Пришло, пришло время, когда, наконец, нужно сказать несколько слов о самой героине! А то что ж это такое получается?! О Людмиле Подлипкиной, о Юрии Эразмове, о Варваре Михайловне Яблочкиной читатель знает больше, чем о центральной, самой важной и главной фигуре романа – о ней он имеет лишь туманные, обрывочные сведения. Да что там говорить! Даже об Акопе Акоповиче Колпакове, который блеснул в нашем повествовании подобно одной из тысяч звезд на небосклоне, да и упал камнем вниз, забытый и выброшенный из памяти, автор рассказал куда более подробно. Да взять хотя бы Наталью Егоровну Уткину! – тут хотя бы известны её религиозные настроения! И практически ничего об Анфисе Григорьевне Распекаевой! Читатель толком-то и не представляет, как она выглядит, он только может догадываться, что героиня не слишком уродлива, раз в один вечер в неё влюбились сразу двое – директор рынка и азартный до болезненности игрок.

Итак, Анфиса Распекаева недурна собой, хотя и писаной красавицей её назвать нельзя. Среднего росту; не сказать, чтоб слишком толста, но и худышкой обозначить её весьма затруднительно (особенно учитывая нынешние стандарты) – размера эдак полного 48-го с покушением на 50-й, с длинными каштановыми волосами, черноброва, румяна, белокожа (о таких часто говорят «кровь с молоком»), с приятным грудным, даже каким-то завораживающим голосом. Но просто так ничего не даётся! – Анфиса поддерживала свою молодость и красоту разнообразными масками, рецепты которых вычитывала в маленьких пухлых календарях, что выпускаются под такими названиями, как «Хозяюшка», «Сад и огород» или «Красота и здоровье», кремами, скрабами, различными лосьонами, в основном отечественного производства, потому что была твёрдо убеждена, что вся импортная косметика изготовлена с добавлением совершенно недопустимых для женского организма гормонов. Она свято помнила страшную историю, которую ей как-то рассказала тётушка (а Варвара Михайловна была буквально помешана на своей внешности и перепробовала все возможные косметические средства) об одной своей приятельнице Стелле Клушиной. Так вот эта Стелла в течение пяти лет пользовалась одним очень дорогим заморским кремом, который ей привозили откуда-то из-за границы. Наносила его Клушина утром и перед сном долгие годы, а закончилось всё это очень плачевно – у Стеллы вдруг ни с того ни с сего стала расти борода, и ничем невозможно было остановить этот буйный рост волос совершенно не в том месте, где следовало – дошло до того, что тёткина приятельница начинала свой день с бритья. История эта крепко засела в Анфисиной голове, и она ни разу в жизни не соблазнилась на рекламу чудодейственной заграничной косметики, от которой и морщины-то через пять дней разглаживаются, и лицо-то отбеливается, и прыщи моментально исчезают. К тому же и стоимость отечественных средств по уходу за кожей значительно доступнее – компоненты же натуральные.

Свой голос Распекаева тоже любила (она, замечу, вообще ценила себя чрезвычайно, так как считала, что всё в ней прекрасно от макушки до пятки) и, зная, какое чарующее, почти гипнотическое действие он способен оказывать на людей, лелеяла его, как могла – утро для неё не начиналось без сырого яйца, мороженое она растапливала в ковшике до сметанообразного состояния даже летом, зимой не выходила на улицу без шарфа.

Имела наша героиня и одну довольно странную слабость – книг читать не любила, зато обожала изучать самые разнообразные рекламки, инструкции и памятки, особенно занимали её аннотации к лекарственным препаратам – их наша героиня перечитывала по нескольку раз. Для подобных руководств у неё имелась специальная коробка, которую она собственноручно аккуратно оклеила цветастыми обоями, что остались после ремонта.

Читатель уже, вероятно, понял, что Распекаева – человек прижимистый и беззаветно любящий себя, поэтому вредных привычек, портящих здоровье и высасывающих из кошелька деньги, она не имела – будь то чрезмерное употребление спиртных напитков или никотиновая зависимость. Да что там говорить, Анфиса даже в питие кофе и чая себя ограничивала, особенно по вечерам, дабы не возбуждать перед сном нервную систему. Но ничего она не могла поделать со своим аппетитом, на который ей грех было жаловаться – поесть Анфиса любила и, в отличие от своей компаньонки, которая удовлетворялась кастрюлей пустых макарон или сковородкой жареной картошки, являлась настоящей гурманкой. Непрочь, к примеру, она была отведать тоненьких блинков с чёрной икоркой или с нежно-розовой, цвета бледного коралла, слабосолёной семужкой или, сложив блин треугольником, обмакнуть его, положим, в густую деревенскую сметану или липовый медок, привезённый вчера с пасеки. Не отказалась бы и от запечённого в духовке до золотистой корочки цыплёнка с картофельным пюре и непременно с квашеной провансальской капусткой. Не устояла бы перед густой мясной солянкой с лимончиком и оливами непременно с косточками, дабы, проглотив мякоть плода, выплюнуть засим деревянистое ядро как можно дальше. На десерт бы с удовольствием отправила в рот мисочку клубники со сливками или ещё тёплый, не успевший остыть добрый кусок шарлотки. Да от многого бы не смогла отказаться наша героиня, и если автор примется всё это перечислять, книги не хватит, да и читательского терпения, пожалуй, тоже – откинул бы читатель сию книгу куда подальше да побежал бы на кухню блины печь.

Такой же интерес, как к еде, Анфиса питала и к одежде. Она обожала красивые вещи – шубки, дублёночки, костюмчики, юбочки, джинсики, не говоря о нижнем белье, обуви и ювелирных украшениях. Короче говоря, любила себя наша героиня больше всех на свете и ублажала собственную утробу, равно как и свою наружность.

Что же касается её общения с окружающими, то близко она к себе никого не подпускала, душу ни перед кем не раскрывала – в разговорах ограничивалась общими фразами, больше интересовалась собеседником – тут всё волновало её: и пьющий муж, и неустроенные дети, и начальник-самодур, и расстройства со сном и неполадки со стулом. Стоит, головой кивает понимающе – смотришь, и глаза у неё слезами наполнились из сострадания и сопереживания – ещё мгновение, и тяжёлая капля быстро скатится по её щеке, исчезнув где-то в нашейном платке. И от переполнившей её сердце боли при виде страданий ближнего, обнимет она этого самого ближнего, к груди прижмёт, по спине утешительно похлопает... «Ах, какой человек, эта Анфиса Распекаева! – думают о ней все, с кем она имела хоть раз в жизни даже мимолётный, короткий разговор, – золото, а не человек! Наидобрейшей души девушка!» И самому после общения с ней легко так становится, спокойно, будто камень, что лежал на сердце долгие годы, упал, исчез, растворился в кипятке, словно вовсе и не камень то был, а кусок сахара.

Такова в общих чертах наша героиня – не просто приятная дама, а дама приятная во всех отношениях.

Однако ж мы снова задержались! Вперёд, вперёд! Вместе с приятной во всех отношениях дамой в город N, искать жениха – человека наидостойнейшего: честного, щедрого, простодушного и бескорыстного, богатого настолько, что ему и в голову не может закрасться такая нелепая и скверная мыслишка, как раздел Анфисиного имущества после развода, имущества, доставшегося ей в наследство от тётушки – Варвары Михайловны Яблочкиной.


Часть вторая


Новенькая серебристая «Нексия» проскочила вывеску с названием города N и, значительно сбавив скорость, въехала на странную улицу, по одной стороне которой стояли кособокие, занесённые снегом до окон, тёмно-серые, почти чёрные деревянные домики, а по другой вилась, уходя вдаль, неприглядная кирпичная стена с глубокими выбоинами. Стоило только машине свернуть с трассы и очутиться на территории города, как она запрыгала, заскакала по разухабистой, занесённой февральскими метелями дороге, взвизгнул пару раз, остановился, зарычал и с усилием двинулся дальше. Две бабы, похожие друг на друга как две капли воды (их можно было различить лишь по валенкам – у одной белые, у другой чёрные), неопределённого возраста, в телогрейках и цветастых платках, что гремели вёдрами у колодца, увидев автомобиль, греметь моментально прекратили, затаились, с нескрываемым любопытством наблюдая, как стальной зверь пытается преодолеть их энские непролазные заносы.

– Далеко не уедут, сейчас на углу и застрянут! – сказала одна.

– А можт, до конца стены доберутся, но не дальше. Там такой сугробище! – не объехать!

– Не-е, до сугроба не доберутся – кишка тонка. До угла только!

– Надо в объезд было – по эрской дороге!

– Ну, да это ж совсем с другой стороны! Это ж не из Москвы, а из города R нужно было ехать! – возмущённо прокричала та, что щеголяла в белых валенках.

– О том и говорю! Зимой к нам удобнее ехать из города R, а весной, опосля того как сугроб растает, да вода высохнет – из Москвы, – со знанием дела изрекла та, которая была в чёрных валенках, после чего обе они кинулись к дверце колодца и, распахнув её, чуть было не полетели вниз.

«Нексия» остановилась в двадцати метрах от них, бабы отпрянули от колодца и замерли, разинув рты, наблюдая, как из авто вылезла тучная девица в искусственной шубе приглушённо-лимонного цвета и ядовито-розовой шапке. Девица бежала к ним, лихо перепрыгивая через сугробы, размахивая руками, как ветряная мельница:

– Тётеньки! Тётеньки! Скажите, как нам к гостинице подъехать! – кричала она издалека во всю глотку.

– А до гостиницы тут никак не доедешь, потому что впереди будет огромный сугроб!..

– Ей-ей! – кивая со всей серьёзностью, подтвердила слова товарки тётка в белых валенках, – ну чисто Китайская стена, а не сугроб!

– Эт-то к-как же? К-к? – Девица в розовой шапке от волнения и навалившейся на неё паники не могла и слова вымолвить: правая щека её неожиданно задёргалась, ходуном заходила.

– Да чо это тебя так затрясло? Поворачивай обратно, а как выедешь на шоссе, километр проедешь и прямёхонько вкатишься в город с другой стороны.