Пока полковник пытался подняться, вода успела вылиться ему на голову. Потешно фыркая, он долго искал по карманам носовой платок. Глядя на рукотворное бедствие, Илья и Андрей хохотали. Это немного разрядило обстановку.

– Крови не будет, – генерал угрожающе посмотрел на Головина и сказал, как отрезал: – Вместо разборок организуем перевод. Пусть шептун послужит в столице, поживет в общаге, узнает настоящее отношение к замполитам, – командир выдержал паузу и громко добавил: – А теледиву от греха подальше переведем в Тмутаракань.

– А ее за что? – опешил Тополевский. – Женщина-то причем?

– Притом, что этот урод ее защищал, – нахмурился Митрофанов и подозрительно посмотрел на Андрея. – Не слишком ли много ей чести? Тоже мне фифа. Незаменимых у нас нет!

– Дамочка она, конечно, с норовом, – согласился Головин и поддел командира. – Федорыч, уж не запал ли и ты на нее?

– Что значит «и ты»? – самолюбие генерала было задето.

– Она многим нравится, – прикинулся простаком Федор. – Ты сам говорил, что в музее гости с нее глаз не сводят. Вон и Петров ее Снегурочкой кличет… – он задумался. – Кстати, Локтев сказал, что на какой-то пленке эта штучка прочит тебя в командующие.

Митрофанова передернуло, он побледнел:

– Не понял? Кто ей дал право обсуждать такие вопросы?

– Командир, помнишь приезд генштабовской комиссии? – Головин почесал подбородок, Илья кивнул в ответ. – Так вот. Видеосъемку экскурсии по просьбе москвичей вел Тищук. Он и записал закадровый комментарий своей подчиненной. Когда столичный генерал посетовал, что в войсках не так много толковых людей, и, случись что, командующего будет некем заменить, наша Маша заявила, что на космодроме есть достойные продолжатели дела Петрова. И это, Илья Федорович, ты, – он усмехнулся и подмигнул шефу. – Чертовка, спору нет, права. Но Локтев «боится», что эта запись случайно может попасть в руки командующему. А тот вдруг решит, что ты его подсиживаешь. Эка вывернул, подлец!

– Хватит! – вспылил шеф. – Думаю, он уже позаботился, чтобы пленка оказалась на столе у командующего.

– Исключено, – запротестовал Тополевский. – Я изъял ее, и дальше моего кабинета запись не уходила, копий снять не мог никто.

– Тогда почему сам не доложил? Почему Локтев в курсе, а я – нет?!

– Ярослав увидел пленку случайно, – напряг память Андрей. – Он заглянул ко мне в момент ее просмотра. Зазвонил телефон. Вероятно, я отвлекся на разговор и упустил эту фразу.

– Запись уничтожить! – приказал Митрофанов.

– Есть!

– Нет! Хочу увидеть все своими глазами, – потребовал вдруг генерал и уточнил: – Она у тебя в кабинете? – Тополевский кивнул. – Пошли!

– Я с вами, – поднялся следом Головин.

– Обойдусь без провожатых! – как отрезал шеф.


Пригласив командира присесть, Андрей включил видеомагнитофон. Генерал напряженно застыл у экрана. При виде Маши глаза его возбужденно заблестели. Группа генералов перемещалась по музею и позировала на фоне его экспонатов. Гости улыбались, непринужденно беседуя и делая комплименты экскурсоводу. Камера наехала на макет спутника. В это время за кадром не очень разборчиво зазвучали голоса.

Мужской: Хороший музей. Оформлено без помпы и со вкусом. Только фотографий Митрофанова, по-моему, маловато.

Женский: Он не любит позировать. Говорит, историю делает множество людей. Вот, кстати, личные вещи командующего.

Мужской: Жаль, смены достойной ему нет. Мало ли что…

Женский: Как это нет? У Петрова прекрасная команда. Взять, к примеру, нашего командира – молод, умен, энергичен, талантлив. И происхождение соответствующее – из народа.

Мужской: А чьи это часы? Какой-то лом, вроде.

Женский: Это единственное, что осталось от одного из погибших офицеров после взрыва…

Далее, видимо, оператор двинулся следом за основной группой гостей и в центре внимания оказался их смех и шутливый разговор.

– Вот и все, – Тополевский извлек кассету, протянул ее командиру и предложил. – Можно стереть запись прямо здесь.

По лицу Митрофанова скользнула довольная улыбка. Он спрятал кассету в карман, сделав вид, что не расслышал последних слов Андрея. «Тоже мне, раскомандовалась», – буркнул он, направляясь к выходу.


Головин нетерпеливо прогуливался возле своей «Волги». «По машинам?» – с ходу предложил он. Командир оглянулся в поисках Онищенко. Дежурный по космодрому доложил, что тот уже убыл. Митрофанов нахмурился и поручил, чтобы замполит связался с ним.

– Ну, как? – набросился на Тополевского Федор. – Была крамола?

– По-моему, отличная характеристика командиру…

– Кто вообще дал ей право меня оценивать? – с показным возмущением оборвал его генерал. – В часть ее, чтоб другим было неповадно! А за компанию и всех прикомандированных к управлению баб! А то развели тут гаремы!

– Командир… – попытался вмешаться Андрей.

– Не возражать! – отрезал тот.

– В часть, так в часть. А мне какое дело, – кивнул Головин.

Тополевский, не проронив ни слова, направился к своему автомобилю. Митрофанов пристально посмотрел ему вслед и перевел взгляд на Федора. Тот сделал вид, что стряхивает с кителя пыль. Илья удовлетворенно улыбнулся: он терпеть не мог, когда ему возражают.

Так одной фразой командира на долгое время была решена судьба большинства прикомандированных к штабу женщин-военнослужащих, которых вернули к месту их основной службы, за десятки километров от дома. Маша не была исключением – формально она числилась в самой дальней из частей. Появись новый начальник, он не скоро узнает о существовании незаменимого прежде кадра и к тому времени, скорее всего, научится обходиться без ее навыков. Как пошутила на очередном девичнике Яна, у Маши вырос избирательный ценз: «Гордись, подруга, раньше тебя ссылал замполит, позже – начальник штаба, теперь – сам командир. Осталось подключиться командующему. Вот только боюсь, дорогая, доброхоты подсуетятся и постараются отправить тебя далеко за пределы гарнизона».


Утром, смущаясь от неловкости, Тищук довел до Маши распоряжение генерала. Она спокойно выслушала капитана и принялась складывать нехитрые пожитки. За этим занятием ее и застал Локтев, который не поленился «случайно» заглянуть в кабинет поверженной соперницы.

– Ну что, любезная Марья Андреевна, добились своего?

– А разве плохо добиваться того, чего хочешь? – с вызовом уточнила женщина, не обращая внимания на лоснящегося от удовольствия гостя. – Теперь и вы, и Онищенко, и, главное Рыбаков, вздохнете с облегчением. Победили-таки баб!

Локтев пропустил мимо ушей последнее замечание.

– Онищенко не только вздохнет, но и отдохнет от такой язвы, – полковнику понравился собственный каламбур. – Кстати, вашего шефа перевели в Москву, в управление командующего.

– Скатертью дорога!

– Зря вы иронизируете, порадеть за вас теперь будет некому! – он с усмешкой распахнул перед женщиной дверь. – Счастливого пути!


Убывая, Онищенко решил устроить себе грандиозные проводы, посетив подчиненные части, где ему в угоду были проведены торжественные собрания. Командованию космодрома он разослал красочные приглашения на прощальный ужин, решив отпраздновать перевод в гостевом зале единственного в городе приличного кафе.

Банкетный стол был сервирован не хуже, чем в европейском ресторане. Онищенко в модном светлом костюме степенно прохаживался по периметру зала, придирчиво проверяя свежесть салатов и качество нарезки. Время от времени он беспокойно поглядывал на часы, недоумевая по поводу отсутствия коллег. Заведующая производством извинилась за беспокойство и уточнила, не пора ли готовить горячее.

– Мясо минут сорок доходит. Вчера вот опоздали, задержка была.

– Так ведь вчера гостей было больше – друзья дома, товарищи из подчиненных частей. Сегодня придут только коллеги из руководства.

– Мясу без разницы, – пояснила дама. – Хоть тридцать порций, хоть десять – по времени готовятся одинаково. Включать духовку?

– Думаю, с горячим повременим до появления первого гостя, – рассудил Алексей. – Не подскажете, откуда можно связаться с космодром? Может, там нештатная ситуация, а я отпустил машину.

Выяснилось, что телефон в кафе давно не работает, а ближайший автомат находится у отделения почтовой связи, в трех кварталах от заведения. В предчувствии неотвратимой беды Онищенко метался из угла в угол, тревожно гипнотизируя настенные часы, но, сделав круг-другой, стремительно возвращался за стол. В конце концов, запах пищи стал его раздражать. Мясная и рыбная нарезки заветрелись, салаты пустили сок.

В щель дверного проема за перемещениями Онищенко украдкой наблюдали удивленные официантки. Спустя час замполит отчетливо понял, что никто уже не придет. Нервно покашливая, он забрал из гардероба вещи и, не поднимая на обслуживающий персонал глаз, поспешил к выходу. Белый элегантный шарф выбился из рукава его новенького пальто и обреченно волочился по полу. В руках он теребил кожаную кепку…


Воспоминания не добавили Маше оптимизма. Тополевский поцеловал ее и помог убрать со стола. Пока жена плескалась в душе, Андрей смотрел новости, но вскоре стал клевать носом.

– Приляг, отдохни, – разбудила его Маша, чмокнув в щеку.

– Я не устал, – он подхватил супругу на руки и понес в спальню. – Разве можно сравнить нынешнюю работу с космодромовскими буднями? Так, мелочи. А вот тебе следует выспаться, как следует.

– А не отдохнуть ли нам вместе?

– Мне нравится ход твоей мысли, – Андрей поцеловал ее в нос. – Кстати, завтра мне только к десяти. Здесь, в городе.

– А мне, как назло, рано и на выезд, – вздохнула жена и уже в кровати предложила. – Андрюш, напиши утром что-нибудь о работе на технике, а то у меня какие-то бытовые истории получаются. А ведь люди много работали.

– Хо-ро-шо, – заговорщицки прошептал Тополевский.