Ощущения влюбленных были знакомы ей по романам, которые она читала с недоверием, сомневаясь, возможно ли наяву испытывать подобное потрясение. И все же жизнь наградила ее этим счастьем и подарила возможность убедиться, что любовь существует не только в кино и на страницах книг, но встречается и наяву. Маша не думала сейчас о сути свалившегося на нее наваждения, привыкая жить в гармонии с новыми ощущениями. Было очевидно: новое чувство заполонило ее от корней волос до пальцев ног и отчего-то пришлось по душе. Подобно незабываемой Скарлетт, фантазерка не желала думать об этом сейчас, справедливо полагая, что для анализа и размышлений есть завтрашний день. Если у этой загадочной ночи будет продолжение, она найдет время разобраться в себе. В противном случае… Впрочем, об этом сейчас хотелось думать меньше всего.

Андрей тоже если и забывался, то лишь на несколько коротких мгновений, но тут же приходил в себя, протягивал руку и убеждался, что желанная женщина, думать о которой он не позволял себе многие годы, по-прежнему здесь, рядом. Вместе с ней было легко и радостно. Встречаясь взглядом, влюбленные улыбались и крепче смыкали объятия. Ощущение невесомости уносило их к заоблачным далям. Если в этой бесконечной Вселенной и было место под коротким названием рай, этой ночью оно обрело прописку в квартирке, именуемой «общежитие», согревая своим безграничным теплом две озябшие в поисках счастья души.

При каждом прикосновении Маша смущенно закрывала глаза, а Андрей осторожно приближался к ее жаркому телу и нежно сжимал в своих крепких объятиях. Казалось, со следующим из поцелуев в ее сознание плавно перетекали сила его духа и уверенность в правоте, вытесняя женские страхи и неуверенность в себе. «Здравствуй», – снова и снова шептал ей в висок ненаглядный. Это светлое слово стало паролем и пропуском в мир выстраданной ими любви.

Едва забрезжил рассвет, Тополевский стал собираться. Где-то за стеной громко включилось радио, и зазвучала мелодия гимна. Андрей присел на край дивана и взял в руки ладонь Маши. «Я сейчас уйду, чтобы не смущать Мишку. Надо как-то подготовить его к тому, что мы будем жить вместе», – попросил он. Маша боялась встретиться с ним взглядом, чтобы не выдать беспокойства. Больше всего она тревожилась по поводу того, как сложатся их отношения после этой удивительной встречи. Торопить события ей не хотелось, потому что заглядывать в будущее на самом деле было страшно: вдруг Андрей уйдет и больше не вернется.

За чаем они по-прежнему не сводили друг с друга счастливых глаз, будучи не в состоянии скрыть волнение и радость. Андрей встал, по привычке быстро и уверенно вымыл чашки, убрал со стола тарелки и аккуратно стряхнул полотенце. Маша наблюдала за ним с интересом. Тополевский осмотрелся в поисках места, куда можно убрать чистую посуду, и открыл подвесной шкафчик.

– А вы, я вижу, хозяйственный мужчина, – восхитилась Маша.

Андрей присел рядом и уткнулся в ее колени.

– Не «вы», а «ты», – поправил он. – Не подскажешь, какой здесь номер телефона? Надо бы знать на всякий случай.

– Понятия не имею: на нем не написано.

– Уточню у Телегина, – пообещал Андрей. – До вечера, – он открыто улыбнулся, поцеловал Машу в глаза и стал одеваться.

Его последние слова, сказанные просто и лаконично, как нечто само собой разумеющееся, застали женщину врасплох. И хотя это будничное «до вечера» она безнадежно ждала долгие годы, эта фраза прозвучала так неожиданно и трогательно, что Маша расплакалась. Тополевский испуганно прижал ее к себе.

– Я тебя чем-то обидел?

– Ты сделал меня счастливой!

Андрей расплылся в своей неповторимой улыбке, поцеловал ее на прощание и открыл входную дверь. На площадке он столкнулся с Бедоносовой. Активистка сначала стремительно проскочила мимо, потом замерла от удивления и вернулась назад. Переводя недоуменный взгляд с Андрея на Машу, она едва не задохнулась от возмущения.

– Не стоит так волноваться, – посоветовал новоиспеченной соседке Тополевский, повернулся к ней спиной и на прощание поцеловал Машу в щеку. – До встречи, – он закрыл дверь и напомнил незадачливой попутчице: – По-моему, вы куда-то торопились.

– Позвольте! – возмутилась та. – А вы тут что делаете?

– Живу, – на ходу бросил Андрей и предупредил: – И не советую вам тревожить мою семью и всех соседей!

Бедоносова не нашла, что ответить, и первой сбежала вниз.


Проводив Андрея, Маша разбудила сына. Миша нехотя открыл глаза, недовольно что-то буркнул и перевернулся на другой бок.

– Что приготовить на ужин? Кстати, у нас сегодня будет гость.

– Не злой? – вскочил сын.

– Нет. Это он помог нам получить эту квартиру.

– Значит, хороший. Он что ли хочет на тебе жениться?

Маша растерянно пожала плечами:

– Об этом мы не говорили, но, возможно, жить станет у нас.

– А драться не будет? – насторожился мальчуган.

– Андрей Васильевич точно не будет. Но и ты постарайся не подкачать. А то снова учудишь что-нибудь этакое.

– Сказал же: не буду, – огрызнулся сын. – Я ведь обещал!

– Надеюсь, – приободрила Маша. – Так что приготовить?

– Что хочешь – у тебя все вкусное. И не волнуйся ты так! Ну, подумаешь, влюбилась. Бывает.

Мать опешила от подобной откровенности.

– Что ты сказал? – закашлялась она. – С чего ты взял?

– В зеркало посмотрись, – лукаво улыбнулся парень. – Женись, если человек хороший. Я ведь не возражаю!

– Вообще-то женщины выходят замуж, – рассмеялась Маша.

– Никакой разницы! Бабушка говорит, главное – быть счастливой. А ты будешь? – доверительно уточнил Миша, натягивая брюки.

– Постараюсь.

– Постарайся уж, – доверительно попросил он.

Маша посмотрелась в зеркало и расхохоталась.


Глава тридцать шестая

Мятежные девяностые отметились развалом государственности, разгулом демократии и, как следствие, спадом экономики, что спровоцировало череду армейских перестановок. Передел сфер влияния в обществе не минул стороной и руководство в погонах. Очередная корректировка военной доктрины привела к смене юрисдикции космодрома. Этот процесс должен был обернуться звонкими «разоблачениями» в духе времени, когда новое начальство и стоящие за ним люди пытались оправдать смену власти огрехами прежнего руководства. И чем «громче» были бы выявленные «злоупотребления», тем выше становились шансы придать делу оттенок вынужденной необходимости. Мутная вода безвременья затопила не одно праведное начинание. Космодром был из их числа.

Недавняя смерть Митрофанова заметно сузила круг кандидатов для обличения. Самой значимой и, на взгляд кукловодов, уязвимой фигурой переходного периода стал его заместитель по научно-испытательной работе – Тополевский, стоявший у истоков нового экономического мышления. Широко образованный, юридически подкованный, прогрессивных взглядов полковник как никто другой вписывался в образ «изощренного врага». Честность и порядочность офицера в расчет не брались.


Войдя в кабинет, Андрей не обнаружил на привычном месте переносной вешалки. Внимательно осмотревшись, он заметил на столе следы чужого присутствия: в его бумагах явно что-то искали. Не подав вида, Тополевский разделся, сел в рабочее кресло, достал из папки документы и принялся их изучать. Потянувшись за ручкой, он увидел над входом в кабинет новый государственный герб. «Интересно, откуда он взялся?» Полковник сделал вид, что задумался, стараясь при этом незаметно рассмотреть новинку. «Выходит, я «под колпаком у Мюллера», – констатировал он, продолжая водить ручкой по бумаге. – Что кроется за появлением этой символики? Головин как-то обмолвился, что таким образом контора начинает слежку за неугодными. А причем здесь я? Тоже мне нашли шпиона. Или? Думай, Андрей, думай».

Робко постучавшись, в кабинете появилась сотрудница секретного отдела: «Товарищ полковник, разрешите забрать отработанные документы?» Тополевский встал, жестом пригласив женщину присесть. Он открыл сейф и оценил содержимое. В металлическом ящике был прежний порядок. «Ага, этого ключика у вас, ребята, пока нет!» – удовлетворенно отметил он про себя. Не торопясь, Андрей вернул документы под роспись. Как бы ненароком он уронил бумаги. Медленно собирая их, продолжал незаметно изучать в комнате следы чужого присутствия. «По-моему, камера только одна. То ли в средствах ограничены, то ли «врагов» немерено», – мысленно отметил он, ловя себя на мысли, что не стоит расслабляться. Секретчица приняла документы и убрала их в портфель. Отпустив ее, полковник вернулся к работе. В дверь постучали: на пороге показался комендант здания – до неприятного юркий прапорщик с бегающими глазками. Он радостно сообщил:

– Товарищ полковник, докладываю: приказано в кабинеты всех заместителей повесить государственные гербы.

– Так один уже, вроде, имеется.

– Мы не стали вас беспокоить, справились в ваше отсутствие.

– Благодарю за службу, – углубился в бумаги Андрей.

Едва прапорщик удалился, в дверь снова постучали. В кабинет мешковато протиснулся незнакомый капитан.

– Товарищ полковник, – козырнул он, протягивая увесистый сверток. – Вот, вам просили передать.

– Кто просил? – сухо уточнил Тополевский.

– Не знаю… – растерялся гость. – Оставили на вахте…

– Странно, дежурный мне ничего не сказал, – насторожился Андрей и потребовал: – А вы кто? Представьтесь!

– Капитан Крутов, – гость попытался положить сверток на стол.

– Заберите и немедленно выйдите! Кругом! Шагом марш!

Офицер растерялся, схватил сверток и опрометью бросился к выходу. Андрей поднял голову и посмотрел в объектив встроенной в герб видеокамеры. «Стало быть, пытаются скомпрометировать, – размышлял он. – Дешевенькая киношная провокация. Подбросят деньги или еще что-то и предъявят потом видеодоказательства получения взятки. А, может быть, уже подложили и сейчас придут с понятыми?» – он собрал документы, сложил их в папку и вышел.