Даниэла Стил - Пять дней в Париже

Когда самолет коснулся взлетной полосы аэропорта Шарль де Голль, погода во французской столице стояла на удивление теплая. Через пять минут Питер Хаскелл уже пробирался сквозь толпу, прижимая к себе маленький чемоданчик. Оказавшись у таможенного поста, он заулыбался, несмотря на жару и количество людей, стоявших перед ним. Питер Хаскелл любил Париж.

Обычно он прилетал в Европу четыре или пять раз в год. Фармацевтическая фирма, которой он руководил, имела свои филиалы в Германии, Швейцарии и Франции; в Англии находились мощные лаборатории и заводы. Посещать все эти дочерние предприятия было всегда интересно. Питер регулярно обменивался идеями с работавшими в Европе учеными и пытался угадать новые направления деятельности. Но на этот раз целью его поездки была не просто инспекция или внедрение нового продукта. Он прилетел, чтобы присутствовать при рождении «своего ребенка». «Викотек». Мечта всей его жизни. «Викотек» должен изменить жизнь и сознание всех больных раком, произвести революцию в программе и самой природе химиотерапии по всему миру. И это станет вкладом Питера Хаскелла в историю человечества. В течение последних четырех лет он жил только этим – если не считать семьи, конечно же. Разумеется, это принесет миллионы компании «Уилсон-Донован». Более того, ему было ясно, что в первые же пять лет после внедрения препарата на рынок прибыль его компании перевалит за миллиард долларов. Но не это было самым главным для Питера. Гораздо важнее – жизнь. Для тех больных, которые влачили жалкое существование, «Викотек» должен стать пламенем свечи во мраке недуга. Он должен помочь им. Поначалу это казалось не более чем идеалистической мечтой, однако теперь фирма так близка к победе, и Питер замирал от восторга всякий раз, когда думал о том, что должно вот-вот произойти.

Результаты последних исследований оказались безупречными. Встречи в Германии и Швейцарии прошли отлично. В европейских лабораториях тестирование гораздо жестче, чем в Штатах. Но ученые убедились в том, что препарат безопасен. Настала пора переходить к первой фазе испытаний на людях, сразу же после одобрения препарата ФДА1. Новое средство планировалось давать небольшими дозами контрольной группе добровольцев.

«Уилсон-Донован» уже отправила запрос в ФДА в январе, за несколько месяцев до приезда Питера в Париж. Теперь она собиралась потребовать окончательного одобрения «Викотека» и разрешения на испытания на людях. Все упиралось в решение ФДА. Комиссия должна была убедиться в безопасности препарата. Процесс скорейшего одобрения назывался «зеленая улица» и применялся только по отношению к лекарствам, которые предназначены для лечения смертельных болезней. Получив одобрение, сотрудники компании собирались начать испытания препарата на группе из ста больных, которые дадут подписку, что знают о потенциальной опасности лечения. Все эти люди безнадежно больны, и «Викотек» становился их единственной надеждой. Те, кто соглашался участвовать в подобного рода испытаниях, были благодарны за любую предложенную помощь.

«Уилсон-Донован» намеревалась как можно скорее перейти к клиническим исследованиям на пациентах, почему и было важно испытать безопасность «Викотека» до слушаний ФДА в сентябре. Питер не сомневался, что тесты, которые должен был провести Поль-Луи Сушар, глава лаборатории фирмы в Париже, только подтвердят безупречные результаты женевских ученых.

– Отдых или бизнес, мсье?

Бесстрастный таможенник поставил штамп в его паспорте, почти не взглянув на него. У Питера были голубые глаза и темные волосы. Он выглядел моложе своих сорока четырех лет. Лицо его имело правильные черты, он был высок, и большинство знакомых считали его красивым.

– Бизнес, – почти с гордостью ответил он. «Викотек». Виктория – победа. Спасение для больных, вынужденных сражаться с изматывающим ужасом химиотерапии и рака.

Таможенник протянул Питеру паспорт, и через минуту Питер уже ловил такси. Стоял великолепный солнечный июньский день. В Женеве ему нечего было делать, поэтому он прилетел в Париж на день раньше, чем рассчитывал. Питер любил этот город. Он без труда найдет себе занятие, хотя бы прогуляется по набережной Сены. Или, может быть, Сушар согласится встретиться с ним раньше назначенного срока, хотя сегодня и воскресенье. Однако звонить ему еще рано. Поскольку Поль-Луи был французом до мозга костей – очень серьезным и немного жестким, – Питер собирался позвонить ему из гостиницы и выяснить, свободен ли он и готов ли изменить свои планы.

За последние годы Питер научился немного говорить по-французски, хотя все деловые переговоры с Сушаром он вел на английском языке. Питер Хаскелл многое усвоил с тех пор, как уехал со Среднего Запада. Даже таможенник в аэропорту Шарль де Голль сразу понял, что перед ним очень значительный человек, умный и интеллигентный. Он производил впечатление спокойного, мягкого и сильного человека. В сорок четыре года Питер был президентом одной из крупнейших фармацевтических компаний мира. Он был не ученым, а торговцем, как Фрэнк Донован, председатель фирмы. По случайному стечению обстоятельств восемнадцать лет назад Питер Хаскелл женился на дочери Фрэнка. С его стороны это не было холодным расчетом, это было совпадение, насмешка судьбы, против которой он боролся в первые шесть лет их знакомства.

Питер не хотел жениться на Кейт Донован. Когда они познакомились в университете Мичигана, ей исполнилось девятнадцать, а ему двадцать и он ничего не знал о ее семье. Симпатичная блондиночка, с которой он столкнулся на дискотеке, после первых же свиданий вскружила ему голову. Они встречались в течение пяти месяцев, пока кто-то из однокашников не сказал Питеру о том, что он не дурак, раз отхватил такой куш, как юная и красивая Кэти. В ответ на недоуменный взгляд Питера приятель объяснил, что она – единственная наследница Фрэнка Донована, владельца крупнейшей фармацевтической компании в стране. И Питер со всей яростью и наивностью двадцатилетнего мальчишки обрушился на Кэти за то, что она ничего ему не сказала.

– Как ты могла? Почему ты молчала?! – кричал он.

– А что мне нужно было сказать? Неужели я обязана была предупредить тебя, кто мой отец? Мне казалось, что тебе все равно.

Кэти очень обидел этот взрыв гнева, она испугалась, что он ее бросит. Она уже знала, насколько он горд и беден. Питер говорил, что его родители только в этом году купили молочную ферму, на которой отец работал всю свою жизнь. Ферма была заложена, и Питер пребывал в постоянном страхе, опасаясь, что дела отца пойдут плохо и ему придется бросить учебу и Вернуться в Висконсин, чтобы помочь семье.

– Ты прекрасно знаешь: мне не все равно. И что теперь делать?

Питер лучше других знал, что ему не место в ее мире, что он к нему не принадлежит и никогда не будет принадлежать и Кэти никогда не согласится жить на ферме в Висконсине. Она уже много чего в жизни видела и была слишком умудренной, хотя и не сознавала этого. Проблема заключалась в том, что Питер не ощущал свою принадлежность к тому миру, в котором он вырос. Находясь дома, он изо всех сил старался казаться «своим парнем», но разница все равно чувствовалась – в нем словно жил неуловимый дух большого города. В детстве он ненавидел жизнь на ферме и мечтал отправиться в Чикаго или Нью-Йорк, чтобы влиться в деловой мир. Питер терпеть не мог доить коров, складывать сено в стога или бесконечно очищать стойла от грязи. В течение нескольких лет Питер помогал своему отцу на ферме, которая потом перешла во владение к старшему Хаскеллу. И Питер прекрасно знал, что это означает. После окончания колледжа ему в любом случае придется вернуться домой и стать таким же фермером, как его родители. Он ждал этого с ужасом, но не искал легких путей, веря, что нужно выполнять свой долг, не уходить от ответственности и не пытаться увильнуть от обязанностей. Его мать всегда говорила, что ее Питер – хороший мальчик, который не будет страшиться тяжелого труда и постарается заработать себе на хлеб.

Но после того как Питер узнал о семье Кэти, он почувствовал, что продолжать эти отношения нечестно. Он очень привязался к ней, но их роман был тем самым легким выходом, способом быстро взойти на вершину, срезанием угла. Какой бы хорошенькой ни была его избранница, как бы сильно Питер – по крайней мере так ему казалось – ни был в нее влюблен, он знал, что ничего не может поделать со своим предубеждением. Он решил не извлекать никакой выгоды из их романа, они даже поссорились и не виделись целых две недели. Кэти пыталась его убедить, но безуспешно. Она страшно расстроилась, да и Питер тяжело переживал размолвку, хотя и не признавался себе в этом. После первого курса он отправился в Висконсин помогать отцу, а к концу лета решил взять отпуск на год, чтобы поднять ферму. Прошлая зима выдалась на редкость тяжелой, и Питеру казалось, что, используя знания, полученные в колледже, он сможет поправить пошатнувшееся дело родителей.

И он бы смог это сделать, если бы его не завербовали и не послали во Вьетнам. Целый год Питер провел в Дананге, а потом был переведен в Сайгон, где работал на ЦРУ. Для него это было время смятения. В момент демобилизации ему исполнилось всего двадцать два года, и он так и не нашел ответа на те жизненно важные вопросы, которые его волновали. Он не знал, что ему делать дальше, не хотел возвращаться на ферму, хотя и сознавал, что это его долг. Пока он служил, умерла его мать, и Питер понимал, что отец тяжело переживает эту потерю.

У него оставался еще целый год в колледже, но он не хотел возвращаться в университет, чувствуя, что перерос его. Кроме того, ему не давало покоя вьетнамское прошлое. Питер хотел ненавидеть эту страну, но вместо этого она так задела его, что он полюбил ее и покинул с огромной тоской в сердце. Там у него было несколько мелких романов, в основном со служившими в войсках американками, а также с юной вьетнамской красавицей. Но эти романы в условиях войны, когда человек в любой момент мог погибнуть, отдавали какой-то щемящей мимолетностью и обреченностью. Он больше не пытался связаться с Кэти Донован, хотя и получил от нее рождественскую открытку, пересланную из Висконсина. Оказавшись во Вьетнаме, Питер поначалу много о ней думал, но потом ему стало казаться, что проще всего вообще ей не писать. Что он может сказать? «Прости, что ты так богата, а я так беден… Живи в свое удовольствие в Коннектикуте, а я буду выгребать дерьмо из стойла до конца своих дней… Ну, пока…»