Тут читатели, а скорее всего читательницы, могут, конечно, усомниться и воскликнуть с подозрением и недоумением в голосе:

– Да кто ж поверит, что посредством мужской части населения можно скопить такой огромный капитал?! И счёт в швейцарском банке с невероятным количеством нулей, и двухэтажный особняк в Подмосковье с садом, в котором, по словам автора, заблудиться можно! И три килограмма золота с бриллиантами! Всё это надумано! Притянуто за уши! Не может такого быть! Это мужики с нас, с бедных женщин, сорвать хоть что-нибудь норовят, а вы нам о каких-то трёхкомнатных квартирах с двумя туалетами талдычите!

Тут не только я соглашусь с многоуважаемыми читательницами, но и Варвара Михайловна, если б была жива, тоже бы подписалась подо всеми этими словами обеими руками. Только нужно учесть, что все вышеописанные поклонники дарили свои чувства и щедрые подарки красавице Яблочкиной в шестидесятые годы прошлого столетия, а тогда, как говаривала Анфисина тётушка, мужчины умели ценить женскую красоту, не были столь корыстными, инфантильными, жадными и эгоистичными, как в веке нынешнем.

– Лучше вообще с мужиками не связывайся! – учила племянницу Варвара Михайловна ещё до своего падения со стремянки. – От них теперь одни проблемы. И помочь не помогут бедной одинокой девушке, а только дрянью какой-нибудь заразят! Ох, Фиска, ты не представляешь, сколько новых венерических болезней появилось со времени моей юности! И откуда они только берутся! Аж подумать страшно! Потом эти нежелательные беременности – тоже ничего хорошего...

– А как же любовь? – спрашивала Анфиса.

– Какая любовь! В своём ли ты уме, душечка?! Запомни: любовь хуже геморроя! Одни нервы, пустые ожидания, унижение и потерянное время! Сама я не любила, но знаю об этом губительном чувстве всё – во-первых, приятельницы делились со мной своим горем, а потом все мои поклонники этой заразой переболели, отчего только материально пострадали. Вот тебе и любовь!

– Но ведь замуж-то выходить надо! – не отступалась наша героиня.

– У тебя квартира есть?

– Есть.

– Деньги есть?

– Ну, да. Хватает.

– Работа твоя нравится? – спросила тётка, и Анфиса задумалась тогда – представила, что бы она делала, не будь у неё лотка с лифчиками и трусами, ужаснулась, потому что без торговли нижним бельём жизнь её стала бы пустой, никчёмной и неинтересной, и ответила:

– Работу я свою люблю.

– Так зачем тебе замуж? Что-то я никак этого не пойму! – недоумённо воскликнула тётка. Судя по всему, поняла она это только тогда, когда сломала шейку бедра и пообщалась с верующей фанатичкой из церкви «Благостного милосердия и щемящей сострадательности» Натальей Егоровной Уткиной, иначе не стала бы приписывать к завещанию нелепое и абсурдное условие на оборотной его стороне. Это же надо потребовать от племянницы найти мужа в захолустном городе N и ухитриться женить его на себе за три месяца! – С мужиками в наше время можно связаться лишь в двух случаях – если у тебя головы на плечах нет или если тебе от данной особи что-то нужно, при этом зная наверняка, что он сможет помочь.

Однажды Распекаева имела глупость привести к Варваре Михайловне Юрика Эразмова. Тётушка встретила его хорошо, коньяка предложила, вдоволь насмеялась с ним и даже, вспомнив старое, принялась кокетничать, но потом, когда племянница посетила её одна, раздражённо крикнула, не дав Анфисе с дороги отдышаться:

– Не нужен тебе этот Юрик! Он пустой человек! Фантик, воздухом надутый! Фантик! – «фантиками» тётка называла тех мужчин, которые ничего не могли дать женщине, а рождены на свет только для того, чтобы трепать нервы прекрасной половине человечества. – И поверь уж ты моему опыту! Твой Эразмов – игрок! Больной человек! Неровен час, он тебя разорит! – Анфиса не говорила ни слова – она знала, что в данный момент лучше всего помалкивать. – Скажи честно, – вкрадчиво спросила Варвара Михайловна, – он у тебя уже просил денег?

– Пойду чай заварю, – Анфиса попыталась сменить тему и хотела было встать, потому что сей разговор ей был малоприятен – Эразмов уже не раз просил у неё денег, а точнее, он постоянно их у неё требовал, но тут надо отдать должное нашей героине – она за четыре года близких отношений с азартным до болезненности Юриком не дала ему ни копейки. Как бы он ни умолял её, как не заверял, что отыграется и отдаст, как бы не шантажировал сброситься на спор с девятиэтажного дома, какие бы золотые горы он не обещал, Распекаева отвечала всегда одно и то же: «У меня в кошельке сто рублей, все остальные деньги вложены в дело». Героиня наша в этом отношении была всё равно что кремень. К тому же если Юрик выигрывал и у него заводились деньги, он запросто с ними расставался, может оттого, что они так легко к нему приходили. Если Эразмов не играл, то все финансы, которые у него имелись, он, не задумываясь, спускал на даму сердца, преподнося ей довольно необычные сюрпризы.

Как-то гуляя с Анфисой по ночной Москве, он, ещё издалека увидев лошадь, воскликнул:

– Фиска! Королева! Давай я тебе лошадь куплю! Вот ща сторгуюсь с её хозяйкой, и у тебя лошадь будет! А?

– К чему мне кобыла? Где я её держать стану? – Распекаева потому так серьёзно отнеслась к порыву Юрика, что знала – он действительно способен на безрассудные поступки, и купить лошадь для него ничего не стоит – благо деньги у него в ту ночь были.

– Как это, к чему тебе кобыла?! – искренне поразился он. – Вот представь, – с жаром заговорил он, – сломается твоя задрипанная колымага, на чём ты за своими лифчиками поедешь? А тут лошадь. Оседлала и поскакала! И бензина не надо – с лета травки насушишь, и корми её всю зиму! Какая экономия! Ты ведь, Фиска, жлобка! Ужасная скупердяйка, я отродясь таких не видел! Ну, давай я тебе лошадь куплю!

– Не нужна мне никакая лошадь! Где мне её держать?

– Утром она будет на улице пастись, а ночью на рынок, в свой магазин станешь ее загонять. А что, удобно! Ща с девицей о цене сговоримся, и лошадь твоя! – Юрик загорелся своей идеей, находя, что она очень удачная, и он всё здорово придумал – лучше некуда.

– А я говорю, не нужна мне никакая лошадь! – упрямо, сквозь зубы процедила Анфиса. – Она за ночь все лифчики у меня в магазине сожрёт!

– Ничего не сожрёт! Лошадь – не свинья! – настаивал Эразмов и действительно кинулся к девушке, что вела кобылу за поводья, торговаться. – Продай, чего тебе стоит?! Я ведь хорошие деньги предлагаю! – девица сначала уставилась на него удивлённо, потом принялась уверять, что кобыла не её, она является коллективной собственностью, но Юрик уже так разошёлся, что остановиться он никак не мог. – Девушка, девушка, спорим, вот если ты мне ща не продашь эту клячу, я до гола разденусь и буду до утра за тобой без порток ходить! – и, к счастью, пока Эразмов стягивал с себя брюки, девица стремительно взобралась на лошадь и поскакала прочь во весь опор. – Ах ты стерва, загалопировала! – Разочарованно проговорил он.

– Вот и чудненько! – облегчённо сказала Анфиса.

– Что, чудненько, что чудненько?! – выкатив глаза-вишни, орал он, стоя на Тверской улице с упавшими на асфальт брюками. – Что мы без лошади остались, чудненько?! А куда я столько тугриков дену? На что их тратить прикажешь? Накупить на все трусов для твоего магазина?! – возмущению Эразмова не было предела – он в тот момент был совершенно подавлен, не зная, как с умом потратить крупный выигрыш. Кончилось тем, что он пригласил любимую в Сочи на один вечер, чтобы поужинать, глядя на море; по приезде купил ей за баснословную цену борзого щенка в клубе, остальные деньги просадил в рулетку. Щенка, конечно, Распекаева отдала ему обратно, объяснив это тем, что тот изгадил ей всю квартиру, что из-за него пришла в негодность половина товара, который хранился дома, и ни ей, ни Люсе некогда воспитывать Шнырика (Эразмов уже успел дать щенку имя).

Эх! Куда нас снова занесло! Но вернёмся к тому самому событию, от которого мы несколько отвлеклись – а именно к знакомству Анфисы с Юрием четыре года назад в раздевалке ночного клуба «Искры и молнии», где, словно жонглер, продавщица из отдела «Всё по десять рублей» подбрасывала в воздух стулья.

Итак, Анфиса согласилась совершить небольшую прогулку ранним утром с ненормальным, но симпатичным незнакомцем, которого едва не придавила длиннющая груженая фура. Они бродили вдоль Москвы-реки, героиня наша о себе старалась ничего не рассказывать, а всё больше слушала нового знакомого с редкой фамилией Эразмов, который взахлёб излагал ей одну фантастическую историю за другой, ещё более невероятной. «Врёт», – думала она, когда Юрик повествовал ей о том, как будучи в Индии, вступил в схватку с тигром и победил хищника, не применив к нему никакой силы:

– Только сцапал его за передние лапы, как кошку, и смотрю ему в глаза! Минуты три смотрели, не отрываясь – я на него, он на меня. И что ты думаешь? Я его пересмотрел! Не выдержал он моего взгляда и убежал! Только хвостом вильнул и был таков! Ты что, мне не веришь? Ты не веришь, что я ездил в Индию и победил тигра?

– Верю, верю, – ответила Анфиса, потому что чувствовала, не скажи она это сейчас, Эразмов снова чего-нибудь выкинет, как с фурой у ночного клуба.

Вдруг Юрий умолк – не думаю, что у него закончились фантастические истории, скорее всего он очухался – вспомнил, зачем вообще пригласил симпатичную девушку на прогулку по рассветной Москве, и, посмотрев пристально на Анфису, сказал с жаром, схватив её за руку:

– Королева, повелительница! Я как тебя увидел, обо всём на свете забыл, побрёл за тобой, как слепой за собакой-поводырем! Знаешь, собаки такие есть, их в специальной школе обучают слепых сопровождать повсюду – в магазин или на почту или просто так, прогуляться. – Эразмов ещё долго распространялся про собак-поводырей, описывая их нелёгкую жизнь и какие именно породы собак пригодны для такой службы, перекинулся неожиданно на псин, которые на таможне наркотики вынюхивают, и, заключив, что поводырями берут в основном сук, а на таможню отбирают кобелей, снова замолк. Анфиса из всей сумбурной речи своего кавалера уяснила для себя одно – раз она для него равноценна собаке-поводырю, за которой он отправился, бросив все дела, друзей или что там ещё мог оставить Эразмов, и побежал за ней, как слепец, стало быть, она не иначе, как сука в его глазах. «Это прямо ужас какой-то! Теперь от него не отвяжешься!» – подумала она и собралась уж было перейти к решительным мерам – сказать, мне, мол, некогда, дома дети, муж, одним словом, семеро по лавкам и блуждать бесцельно по туманной Москве ей некогда и не кажется уж столь романтичным, потому что она давно вышла из юного возраста. Но всё это произнести ей так и не удалось – Юрик, импульсивно дёрнув её за руку, притянул к себе и горячо выпалил: – Я, как увидел тебя, королева моя, сразу понял: влип ты, друг Эразмов, пришёл тебе конец. Полюбил я тебя, Анфиска! Страсть как полюбил! Будешь моей? – спросил он и уставился на неё своими «вишнями».