– Не посадят! Он умный, выкарабкается. А пока ему будут щипать перышки, птичка его души упорхнет в дальние края. Была проблема, и нет ее. Ведь так?

– А ты опасная женщина, Аля.

– Я просто борюсь за свою семью.

– Такими средствами?

– На войне все средства хороши! Мы и ее сына прижучим.

– Ребенка трогать – последнее дело. Ты же сама – мать.

– А вот это уже не твоя забота! Главное – прояви командирскую волю и настойчивость. Усек?

– Усек, – бросил трубку Ярослав. – Вот бабы – дуры!

Локтев закрыл окно и спустился. У входа курили заместители.

– А где Тополевский? – он оглянулся, высчитывая окна Андрея.

Головин сделал вид, что не расслышал.

– Не видишь, работает, – усмехнулся Телегин. – Да и чего за него волноваться – у него есть холодильник.

– И он всегда полон, – поддел Головин.

Ярослав, скрывая раздражение, пропустил последнее замечание мимо ушей и посмотрел на Теплова.

– Сергей Николаевич, а чего это в твоей службе окна светятся?

– Так ведь Марья Андреевна гостей на экскурсию ждет.

– Может, захватить ее на ужин? – Локтеву вдруг стало неловко. – Живой человек все же. Когда еще они прилетят…

– Вернись и лично пригласи, – ехидно предложил Головин. – Давно на отказ не нарывался?

Локтев нахмурился и сел в свою «Волгу». Слыша, что машины коллег разъехались, Тополевский стал разбирать документы. Одни читал, внося пометки в тетрадь, другие просматривал и расписывал подчиненным. Спустя полчаса он взял в руки телефонную трубку.

– Дежурный по космодрому подполковник Трошев.

– Стас, это…

– Узнал, Андрей Васильевич, кроме вас и Марьи Андреевны в здании ни души. Мы с помощником не в счет.

– Стас, не в службу, а в дружбу – отошли его к моему водителю. Пусть парень едет на ужин. Не хочу, чтобы солдат остался голодным.

Андрей положил трубку и продолжил работу. Минут черед пять в дверь постучали. Полковник удивленно вскинул брови и, глядя на циферблат настенных часов, пригласил: «Входите!» На пороге вырос дежурный. Из-за его спины виднелся объемный пакет.

– Тебе чего, Стас? Проходи!

Офицер потоптался на месте и неуклюже приблизился к столу. Положив перед Тополевским сверток, он смущенно опустил глаза.

– Что это? – нахмурился Андрей.

– Подарок от родителей, – замялся тот. – Благодарят за помощь.

– Убери! И никогда больше не смей…

– Товарищ полковник, вы не так поняли, я хотел просто поблагодарить. От души. Специально выбрал день наряда, чтобы никто ничего… Вы ведь сына, считай, спасли.

– Я тут не причем!

– А кто тогда причем? Вы ведь организовали целую операцию по его спасению, – напомнил Стас. – Кто мне зарплату за три месяца вперед выхлопотал? Всем ведь денег до сих пор не выдали, – он попятился к двери. – Да если бы не вы, не спасли бы мы пацана…

– Стас! – окрикнул полковник. – Ты забыл пакет.

– Андрей Васильевич, там домашние презенты: осетр горячего и холодного копчения, икры немного. Все проверенное, свое. Родители у меня с Волги. Не обижайте стариков, очень они вам признательны.

– Отнеси все семье!

– Так они у меня тоже не обижены…

– Не спорь: детям нужнее! У тебя сын после операции. Забери!

Дежурный нехотя забрал пакет и вышел.

– В приемной ничего не забывать! – напомнил вслед ему Тополевский как раз в тот момент, когда подполковник прикидывал, куда бы пристроить подарок.

Офицер спустился вниз и вышел на улицу покурить. От стоянки отъезжал водитель Андрея. Стас залихватски свистнул. Машина незамедлительно дала задний ход.

– После ужина отвези этот пакет Тополевскому домой и передай, что он задерживается.


Тополевский вскипятил воду и заварил чай. Сняв телефонную трубку, передумал звонить и поднялся этажом выше. У двери с табличкой «Отдел по работе с личным составом» он на мгновение остановился, постучался и, не дожидаясь ответа, вошел. В тусклом свете настольной лампы в дальнем конце комнаты сидела Маша. Поверх ее нарядного платья было наброшено пальто.

– Добрый вечер, затворница, – Андрей с интересом осмотрел убогую обстановку. – Вижу, бросили вас одну-одинешеньку. Наверняка еще и голодную. Приглашаю вас составить мне компанию.

– Здравствуйте, – смутилась Маша, потирая от холода ладони, и встала ему навстречу. – По прилету гостей что-то известно?

– Они пока даже не вылетели. Так что предлагаю спуститься ко мне и перекусить, чем бог послал. Ждать еще долго.

– Спасибо, я не голодна, – женщина поежилась от холода.

– А у вас не жарко, – заметил полковник.

– Не жарко. Могу напоить вас чаем.

– Не откажусь. Только предлагаю выпить его у меня в кабинете. Там куда теплее, да и чай уже заварился.

– А вдруг меня станут искать?

– В первую очередь о прибытии самолета сообщат мне. А потом гостей все равно повезут ужинать. Идемте, – пригласил он, касаясь ее ладони, отчего обоих пронзило током. – Выбор блюд, конечно, скромнее московского кафе, но с голоду, я думаю, мы не умрем.

Маша покраснела от напоминания, и, испытывая какую-то неловкость, отказалась, осторожно высвободив руку.

– Спасибо за приглашение…

– Спасибо, да? – с надеждой уточнил Андрей.

– Спасибо, нет…

– Ну, как знаете, – он повернулся, чтобы уйти.

– Андрей Васильевич, – окликнула Маша, пытаясь его удержать. – А мне позвонят, когда появятся гости?

– Я распоряжусь, – сухо пообещал полковник, выходя.

Маша села за рабочий стол и расплакалась от досады. Ей стало обидно за то, что она брошена на произвол судьбы в этом проклятом «морозильнике», что не знает, чем сейчас занят сын. Она и вовсе не была уверена, что Миша дома, в безопасности и хотя бы сыт. Ее вдруг задело за живое то обстоятельство, что она такая одинокая и неприкаянная. Жизнь в футляре не могла продолжаться бесконечно. Можно сколь угодно долго убеждать себя, что ничего кроме сына и работы ее не интересует, но от этого потребность в счастье и любви не исчезала. В конце концов, желание спрятаться за надежную мужскую спину в женщине заложено генетически. И спорить с законами природы попросту бесполезно. В голове в сотый раз бесцветным кинофильмом промелькнула ее прежняя жизнь, но надежда на свет в конце туннеля так и не появилась.

Воспоминания о бракоразводном процессе отбивали всяческую охоту строить планы на будущее. До официального расставания муж фактически не приходил домой по две-три недели кряду. Перекантовавшись пару ночей, снова исчезал надолго. Маша надеялась, что штамп в паспорте станет обычной формальностью, но Дмитрия словно сорвало с катушек. Он взял отпуск, перебрался в свою комнату и стал устраивать ежедневные сабантуи, напиваясь до бессознательного состояния. Через несколько дней квартира превратилась в хлев. Собутыльники звонили в любое время суток, доводя их с сыном до нервного истощения. Митя чувствовал себя безнаказанно, зная, что гордость не позволит бывшей супруге выносить сор из избы и жаловаться руководству.

Маша была на грани отчаяния, и от неверного шага ее удержала командировка в столицу. То, что произошло там, спутало все карты. Оказалось, Тополевский симпатизирует ей, если не сказать больше. Иначе, почему он примчался вдруг в Москву и разыскал ее? По возвращении она запретила себе думать о произошедшем. Было и прошло. Солнце ведь не всегда греет, в холода оно лишь светит. Стало быть, незачем и расслабляться. Тем более что ее отъезд в командировку Митя принял как поражение и снова исчез.

Сегодняшнее приглашение Тополевского на ужин просто испугало Машу. Московские каникулы и их поход в кафе воспринимались не иначе, чем сон. А, может, этого и вовсе не было, и все случившееся только игра ее воображения? Интересно, как отреагируют подруги, случись им узнать о романтическом столичном эпизоде? Или все же свидании? А и незачем никому ничего знать! Иначе бы молва давно приписала им с Андреем служебный, а не только интеллектуальный роман. Тогда появились бы новые проблемы с бывшим мужем – Митя вряд ли спокойно переживет появление в ее жизни другого мужчины.

Маша поймала себя на мысли, что принимает отношения с Андреем как свершившийся факт, и отогнала прочь грешные мысли. Она потерла кончик носа и уловила на пальцах запах одеколона Тополевского. Это напомнило ей прощание у входа в метро. Маша вдруг отчетливо осознала, что полковник нравится ей все больше и больше. Она испугалась собственных мыслей и ощутила, что окончательно замерзла. Сменив туфли на сапоги, журналистка отложила в сторону тексты, налила в чайник воды из порыжевшей от налета пластиковой бутылки и осторожно воткнула в розетку допотопную вилку. Из стены посыпались искры. Маша с испугом выдернула шнур. Больше занять себя было нечем: тусклый свет не позволял даже читать. Маша отодвинула в сторону подшивку газет и выглянула в окно. С улицы на нее смотрела кромешная тьма. Постояв немного в раздумье, журналистка решительно вышла.


Двери в приемную и кабинет Тополевского были распахнуты настежь. Маша заглянула внутрь – там никого не оказалось. Она постучала – в ответ тишина. Женщина робко вошла и осторожно кашлянула. В глаза ей бросились две чашки на столе. Она улыбнулась и подошла ближе. Баночная ветчина из начальственного пайка заветрилась. В блюдце начинал коробиться подсохший сыр. Маша протянула руку к крайнему кусочку. «Угощайтесь на здоровье», – прозвучал за ее спиной радушный голос Андрея. Гостья вздрогнула от неожиданности, оглянулась и увидела полковника с графином в руке. «Ходил вот за водой, – пояснил он и, наполнив, нажал кнопку чайника. – Ну, что, все же окончательно замерзли? Садитесь. Будем ужинать. У меня есть хорошее армейское печенье».

В разговорах и воспоминаниях время пролетело совсем незаметно. Маша посмотрела на часы и отодвинула чашку:

– Все, больше не войдет.

– А меньше? – улыбнулся Андрей.

– Спасибо, все, – смутилась она.

– Все выпьете?

Маша растерялась и замолчала. Щеки ее вспыхнули румянцем.