Выйдя из подъезда, заметила машину Егорова. Чую дело пахнет салатиками. Пришлось вернуться обратно в холод. Утром была вся в соплях и бумажных платочках.

К концу дня состояние приблизилось к норме, но от одной мысли о студеной квартире ноги сами понесли меня в магазин бытовой техники. Не я одна подмерзла, очередь в кассу и на получение товара отняла два часа жизни. Позже пришлось еще потратить время на правильное прочтение инструкции, на русском была коротенькой и совсем непонятной, хорошо хоть на английском была подробная для "идиотов", коим я и являлась в данном вопросе. С пятой попытки мне удалось установить таймер, который обещал к моему пробуждению прогреть комнату до комфортных +25 градусов.

Утро началось с тепла и кофе, как хорошо, что кто-то придумал обогреватели и кофеварки. Получасовое блаженство за столом с чашкой кофе и эклером перед сборами на работу было подобно ритуалу и положительно настраивало на весь день. Маленькие пунктики, которыми мы обрастаем с годами.

Шеф вернулся из Эмиратов загорелый и бодрый. Всегда завидовала людям, которые за пару дней на курорте сразу покрывались бронзовым загаром, мне на это требовалось больше времени, а иногда сослуживцы с трудом отыскивали следы солнца на моей коже после отдыха. Но Денис был подозрительно серьезный, он холодным голосом пригласил меня к себе.

Что там могло стрястись, опять небось Павлин воду баламутит?

Шеф указал мне на кресло за столом переговоров, поставил передо мной стопку с водой и накапал туда валерьянки.

— Выпей.

— Зачем?

— Выпей.

Я послушно выпила, мысленно приготовившись к самому страшному, хотя никак не могла придумать это самое страшное.

— Даже не знаю, как тебе сказать…

— Что случилось?

— Ты крепись, я знаю, ты сможешь это пережить.

— Да что стряслось-то? — я уже начала волноваться, валерьянка пока не возымела действия.

— В общем, Шарлотта Генриховна, крепись, Федька…

— Что с Федькой?

— Он себе девушку нашел, так что обломилась тебе свадьба.

— Дурак. У меня чуть инфаркта не было.

Шеф ржал на весь офис, я строила планы мести. Отыграюсь.

Вечером жаловалась по телефону Асе на несправедливость мира, и что последнего жениха у меня увели, даже рыдала в трубку, во мне умерла великая актриса. В общем на вечер было устроено успокоительное мероприятия с вином и улитками в помпезном ресторане для одиночек — меня и Аси, ведь только мы и оставались неустроенными за сильный пол, но нас это мало расстраивало.

Она опять исчезла в темноте, растворилась, чтоб появиться на другом конце зала. Большую часть вечера наблюдал за ней, это намного увлекательней, чем слушать шоуменов и деловых партнеров. Вот она вынырнула из темноты, чтоб дать кому-то указания и опять раствориться в потемках. Нравилось смотреть, как Линдт работает. А еще больше нравилась идея прервать ее беготню, вывести из темноты в свет софитов и заставить ее танцевать, как тогда, для Егорова, даже стул бы притащил. Тень промелькнула рядом, перехватил ее запястье.

Лотта раздраженно дернула рукой, но освободиться не получилось, она не сразу поняла, что ее задержало.

— Господин Греков? — удивление на мгновение сменило раздражение.

— Хочу с вами потанцевать.

— Вы, кажется, забыли, что я не приглашенная.

— Мне все равно, я хочу с вами танцевать.

— А я нет.

— Лотта, соглашайся, — прошептал в наушник шеф, и этот шепот не терпел возражений.

Но упрямство сильней, и Линдт все же попыталась еще раз выдернуть руку, потом нехотя согласилась.

— Мне надо жилет снять, отпустите, не сбегу.

Жилет с множеством карманов растворился где-то в темноте зала, черное платье было простым, а сощуренные глаза не предвещали ничего хорошего, и это только распаляло меня. Небольшое развлечение скучным вечером, за которое будет расплата, ее ответные ходы не всегда были мне приятны. Но кто не рискует, тот и не танцует.

Блюз, мы были в центре танцплощадки, я держал ее в своих руках, и мы топтались под музыку.

— И это танец, — фыркнула она мне в ухо, — ожидала большего.

— А что вы ожидали?

— Могу показать.

— Покажите.

Она медленно отстранилась от меня, держа за кончик галстука, не отпуская далеко, но и не позволяя приблизиться.

А я считал, что она для Егорова танцевала эротично.

То, что сейчас происходило, больше напоминало совращение, ее тело приглашало и обещало блаженство. Ее пальцы развязывали узел галстука, что вдруг стал душить. Едва прикасаясь, она опаляла, и не нужны стали софиты, толпа, этот зал, хотелось взять ее на руки, исчезнуть в темноте и… Остались последние аккорды, она сделала несколько шагов от меня, словно собиралась скрыться в толпе, замерла и поманила пальцем. Я сделал шаг…

Утром все таблойды с радостью писали о том, что напился до беспамятства и не мог стоять на ногах, фотографии дополняли слова журналюг. И ни на одном снимке ее нет. Разбитый нос был расплатой за танец, я даже не выставил руки перед, чтоб смягчить падение, просто рухнул. Даже не почувствовал, как мой же галстук опутал ноги. Но, черт возьми, танец того стоил.

Шеф подождал, пока рабочий аврал закончится, и через недельку высказал все, что думает о моей выходке на танцполе. Я, правда, так и не уловила связь между моей выходкой и одинокой старостью, видимо, мужская логика еще корявей женской. Когда Ден закончил и обреченно махнул на меня рукой, смогла уйти на законные выходные. Как ни странно, но после всей этой череды праздников, мне хотелось праздника, а еще больше танцевать, но сначала хотелось немного релакса и массажа.

Благовония, тихая музыка и прикосновение камней к моей коже расслабляли и наполняли энергией. Потом пара часов в салоне, новый оттенок, немного светлей, чем я обычно делала, освежал, маникюр поблескивал стразами, глаза в темной дымке казались огромными и загадочными.

Вытащить подруг не удалось, и в клуб пошла одна. Красивая, неприступная, никому не нужная. Натанцевалась вволю и вернулась домой. Красивая, неприступная, никому не нужная.

Утро порадовало приглашением в оперу. Мой любимый заказчик Маркофф, как всегда, угадал с подарком. Собиралась долго и обстоятельно, ожидают великолепие, только такая женщина могла быть рядом с господином Маркоффым. Его семья в начале двадцатых годов прошлого столетия убежала из России и обосновалась в Швейцарии, где его бабушка или прабабушка очень удачно охмурила банкира, и вот теперь отпрыск в очередной раз прибыл на историческую Родину и предлагал мне чудесный вечер.

Длинное платье и старинные украшения, и я готова к выходу. Интересно, что его больше интересует: я или мои украшения? Правда, ни то, ни другое он не получит, но это не повод, чтоб отказываться от оперы.

Внизу меня ожидало такси, пока добиралась до театра, мне почему-то в голову лезла всякая чушь. Вот, например, я вспомнила, как Маркофф прислал нам приглашения на раут, в приглашении Дена была приписка, что приветствуется нормальный цвет волос, как тогда Шеф бушевал и, конечно, не пошел, и я отдувалась за двоих. Но падение Грекова было вершиной моих проделок, и каждый раз, вспоминая этот момент, не могла сдержать смех, вот и сейчас водитель с интересом оглянулся на мой смешок, в этот момент мы благополучно и врезались во впередистоящий автомобиль. Водители ругались, доказывая вину друг друга, время утекало, и опера все отдалялась, устав ждать, я выбралась из тепла машины, чтоб добраться до театра на попутке, хоть это и было опасно. Пассажир пострадавшей машины тоже устал ждать и вышел, чтоб прервать бессмысленный спор.

— Павел Игоревич? Добрый вечер.

— Шарлотта Генриховна, приятная встреча.

— Не очень приятная. Как ваш нос?

— Бывало и хуже. Вы восхитительны сегодня.

— Я старалась.

— И кто же тот счастливец?

— Онегин. Но, видимо, все труды напрасны, я так и не доберусь до театра.

— Я вас подвезу. Садитесь, а то замерзнете.

Греков распахнул дверцу, и я с радостью юркнула в тепло салона. И впервые помощь Павлина не вызывала во мне протестов.

Греков как-то быстро разрулил ситуацию, но по бурчанию шофера было понятно, что его такой поворот дела совсем не устроил. Поднявшееся стекло отгородило нас от бурчания водителя.

— Могу я вам предложить выпить?

— Можете, я бы от коньяка не отказалась.

Греков хоть и удивился выбору, но послушно наполнил пузатый бокал, а себе налил виски.

— Просто я мерзляка, — сама не понимая зачем, я стала оправдываться. Его взгляд тут же опустился к моим ногам. Осенние полуботинки на толстом каблуке явно не подходили к погоде, но шли к платью. Вечная борьба между красиво и тепло. В этот раз победило красиво, брать с собой пакет со сменкой ох как не хотелось. Да и в мои планы стояние на морозе не входило, в них было "быстро добегу и замерзнуть не успею". Жар коньяка уже разлился по желудку и начал распространяться по всему телу.

— Простите за выходку на танцполе.

— Заслужил, ведь знал, что неприятен вам, вот и получил по заслугам.

— Но вы тоже меня не перевариваете.

— У нас полное неприятие к друг другу, но нам все равно работать вместе.

— Видела я вашу заявку, но я не работаю на выездах одна.

— Почему?

— Не работаю и все. Ден не сможет, а других привлекать вы запретили.

— Можете привлечь, раз так боитесь.

— Кажется, мы приехали.

Я максимально грациозно выбралась из машины. Господин Маркофф не ждал меня у входа и не переживал по поводу моего опоздания, он заказчик и ничего больше, но мне почему-то захотелось романтики. Греков придержал дверь, чтоб я могла зайти в фойе. Помог пристроить шубку в гардероб. Длинная лестница впереди. Я гордо подняла голову, готовясь к царственному одинокому подъему. Но моя рука оказалась на локте Грекова, и он сопровождал меня, обольстительно улыбаясь, а я благодарно прижалась к нему. Вскоре меня нашел Маркофф, Греков холодно распрощался и исчез, а мне хотелось найти его и сказать самую глупую вещь на свете: "Это не то, что ты думаешь". Разве могу я знать, что думает другой человек?