Мне все меньше и меньше нравилось мое состояние. Все, что раньше заставляло гореть, переживать, восхищаться, теперь не волновало. Я могла не шевелясь провести весь день дома, просто лежала. Находясь в Риме, ничего не увидела и не хотела, а у меня был целый свободный день. Вена, Прага, Бат, забрала себе все европейские выезды, чтоб побродить по старым улочкам, но так этого и не сделала. Весь вчерашний спектакль ждала, когда опустится занавес, и я вернусь домой, чтоб опять просто лежать. Так было однажды, давно, после смерти бабушки. Но дележка наследства и встречи с родителями в судах всех инстанций заставили выкарабкиваться. А сейчас, что вытащит сейчас?

Смотрела на визитку, что дал Ден. В очередной раз покрутила в пальцах и вернула в ящик стола. Достала заброшенную когда-то работу, не хватило времени, терпения, еще чего-то. Кроликовый клей, листы 24-каратного золота, акварель ручной работы, агатовый зубец, разметка давно сделана — "Ничего не рождается из пустоты". Ничего. Лучшие инструменты, настоящее сусальное золото и пустота. Открыла ящик, достала визитку и набрала номер.

Все забытое вдруг вернулось, и оказалось, что никуда оно не ушло, все слова, что когда-то ранили, все еще были во мне, не отпускали, не исчезали, впивались все глубже и уже давно стали частью меня. Словно разбирали на кусочки, на атомы, а потом опять собирали, снова, снова и снова. Первые недели все заканчивалось истерикой, уверением, что больше не пойду. Но все равно в назначенное время приходила. Вместо пустоты пришла боль, злость, несогласие — с тем, что столько лет мне внушали и чему сама столько лет верила. Ненависть к себе, старательно подкормленная родителями, запрятанная за сотни правил, запретов, ограждений, фундамент, на котором держался мой "безопасный" мирок.

Постепенно, потихоньку, с каждой фразой, с каждым воспоминанием, что-то менялось.

Учиться любить себя такой, какая есть.

Только вот какая я есть?

Мне приходилось знакомиться с самой собой.

Самое странное, что мне действительно нравится моя работа, нет, не все, конечно, но многое. Что не нравится, меняла, что было невозможно изменить — принимала.

И почему всех так тянет на оригинальность?

Захотелось почувствовать себя принцессой средневековой, так надо было кого-нибудь покрепче в женихи выбирать. Хочу доспехи настоящие. Нет, старинные никто не дал, но вот точная копия, которая уже за давностью лет и сама стала раритетом, как раз была. Два шага жених сделал с трудом, а до алтаря, что на острове, точно не дотопает, еще и лодку потопит. А возникал-то, возникал, что заставила доспехи примерить. В общем, выход, как всегда, нашелся (был заготовлен из-за предчувствия, что все именовали карканьем) — современный облегченный вариант, для фильмов делают, чтоб актеры не надорвались, блестючий до ужаса. Меч донесет, всего два килограмма. Все же прогнала жениха до лодки, нормально дошел, шпоры только жалко, аж искры высекали при шарканье. Утомился "новобрачный", эту ночь провел в своей комнате, до невесты, что жила на другом берегу, не доехал.

Утром рыцарь в сияющих доспехах плыл к своей возлюбленной. В моем отчете для Дена — сплошное пятно, словно инопланетянин решил приземлиться на водную гладь и случайно свалился в ладью. Где-то под щитами были спасательные жилеты, а рядом с суденышком два аквалангиста для подстраховки. С невестой все было проще, ее сопровождали "верные люди рыцаря", и гребли они лучше лебедки.

Монах в черной сутане, полуразрушенная церковь, слова старинного обряда, признание в вечной любви, поцелуй, правда, не состоялся, забрало заклинило, удар колокола, и набежавшая "родня", что "преследовала" влюбленных и была против их "вечного" союза. Схватка, и лучший боец родни "повержен" доблестным рыцарем. Выдержка не подвела, ржала беззвучно. В средневековье заказчик бы не выжил с такими боевыми навыками. Голова деревеньки, из которой украли невесту, вдруг признал в рыцаре наследника старинного рода, и все радостно поплыли в Замок, праздновать обретение наследника и свадьбу заодно. После двух часов фотосессий, естественно. Несколько часов банкета с кубками и блюдами в средневековом зале, и перевоз тел в гостиницу. Самое сложное позади. Завтра ими будет заниматься Юрка, а у меня будет семь часов свободы, но это завтра.

А сейчас есть старинный замок на горе, озеро внизу, закат и бокал вина. И черт возьми, на какой работе меня бы еще занесло в Словению.

— Потанцуем? — перехватил ее запястье, как когда-то давно, привычный недовольный фырк, кто-то посмел ее остановить. Она склоняется ко мне, слова только для меня. Шелест шепота.

— Формат данного мероприятия танцы не предусматривает, господин Греков, — легкая улыбка, осторожно высвободила руку, ее пальцы чуть задержались на моих, или мне этого хотелось. Насмешка в глазах. Пустота уходила. Возможно, вместе с ней окончательно для нее исчезну и я.

Сам виноват. Думал, что юношеская дурь давно ушла. Но где-то внутри все еще сидел тот павлин, которым Лоттка меня иногда именовала.

"— И почему ты не хочешь быть моей женой?

— Не помню, чтоб ты предлагал".

Предложил, мать твою. Мне хотелось, чтоб все знали, что она со мной, моя, только моя. И Ден предупреждал — плохая идея. А я так был уверен, что она мне доверяет, что все ее стены давно рухнули. И ведь знал ее реакцию на журналистов, ее отношение ко всей "мишуре". Но желание похвастать было сильней. В наш мирок для двоих пустил толпу и даже не подумал спросить у нее, нужно ли это.

Если бы она злилась, кричала, обвиняла… Только пустота, страшная, бездонная. Ей не нужны были мои объяснения, поцелуи, ласки. Словно все, что заставляло ее жить, исчезло. Эта пустота касалась не только меня. Ей ничего не нужно. Друзья, работа, увлечения — все исчезло. День за днем, неделя за неделей, словно робот без чувств, механизм, что точно исполнял свой функционал.

Насмешка, ирония, черт возьми, как же я скучал по этому.

Даже жаль, что не увижу лиц всех этих безумно важных господ после "танца". Тренинг не предполагал развлекательную программу. Заурядная стандартная организация, никаких сюрпризов. Меня тут не должно было быть, но… Ден решил, что парочку спикеров мне неплохо бы услышать для общего развития, вот и приходилось делать вид, что зорко слежу за коллегами. Можно уже и домой отправляться, остальная часть с играми менее интересна, Соня в состоянии завершить все сама.

Тонкое пальто из бежевого кашемира, красный французский берет, и прохлада вечера готова принять меня.

— Подвезти?

— Нет, спасибо. Хочу пройтись.

Черная река в объятиях гранита плескалась недалеко. Перешла дорогу, пока нам по пути, до моста, там я поверну направо, а река останется в давно согласованном русле.

— Кофе?

Обернулась, Греков с термосом в руках, два стаканчика поблескивали в свете уличного фонаря.

— Только кофе?

— Что хочешь?

— Сейчас. Подожди. Тут стой.

Опять перебежала дорогу, старое подворье, зажатое сталинскими домами, маленькая палаточка с пирожками. Как же хотелось есть, с этим "подглядыванием и подслушиванием" перекусить забыла.

Белый платок вместо скатерти на гранитном парапете, термос, стаканчики, сахарница, ложечки и даже молочник. Для пирожков нашлась тарелка. Бомжуем с шиком.

— Вкусно, — горячий кофе и пирожок с брусникой — прекрасное сочетание.

— Не отравимся? — внес нотку пессимизма мой сотрапезник.

— Неа, во всяком случая я. Не первый год покупаю. Еще на Варварке есть трапезная, у Храма Христа Спасителя палаточка, раньше ближе к дороге была, теперь за ограждением стоит, тоже пирожки вкусные.

— Как ты?

— Нормально. Я ж тут крестной стала. Долго сопротивлялась. Но уломали. Бедный ребенок.

Скупила столько игрушек и памперсов, что Ден и Ася отправили меня в Дом малютки, чтоб передать в дар. Всю квартальную премию я потратила на подгузники и уговорила Дена иногда спонсировать этот Дом малютки.

— А меня в крестные не взяли и вообще обещали с лестницы спустить при оказии, — расхохотавшись признался Павел.

— Несчастные смертные, как они только посмели.

— Да, неблагодарные людишки. А этот с чем?

— Не знаю. Разломи.

— Вишня.

— А мой с яблоком. Давай махнемся?

— На, половинку.

— Жадина, — фыркнула, но половинку пирожка с вишней забрала. Вот не люблю пирожки с яблоком, шарлотку люблю, а пирожки нет.

Водитель забрал опустевший термос и грязную посуду, даже пакетик из-под пирожков забрал.

— Ты же в другую сторону шла?

— Я женщина — я передумала.

Нырнула в переход, среди шума стройки слова Павла не различила. Одной тут страшно, с компанией куда веселей. Подсветка убивала всю ажурность мостика, а очередные лабиринты стройки и ругань рабочих на азиатских языках заставляли ускоряться и не обращать внимания на Храм.

Волхонка, тихая, почти безжизненная, редкие машины нарушали покой, тени прохожих скрывались в переулках. Белоснежный дом Пашкова, величественная лестница, по которой так никто и не ходил. Ужасающий Князь Владимир. Александровский сад куда оживленней Волхонки. Кутафьева башня, поток людей, устремленный к метро, до слуха долетают впечатления об очередном концерте. Осиротевший вечный огонь, караульные вернутся только утром. Кованые тяжелые ворота, обычная толпа на выход. Жуков, снисходительно взирающий с коня на очередные московские сезоны. Красная площадь, изуродованная ярмарочными домиками, все еще многолюдна, где-то там виднеется Храм Василия Блаженного и яркими фонариками сияет ГУМ. Заглянули с Ветошного в ГУМ, змея очереди отбила желание купить стаканчик шоколадного мороженого. Переулками добрались до Варварки. Спустились ниже, к остаткам Китайгородской стены.

— Спасибо за прогулку.

— Уже сбегаешь?