– Анфиса Григорьевна, Людмила Григорьевна!.. – с сахарной улыбкой, произнес Никанор Иванович.

– Позвольте представить вам наших... – продолжила Ульяна Прокоповна.

– Дочурок...

– Это... – и Коноклячкин довольно манерно выкинул руку в сторону отроковицы лет двенадцати в точно таком же, как и у родителей, халате с запахом, нежно-розового цвета, – Ноябрина.

– А это... – Ульяна Прокоповна сделала идентичный жест и указала на отроковицу лет девяти, – Августина.

– Какие миленькие девочки! – умилилась Анфиса.

– Да, да... – пропел отец семейства, – наша Августина имеет необыкновенный, редкий дар...

– Может без труда закинуть правую ногу за левое ухо... – не без гордости заявила госпожа Коноклячкина.

– Да что вы говорите! Это надо же! – Анфиса от удивления всплеснула руками.

– Да, да... А Ноябрина умеет шевелить крылышками носа и ушами, – похвастался Никанор Иванович.

– Ноночка, покажи нашим дорогим гостьям, как ты это делаешь... – и Ноябрина, выплюнув в тарелку кусок телячьего языка, запечённого в молочном соусе, продемонстрировала к всеобщему восторгу и удивлению свои необыкновенные способности.

– Ах! Какие чудесные детки! И какие у них красивые имена! – щебетала Анфиса, в то время как Люся поставила себе цель – набить свою утробу до отказа.

– Это потому что Августина родилась в августе...

– А Ноябрина в ноябре... – объяснили родители.

– Надо же, как оригинально! Просто поразительно! – умилению Распекаевой не было предела.

За десертом хозяин затронул тему своего перчаточного резинового заводика, после чего плавно перешёл к новой, посетившей его сегодня идее о создании собственной типографии по производству книг для тех, кто читает исключительно задом наперёд и по-другому, хоть ты его убей, никак не может. После ужина, в сладком полусне от обильной, калорийной пищи супруги Коноклячкины, отправив девочек к себе в комнаты постигать науки, пригласили Анфису с «сестрой» поиграть конок, другой в излюбленную игру энцев – настольное лото. Просидев за игорным столом до часу ночи, Анфиса умудрилась обыграть хозяев на семьсот рублей, а Люся так и не поняла в чём, собственно, заключается смысл этой глупой игры – всё порывалась уйти к себе в комнату и посмотреть очередную серию о Кончите и Хуане, но Распекаева в знак протеста отдавила ей под столом обе ноги. Лишь во втором часу гостьи, пожелав «спокойной ночи» супругам Коноклячкиным, разошлись по своим комнатам. И стоило им только оказаться в постелях, на воздушных, взбитых перинах, да укрыться пуховыми одеялами, как они мгновенно заснули младенческим сном.

– Какие они милые, добрые, умные, интеллигентные..., – блаженно говорил Никанор Иванович, уже лёжа в кровати и поправляя сеточку на голове, которую он надевал каждую ночь, чтобы хоть немного прилизать свою кудрявую шевелюру.

– Преприятнейшие дамы во всех отношениях... – пролепетала Ульяна Прокоповна, и предложение так и повисло в воздухе неоконченным. – Ах! Как было б чудесно, если они остались у нас насовсем... – мечтательно добавила она, подтыкая по бокам одеяло.

И в большом доме Коноклячкиных наступила тишина, изредка нарушаемая храпом Никанора Ивановича, Люсиным похрюкиванием и посапыванием Анфисы.

Следующий вечер нисколько не отличался от предыдущего – всё те же мечтания у камина, незатейливый ужин, от обилия которого тут же в сон клонит, затем игра в лото до полуночи, сладкий сон на воздушных, взбитых перинах...

Однако мы ничего не сказали о первой половине дня! А утром, пробудившись от сна и с удовольствием проведя два часа за завтраком – потягиваясь, зевая и попивая свежесваренный ароматный кофе, Анфиса тонко и дипломатично задавала Ульяне Прокоповне вопросы, так или иначе связанные с наличием в городе N и его окрестностях свободных и достойных мужчин. Но, не узнав ничего нового, кроме некоторых штрихов к образу завидного жениха Виктора Константиновича Кокосова, сделала определённые для себя выводы... Вот тут нужно рассказать поподробнее – о штрихах к образу и определённых выводах.

Если верить госпоже Коноклячкиной, то самый богатый человек города N не являлся тем красавцем-мужчиной, образ которого обычно сидит в умах наших женщин – напротив, по словам Ульяны Прокоповны, временами энский банкир бывал даже страшен до такой степени, что встреть вот такого ночью где-нибудь на безлюдном пустыре – небо с овчинку покажется:

– Здоровенный... Глаза – наглые-пренаглые... Зубы крупные, белые... Он ими мясо рвет, как дикий зверь... И, знаете ли, душечка, Анфиса Григорьевна, мясо он без крови и есть не станет... Одним словом – вампир, а не человек... – шептала Ульяна Прокоповна гостье, и такое впечатление сложилось у нашей героини, что хозяйка будто и теперь, когда господин Кокосов находится от них на безопасном расстояние, в самой Швейцарии, так его боится и трепещет перед ним, что у бедняжки душа в пятки уходит. – Хотя... – молвила Ульяна в голос, – Светлана Тимофеевна относится к нему в высшей степени благосклонно... И в этом ничего странного нет, конечно же – Виктор Константинович никогда никому ничего плохого не сделал... Только уж больно он, как бы это получше сказать... – и Ульяна Прокоповна надолго задумалась над тем, как бы ей получше облачить свою мысль в словесную форму, – непредсказуемый, понимаете ли... От него можно всего ожидать... Страсти в нём так и кипят... – снова перейдя на шепот, проговорила она так, будто открыла Анфисе великую тайну.

– Да, да, я вас очень хорошо поняла, очень, – заверила хозяйку Распекаева. – Это как раз то, что называется роковым мужчиной.

– Точно!.. Вы, наилюбезнейшая, в самое яблочко попали!.. – обрадовалась Ульяна Прокоповна, что собеседница так скоро смогла понять её сумбурное и довольно невнятное описание энского банкира.

– А правда ли, что господин Кокосов вернётся из-за границы только через пять месяцев? – затаив дыхание, спросила Анфиса.

– Да... По крайней мере, он так сказал Светлане Тимофеевне... Кстати, а как вам наша градоначальница?.. – с нескрываемым интересом спросила госпожа Коноклячкина и уставилась на гостью своими серо-голубыми глазами.

– По-моему, наидостойнейшая женщина! Очень приятная дама!

– И какая гостеприимная!.. – поддержала Анфису Ульяна Прокоповна, однако лицо её приобрело то выражение, какое обычно бывает у человека, который только что взял в рот дольку лимона.

– Да, да, хлебосольная и умная к тому же!

– А вы не видели младшенького Коловратова?..

– Не имела такой чести, – ответила Анфиса, и вдруг ей в голову пришла мысль: «А что ж я действительно о сыночке градоначальника-то ничего не узнала! Он-то, поди, не голь перекатная! Капиталы, наверное, имеет! Не оставит же его родной отец без капиталов! Это же блестящая партия!» – А сколько ему годков? – тут же не преминула спросить Анфиса и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Семнадцать... Премилый мальчик... Правда, школу так и не окончил, но Савелий Дмитриевич то ли на покраску фасада директору отписал определённые средства, то ли на шпатлёвку стен... Точно не знаю... И мальчик получил красный диплом об окончании средней школы... В следующем году, мне Светлана Тимофеевна сама сказала, его или в Кембридж или в Оксфорд отправят учиться... Но только это, душечка, Анфиса Григорьевна, между нами... Хорошо?..

– Разумеется! Я по природе своей, Ульяна Прокоповна, человек неболтливый. Если меня просят то-то и то-то никому не рассказывать – могила! – успокоила наша героиня слишком уж боязливую хозяйку, а сама подумала: «Эх! Невезуха! Два приличных жениха в городе – так один уехал за тридевять земель, а другой и вовсе молокосос. Да что ж это такое!»

– Вы такая деликатная женщина!.. Так, знаете ли, можете соблюсти тактичность, душевную тонкость, чуткость... У меня просто слов не хватает... Пойду на кухню, распоряжусь насчёт обеда... А вы, голубушка, не скучайте – там, на столе, разные журналы модные, посмотрите... – пролепетала Коноклячкина и удалилась на кухню.

Анфиса же взялась за журналы, бывшие модными лет пятнадцать назад, зевнула, захлопнула пыльный каталог и, чихнув с наслаждением пять раз кряду, твёрдо решила завтра утром оставить семейство Коноклячкиных и отправиться в гости к господину Долгополову и его сожительнице Аглае Швабриной: «Может, от них узнаю что-нибудь новенькое», – подумала она и вскоре была приглашена к обеденному столу. После обеда последовал двухчасовой сон, после сна чаепитие в каминной комнате, затем долгий ужин и игра в лото до полуночи...

За ужином Анфиса огласила своё решение о завтрашнем отъезде, чем вызвала недовольство и даже некоторую растерянность со стороны хозяев, затем последовали долгие и нудные уговоры остаться, и длились они до тех пор, пока Распекаева не пожелала всем «спокойной ночи» и не отправилась к себе в опочивальню.

Однако не всегда то, что мы загадываем или намереваемся сделать в самом недалёком будущем, нам удаётся осуществить. Так, ничего не получилось и у Анфисы.

Под утро неожиданно начался снегопад. Около трёх часов плотной стеной шёл снег, образовав под окнами высоченные, непролазные сугробы. К полудню небо так и не просветлело, осталось тёмным и мутным, словно в вечерний сумрачный час.

Несмотря на превратности погоды, Анфиса после завтрака всё же решила ехать:

– Пока дороги окончательно не замело, – объяснила она.

– Душенька!.. Анфиса Григорьевна!.. Куда ж вы собрались?.. Вы же где-нибудь в снегу увязнете и будете неизвестно сколько стоять – может, день, а может, неделю!.. – вразумляла её Ульяна Прокоповна.

– Анфис Григорьна, не погубите! – брякнула Люся и упала перед своей хозяйкой на колени, напрочь забыв, что временно исполняет роль её сестры.

– Ох, сестрица! – воскликнула та с той лишь целью, чтобы напомнить компаньонке, что она ей сейчас никакая не «Анфис Григорьна», а близкая родственница. – Исключительной культуры девица! Никак не может себе позволить даже родной сестре тыкать! – словно оправдываясь, проговорила Распекаева. – Деточка, никто тебя губить не собирается – просто нам уже давно пора ехать. Погостили – нужно и честь знать, а то надоедим нашим дорогим друзьям, – и она очаровательно улыбнулась.