Нельзя отрицать, что Анфиса Распекаева любила своего непутёвого, азартного до болезненности поклонника, но была в ней одна черта – не знаю, хорошая ли, плохая, но в собственных интересах, если нужно было выбирать между пускай даже ничтожной какой-нибудь выгодой и любимым человеком, она, не сомневаясь ни секунды, бросила бы любимого человека. И особо по этому поводу расстраиваться б не стала – был возлюбленный, да весь вышел.

Вот и теперь, лёжа на широкой постели своей в одиночестве, слыша отчаянный сочувствующий рёв Люси из соседней комнаты (вероятно, у Кончиты с Хуаном снова что-то не срослось, снова не удалось им совершить побег, и он был отложен – теперь на 257-ю серию), Анфиса, будто прощаясь со своей любовью, выудила из бочки памяти, кишмя кишевшей разными воспоминаниями, определённые, только теперь ей нужные, связанные с Юриком Эразмовым. Таким образом она прощалась с ним, чтобы более никогда не возвращаться к нему, потому что пламенный поклонник оставался за бортом её новой жизни – жизни обеспеченной дамы с богатым прошлым. Пускай он захлёбывается, барахтается, машет руками посреди огромного океана бытия, где повсюду подстерегает опасность, где только и шныряют акулы с поразительно равнодушными непроницаемо-холодными глазами, где огромными стаями шастают пираньи в поисках добычи и, напав на нее, вырывают куски мяса из тела жертвы – они за минуту способны очистить до скелета такого видного, крупного мужчину ростом под два метра. Да что там говорить! Мало ли чудовищ в огромном океане бытия! Самое важное в этой жизни (сие Анфиса уразумела ещё в шесть лет, оказавшись в интернате, на пятидневке) быть в лодке, а не за бортом, и чтобы лодка эта нигде не протекала, была прочной и надёжной – лучше даже, если б не какая-нибудь двухвесельная или парусная, а военная, канонерская с несколькими орудиями для боевых действий, которой, собственно, она и пыталась обзавестись, заполучив тётушкино наследство.

А сейчас пришло самое время проститься с сумасбродным, но безвредным Юрием Эразмовым, и Анфиса откопала наконец в голове первое воспоминание, касающееся объекта своей четырёхлетней привязанности.

Тогда, четыре года назад, героиня наша ещё не имела собственного магазинчика нижнего женского белья на первом этаже крытого и довольно бестолкового рынка неподалёку от дома. Она только перебралась с улицы под его крышу и торговала лифчиками и трусами с лотка в узком проходе. Вернее, не она торговала, а Люся – Анфиса же суетилась больше по снабженческой части.

Надеюсь, терпеливый и многоуважаемый читатель простит автора за столь извилистое повествование. Чувствую, чувствую, что снова заносит нас! Это метание от страстной любви к торговле лифчиками! Но, поверьте, без подобных скачков не получится полной картины романической истории между героиней и Юрием Эразмовым – пострадают, потерпят урон и описываемые характеры, появятся разные вопросы, недоумение возникнет. Например, один читатель спросит:

– Откуда вообще взялась эта Люся с дрожащей щекой?

– А на какие, позвольте узнать, средства существовали эти две девицы? – заинтересуется другой.

– И почему они в одной квартире живут? Что это за безобразие такое! – недоуменно возмутиться третий.

– И всё-таки не понимаю, какая может быть связь между торговлей трусами и любовной историей Распекаевой с Эразмовым? – с нетерпением воскликнет критик.

– Интересно, а откуда у старухи Яблочкиной мог взяться такой огромный капитал?! Она что, крестная мать мафии? – с пристрастием спросит ещё какой-нибудь пытливый читатель.

Но не спешите отбрасывать книгу! В повествовании все события связаны, одно тянет за собой другое, словно при вязании крючком, вытягивает из одной петли новую – хлоп накид, ещё петля, глядишь, и выйдет какой-нибудь чепчик. Так, слово за слово, событие за событием, автор, подобно крючку при помощи словоформ вывязывает полотно романа. Главное в вязании – петлю не упустить: иначе весь ваш чепец в дырах получится. Нам тоже важно ничего не утаить, обо всём рассказать, а то роман будет похож на шерстяную вещь, изъеденную молью.

Так вот, торговля лифчиками в проходе крытого рынка связана очень плотно и имеет самое прямое отношение к Юрию Эразмову и уж тем более к Люсе Подлипкиной. Но лучше копнуть поглубже, изобразить карьерный рост героини с самого начала, прежде чем она достигла таких высот, как торговля нижним женским бельём.

А дело было так.

Анфиса, ещё находясь в интернате, мечтала заработать много денег, ни в чём себе не отказывать, одним словом, жить (как любила выражаться её тётка) «как королева испанская». Хотя сомневаюсь, что Варвара Михайловна знала в точности, какова она, жизнь испанской королевы, но сердцем чувствовала, что катается данная монархическая особа с утра до ночи как сыр в масле, не ведая ни горечи, ни печалей, ни какой бы то ни было тоски. Уже в детстве Фиса Распекаева поняла, что заработать приличные деньги в этом мире можно тремя способами: либо воруя, либо торгуя, либо используя два эти способа вместе.

Как только героине нашей стукнуло восемнадцать лет, она немедленно начала действовать. Знаменательная карьера её началась с торговли в углу овощного рынка дешёвыми мужскими носками. Её не смутило невыгодное расположение торговой точки, она и там с помощью своего звонкого голоса и обаятельной улыбки ещё до обеда умудрялась сбыть с рук всю дневную партию носков. Через два дня работы у неё уже была своя клиентура – дамы от двадцати восьми до шестидесяти лет, которые, проявляя заботу к своим мужьям, будто под гипнозом скупали всю хлопчатобумажную продукцию у очаровательной весёлой девчушки, к которой тянуло, как магнитом. Девчушка эта, несмотря на свой юный возраст, рассуждала о жизни, браке и мужчинах, как опытная, видавшая виды женщина, она всегда могла дать ценный совет, но только в том случае, если её об этом просили. Через неделю Анфиса поняла, что сама в состоянии съездить в выходной день на самый дешёвый вещевой рынок Москвы и купить там всего по три рубля оптом носки, которые отлично у неё расходились по пятнадцать рублей. Спустя две недели она, почувствовав запах легко заработанных денег, бросила лоток с носками и перешла в ларёк мужских рубашек – клиентура, скупив у неё носки всех мыслимых цветов и оттенков, утеплённые и тоненькие, с махрой на изнанке и начёсом сверху, перебазировалась и накинулась в каком-то неистовстве на рубашки, будто никогда в жизни их не видела. Мужские сорочки принесли Распекаевой более значимый доход по сравнению с носками (разница между их стоимостью на местном рынке и оптовой ценой превосходила в пять раз, а порой и в шесть, разницу в ценах мужской чулочной продукции).

Через полтора года героиня наша поняла, что нужно двигаться дальше (не торговать же весь век рубашками!), и перешла в «Бутик модной верхней женской одежды» , хлипкий, сооруженный из престранных строительных материалов, больше похожий на курятник. В этом «бутике», столь напоминающем помещение для содержания домашней птицы, продавались дублёнки и шубы (последний писк сезона!), якобы привезённые сюда из Италии, Англии, а некоторые модели из мирового центра моды, законодателя, так сказать – города Парижу. И те самые клиентки, что пару лет назад буквально давились за мужскими носками, а потом и за сорочками для своих благоверных, выстраивались теперь в очередь за стильными полушубками, кожаными плащами, меховыми пальто, привезёнными, положа руку на сердце, вовсе не из Италии, Англии и Парижа, а всё оттуда же, что и мужские носки с сорочками – с самого дешёвого рынка Москвы. Тут Анфисин навар побил все прежние рекорды, тут – в «бутике», похожем на курятник, она задержалась на семь лет, умудрившись сколотить приличный капитал, пока поздним январским вечером, вернее ближе уж к ночи, не случилось на рынке ужасающего по своему размаху пожара. И что самое подозрительное во всей этой истории, как выяснилось потом, огонь занялся именно с «Бутика модной верхней женской одежды». Виноватых, как это часто бывает, не нашли, но странное дело: после пожара вся квартира нашей героини была завалена дублёнками и шубами. Нет, нет, нет! Автор ни в коем случае не может голословно бросать тень подозрения на несчастную сиротку, домысливая и предполагая, что-де она, Анфиса, каким-то образом причастна к воспламенившемуся, как карточный домик, рынку. Но то автор. А вот хозяйка бутика, как, впрочем, и начальство сгоревших торговых рядов думали иначе. Многие! О, очень многие считали виновницей бедствия нашу героиню, к тому же у этих многих имелись кое-какие факты, которые, собственно, и дали почву для такого рода подозрений.

Во-первых, Анфиса все три дня до того, как рынок был охвачен пламенем, трудилась на ниве торговли модной верхней одеждой в гордом одиночестве, поскольку её начальница была наповал сражена гриппом и, даже приложив нечеловеческие усилия, не могла бы подняться с постели и появиться на рабочем месте. Все три дня её отсутствия «бутик» бесчисленное количество раз закрывался, через полчаса открывался вновь, а саму Анфису Распекаеву некоторые её коллеги видели бегущей сломя голову то из «бутика» навьюченную, яко ослицу, странного рода поклажей, – за ней и рассмотреть было весьма затруднительно, кто несётся из курятника модной верхней одежды, – то обратно, уже без ноши, налегке. Во-вторых, в тот злополучный день вообще никто не видел, как она покидала своё рабочее место – такое впечатление возникло у соседок-продавщиц, что Распекаева растворилась в воздухе или... или... Или вообще никуда не выходила, а решила заночевать прямо посреди дублёнок и шуб. Это последнее туманное предположение (туманное, потому что в нём никто наверняка не был уверен) и породило множество сомнений в душе хозяйки «бутика», которой всё же пришлось приложить нечеловеческие усилия, подняться с постели, плюнув на высокую температуру, ломоту в суставах и головную боль, и появиться следующим утром на пепелище, а также у руководства рынка, которому теперь предстояло заново отстраивать торговые ряды.