Спасибо! Ты меня обнадежила.


В день выхода радиопередачи в эфир завтрак для Онищенко превращался в заседание комитета по цензуре, а для жены – если не в пытку, то, как минимум, в испытание на верность. С первых же тактов знакомых позывных полковник даже переставал жевать. В иные дни словесная перепалка супругов на предмет идеологической ценности сюжетов перерастала в бои местного значения.

– Алеша, ешь. Можно подумать, ты не знаешь, о чем сейчас пойдет речь! Или тебе так нравится ее голос?

– Алиса, твои шутки неуместны! Наши передачи слушают все, в том числе и недоброжелатели. Мы не вправе допустить ошибку, чтобы не дать им поводов для критики.

– А на госпитальных койках все равны, не зависимо от цвета погон.

– Алиса, каждому свое: ты лечишь людей, я занимаюсь пропагандой. А это, к твоему сведению, наука побеждать. У конкурентов нет ни радио, ни телепрограмм, ни газеты, ни концертной бригады, ни хора. А у нас есть! Мы активно и целенаправленно формируем общественное мнение.

– Да ничего вы не формируете! Эта ваша идеологическая война – курам на смех! Бред сивой кобылы!

– Что ты себе позволяешь! Космос важен для страны.

– Никто и не спорит. Но ваше межведомственное противоборство к космосу не имеет никакого отношения. Перебор!

Полковник хотел возразить, но вдруг замер в бессилии: из радиоприемника неслась незнакомая, не согласованная с ним мелодия и еще более возмутительный текст: «Сегодняшний день подарил любителям и ценителям настоящей литературы великого писателя, который не стал трибуном эпохи и ее официальным классиком, но сумел покорить сердца миллионов читателей. Михаил Афанасьевич Булгаков вошел в нашу жизнь произведениями, способными изменить традиционные представления о душе и духовных качествах личности. Его герои не звали на баррикады и не вели за собой в бой. Они учили любить, страдать, сопереживать…» Слова песни «Мастер и Маргарита» окончательно вывели Онищенко из равновесия. В бессилии он ослабил ворот рубашки.

– Ишь, что удумала! Тоже мне нашла певца свободы!

– Молодец твоя Маша, – приняла сторону журналистки Алиса. – Булгаков – хороший писатель и сюжет о нем украсил передачу. Его книги многие читают. С удо-во-льстви-ем, – намеренно подчеркнула она.

– Ты еще мне будешь указывать! – возмутился супруг. – Он – диссидент, певец белой гвардии и форменный неудачник!

– Всем бы неудачникам такую известность!

Алексей, ни слова не говоря, вышел из кухни.


На службе Онищенко клокотал от негодования и, оставив дверь в свой кабинет приоткрытой, внимательно прислушивался к шагам в коридоре. Каблучки Маши простучали строго по расписанию: за пять минут до начала рабочего дня. Выждав пару минут, полковник потянулся к телефонному аппарату. Зная привычки шефа, Любовь Евгеньевна заблаговременно сняла трубку, положив ее на стол. Онищенко нервно повторил вызов, но снова услышал в ответ короткие гудки. Машинистка понизила голос и с порога сообщила Маше, что, по всей видимости, ей не миновать вызова на «ковер», и только потом вернула трубку в исходное состояние. Предчувствуя скорую расправу, Маша, не торопясь, повесила пальто в шкаф, поправила прическу и с усмешкой процитировала: «Любовь без радости была, разлука будет без печали». Телефонная трель не заставила долго ждать. После краткого «Есть!» Маша подмигнула коллеге («Где наша не пропадала!») и, скрывая досаду, проследовала на Голгофу. «Я мысленно с вами!» – шепнула вслед Любовь Евгеньевна.

– Ну, и что это за самодеятельность?! – при виде Маши взбеленился начальник. – С какой это радости вы решили славить Булгакова? И почему не поставили в известность меня?

– Не вы ли просили добавить что-нибудь изящное для финала? А тут такой повод.

– Какой? – брызнул слюной шеф. – Юбилей этого белогвардейца? Наши офицеры Булгакова не читают!

Зазвонил телефон. Онищенко схватил трубку и, не вникая, выпалил: «Я занят!» Нажав кнопку сброса, он забыл положить ее на рычаг. Маша хотела подсказать, но не успела – полковник то ли преднамеренно, то ли случайно уронил рядом с ней стул.

– А кто для вас «наши»? – вздрогнув от неожиданности, сухо поинтересовалась подчиненная.

– Офицеры российской армии! И они, смею вас заверить, Булгакова на дух не выносят!

– Это кто же вам сказал такую ересь?! Зайдите хоть в городскую, хоть в районную библиотеки и запросите статистику. Рейтинги Михаила Афанасьевича просто зашкаливают. За его книгами очередь. Вряд ли в гарнизонных клубах иная ситуация.

– Чушь собачья! Я лучше знаю, что читают наши военнослужащие! – взвизгнул Онищенко. – И вообще, мне надоело ваше самоуправство! Подобными сюжетами вы развращаете мировоззрение личного состава! – он задохнулся от негодования. – Я отстраняю вас от работы! Придется подумать о целесообразности вашего дальнейшего пребывания в Вооруженных Силах!

– Ваше право, – направилась к выходу подчиненная.

– Стоять!

– А то будете стрелять? – уточнила она, обернувшись.

– Сгною в части, – шипя, пригрозил вдогонку шеф.

– Кто б сомневался!


Придя на рабочее место, Маша стала лихорадочно листать подшивку газет. Не то, чтобы искала что-то, просто сдерживала эмоции, переводя дух. Любовь Евгеньевна поставила перед ней стакан чая. Маша машинально сделала глоток и закашлялась.

– Пойду, прогуляюсь, – дипломатично предложила машинистка, давая коллеге возможность собраться с мыслями.

На столе Маши зазвонил телефон. Она долго сомневалась, снимать ли трубку, но, поразмыслив, с вызовом произнесла:

– Отдел по борьбе с личным составом слушает!

– Какой, какой отдел? – смеясь, уточнил приятный баритон и представился: – Генерал Щеглов, управление командующего.

– Прапорщик Пилипенко. Слушаю вас, товарищ генерал.

– Ваш начальник до такой степени занят, что не могу до него дозвониться. Пожалуйста, срочно пригласите его к телефону.

Генералу повезло, что в этот момент он не видел выражения лица женщины: служить бы ей в лучшем случае на самой дальней из площадок. В худшем пришлось бы немедленно паковать вещи и отправляться в самый глухой из гарнизонов бескрайнего Отечества. Но делать нечего, указание московского генерала не обсуждается. Маша нехотя встала и поплелась в кабинет Онищенко. На свое счастье прямо в дверях она столкнулась с Тищуком.

– Щеглов ищет вашего шефа, – сухо сообщила журналистка.

– А у вас что, другой начальник? – растерялся Леонид.

– Уже да. Общаться с генералом будете?