– Наши исследования и без того идут превосходно. Вчера я встречался с моими людьми, и они сказали мне, что будут готовы к Дню труда. К этому времени в «Викотеке» не останется никаких изъянов – ни «недостатков», ни «демонов», ни опасности.

Питер, однако, ему не верил:

– А вы можете это доказать? Вы уверены? Поль-Луи сказал, что исследование может занять целый год.

– Это мое дело. Он не знал, что говорил.

Питера напугали действия Фрэнка. Порывшись в архиве компании, он отыскал координаты Поля-Луи и позвонил ему в первый же вечер, когда вернулся в Нью-Йорк, чтобы сказать, как ему жаль, и поговорить с ним о «Викотеке» и их прогрессе.

– Вы кого-нибудь убьете, – сказал Поль-Луи со своим тяжелым французским акцентом. Однако он был тронут звонком Питера, которого всегда очень уважал. Сначала ему сказали, что увольнение произошло по инициативе Питера, но потом он узнал, что приказ исходил непосредственно от председателя. – Все равно нельзя сейчас запускать его, – настойчиво повторил он. – Вы должны пройти все испытания, а это займет много месяцев, даже если над препаратом будут днем и ночью трудиться удвоенные команды. Вы не должны допустить преступления.

– Я обещаю вам это. Спасибо за то, что вы сделали для нас. Мне просто очень жаль, что так получилось, – очень искренне сказал Питер.

– Ничего страшного, – пожал плечами француз, философски улыбаясь. Он уже получил предложение от немецкой фармацевтической фирмы, имевшей большую фабрику во Франции, но ему хотелось несколько оттянуть окончательное решение, и он уехал в Англию, чтобы немного отдохнуть. – Я все понимаю. И желаю вам удачи. У вас может получиться замечательное лекарство.

Они еще немного поговорили, и Поль-Луи пообещал не терять с ним связь. На следующей неделе Питер более подробно следил за результатами работы его подчиненных и понял, что Поль-Луи был прав – им действительно еще очень много нужно было сделать, прежде чем давать препарату «зеленую улицу».

Но к концу июля дела пошли гораздо лучше. Питер уезжал в отпуск на Мартас-Виньярд очень ободренный, потребовав, чтобы ему ежедневно присылали по факсу отчеты о работе. В результате он так и не смог толком расслабиться и отдохнуть. Казалось, Питер накрепко привязан кабелем факса и к исследованиям по «Викотеку», и к своему офису.

– Ты совсем не отдыхаешь в этом году, – жаловалась жена, не обращая, однако, на него должного внимания. У нее была масса друзей, работа в саду, и она проводила много времени у отца, участвуя в ремонте дома и давая советы, стоит или нет обновлять кухню. Кэти помогала ему развлекать его друзей и организовала несколько обедов, на которые ходила вместе с Питером, что не слишком-то нравилось последнему. Он видел, что жена практически не бывает рядом с ним; всякий раз, когда они встречались, она была на пути к дому своего отца.

Что с тобой происходит? Ты ведь никогда раньше не ревновал меня к папе. Мне кажется, что вы просто разрываете меня на части, – раздраженно говорила Кейт. Питер всегда так спокойно относился к ее общению с Фрэнком, а теперь он постоянно укорял ее за это. А отец тоже вел себя не лучше – он все еще не простил Питеру его позицию по поводу «Викотека».

Между двумя мужчинами в этом году существовало осязаемое напряжение, и к середине августа Питер начал мечтать о возвращении в город, оправдываясь тем, что ему необходимо работать. Он устал. Может быть, дело было в нем самом, но он несколько раз ссорился с детьми, считал, что Кэти временами бывает просто невыносимой, и ему до смерти надоело ходить в дом Фрэнка обедать. В довершение всего стояла плохая погода, постоянно лили дожди, а с Бермудов надвигался ураган.

На третий день Питер отправил всех в кино, а сам проверил ставни и закрепил мебель на террасе. Чуть позже он сидел перед телевизором и ел. Сначала передавали игру в мяч, потом он переключил канал, чтобы посмотреть новости об урагане «Энгус». И вдруг на экране возникла огромная парусная шлюпка, а вслед за ней – фотография сенатора Энди Тэтчера. Ошеломленный Питер слушал, как диктор говорил о «…трагедии, произошедшей прошлой ночью. Тела погибших еще не найдены. Сенатор отказывается давать комментарии».

– О Господи! – вслух сказал Питер, вставая и кладя сандвич на стол. Он должен был узнать, что с ней случилось. Жива ли она, не ее ли тело ищут? Еле сдерживая слезы, он принялся судорожно рыскать по каналам.

– Привет, папа. Кто подает? – спросил вернувшийся из кино Майк, проходя через комнату. Питер не слышал, как его семейство вошло в дом. Когда он повернулся к сыну, вид у него был как у привидения.

– Никто не подает., и вообще это не спорт… я не знаю… не обращай внимания… – Он снова уставился в экран, и когда Майк вышел из комнаты, Питер нашел на втором канале то, что искал, и услышал все с самого начала.

Во время плавания на принадлежавшей Энди парусной шлюпке длиной тридцать восемь метров они попали в шторм около Глучестера. Несмотря на размеры и устойчивость, шлюпка наткнулась на камни и затонула меньше чем за десять минут. На борту находилось около десяти человек. Шлюпка была оснащена компьютерами, и Тэтчер вел ее сам при помощи единственного матроса и нескольких друзей. На настоящий момент несколько пассажиров пропали без вести, но сам сенатор не пострадал. Его жена была на борту, так же как и ее брат, младший конгрессмен из Бостона Эдвин Дуглас. Жену конгрессмена и обоих маленьких детей, к сожалению, смыло за борт. Тело женщины было найдено сегодня рано утром, а никого из детей еще не нашли.

Не переводя дыхания, дикторша сообщила, что жена сенатора, Оливия Дуглас Тэтчер, едва не утонула. Ночью ее подобрала береговая охрана, и теперь она находится в больнице Аддисон-Джилберт в критическом состоянии. Когда ее обнаружили, она была без сознания; на поверхности воды она удержалась только благодаря спасательному жилету.

– О Господи… о Господи… – повторял Питер. Оливия… Она так боялась океана. Он мог только воображать себе, что с ней случилось, и в отчаянии строил планы поездки к ней. Но как он это объяснит? И что скажут в новостях? Неизвестный бизнесмен вчера приехал в больницу к миссис Тэтчер и не был допущен к ней. На него надели смирительную рубашку и отправили домой к жене, чтобы он пришел в себя… Питер понятия не имел, как до нее добраться и увидеть ее, не осложняя жизнь им обоим.

Снова усевшись перед телевизором, он понял, что до той поры, пока она в таком состоянии, увидеть ее ему никто не даст. По другому каналу сообщили, что она все еще не пришла в сознание и находится в глубокой коме. На экране вновь замелькали ее фотографии, запечатлевшие все трагедии, которые когда-либо произошли в ее жизни, – точно так же как это было в Париже. Журналисты также оккупировали дом ее родителей в Бостоне и не постеснялись снять сраженного горем брата Оливии, только что потерявшего жену и детей. Смотреть на него было больно, и Питер чувствовал, как по его щекам катятся слезы.

– Что с тобой, папа? – обеспокоенно спросил вернувшийся Майк".

– Нет, все в порядке… просто с моими друзьями случилось несчастье. Это ужасно! Вчера ночью был шторм у Кейп-Кода. Перевернулась шлюпка сенатора Тэтчера. Говорят, что несколько человек погибли и есть тяжелораненые.

А Оливия лежит в коме. Почему это с ней произошло? Что будет, если она умрет? Думать об этом было невозможно.

– Ты знаешь их? – удивленно обронила Кэти, проходя через гостиную в кухню. – Об этом сегодня писали в газетах.

– Я встречал их в Париже, – ответил Питер, боясь сказать больше, как будто по тону его голоса она могла догадаться обо всем или – хуже того – увидеть, что он плачет.

– Говорят, она очень странная. А он, я слышала, собирается баллотироваться в президенты, – сказала Кэти через кухонную дверь.

Питер не ответил. Он как можно тише прошел наверх и уже набирал номер больницы из их спальни.

Но медсестры из Аддисон-Джилберт не сказали ему ничего нового. Он представился близким другом семьи, а в ответ услышал то же самое, что говорили в новостях. Она была в коме и так и не пришла в сознание. «И как долго это может продолжаться?» – спросил Питер, желая засыпать их вопросами, которых не мог задать. Не повредится ли она в рассудке? Не может ли умереть? Увидит ли он ее еще когда-нибудь? Сердце его рвалось к ней, но он не мог позволить себе выплеснуть свои эмоции. Все, что ему оставалось, – это лежать на кровати и вспоминать.

– Что с тобой? – спросила Кэти, которая поднялась наверх в поисках чего-то и с удивлением обнаружила, что он лежит на кровати. В последние несколько дней – да практически все лето – он вел себя странно. И ее отец тоже. Насколько она могла судить, «Викотек» губительно действовал на них обоих, и Кейт злилась, что они вообще взялись за это дело. Препарат не стоил той цены, которую они за него платили. Когда Кэти еще раз взглянула на своего мужа, ей показалось, что у него влажные глаза. Она понятия не имела, что с ним происходит. – Ты не заболел? – обеспокоенно переспросила она, кладя руку ему на лоб. Но температуры у него не было.

– Все в порядке, – сказал он, снова испытывая чувство вины. Но состояние Оливии настолько пугало его, что мысли у него путались. Даже если он никогда больше ее не увидит, мир без ее нежного лица и глаз, которые всегда напоминали ему коричневый бархат, сильно изменится. Ему хотелось подойти к ней, открыть ей глаза и поцеловать. А когда он в следующий раз увидел по телевизору Энди, он почувствовал непреодолимое желание задушить его за то, что он не сидит у постели своей жены. Сенатор говорил о том, что они пережили, о том, как быстро их накрыл шторм, как страшно то, что детей не смогли спасти. И каким-то образом в его речи прозвучало то, что, несмотря на наличие погибших и смертельную опасность, которой подверглась его жена, он все равно вел себя как герой.

Этим вечером Питер все время молчал. Обещанный ураган прошел мимо, и Питер снова позвонил в больницу. Но там ничего не изменилось. Для него и для Дугласов, сидевших в больнице, это был кошмарный уик-энд. Поздно вечером в воскресенье, после того как Кэти пошла спать, он снова позвонил – в четвертый раз за день. Когда медсестра сказала ему те слова, которые он мечтал услышать, его колени задрожали.