Сюзан Таннер - Путы любви

Дара вздрогнула, когда он повернулся к ней. Она встала с постели, ее наготу прикрывало одеяло, которым она обернулась. Волосы были в беспорядке.

Он задыхался от страсти, но изо всех сил старался сделать так, чтобы глаза его выражали презрение.

– Ты выбрала не самый удачный момент, миледи, чтобы лечь в постель к мужу и исполнить обязанности жены.

– Негодяй! Я лишь остановилась по пути в Чилтон. Я не знала, что твоя постель будет занята, и мне не удастся поспать. – Он понимал, что она говорит неправду, и его лицо потемнело. Она стремительно продолжала: – Я больше не хочу ни тебя, ни Шотландии: дай мне одеться и можешь звать свою французскую шлюху.

Он подошел к ней ближе.

– Меня обслужит англичанка. Ты говоришь со шлюхами на одном языке.

Глаза у нее расширились, и она побледнела. Не осознавая что делает, она отвела назад руку и сильно ударила его. Она не остановилась бы на этом, не схвати он ее за обе руки с такой злостью, что казалось, он того и гляди переломает ей кости. От боли она прикусила губы. Одеяло соскользнуло на пол, ее тело, казавшееся прозрачным, привлекло его взгляд. Она прочла в нем вожделение и отпрянула от Лаоклейна.

– Нет, – выдохнула она. – Я буду презирать тебя, если ты до меня дотронешься.

Он притянул ее к себе так близко, что она не только видела, но и чувствовала его желание. Она ощущала его горячее дыхание у себя над ухом.

– Ты думаешь, сейчас это имеет значение, дорогая? Я мог бы ударить тебя… Но я этого не сделаю.

– Я бы предпочла это, – отчаянно закричала она, когда он высвободил ее руки и начал ласкать ее тело. Она отбивалась от него, чувствуя, как ее обжигает знакомый жар. Ее усилия сохранить в себе ярость, так же как и попытки освободиться из его объятий, были напрасны. Беспомощную, он опустил ее на кровать и губами заглушил ее протесты.

Наконец она лежала неподвижно, невольно рыдая над своей слабостью. На ее теле не было ни одного места, до которого он бы не дотронулся. Он ласкал ее, целовал ее трепещущий живот и осторожно раздвинул ей ноги. Оставив ее на секунду, чтобы раздеться, он вернулся и со страстным поцелуем овладел ею. Она тихо вскрикнула и сдалась. Она ответила на его чувства.

Он проникал в нее медленно и плавно до тех пор, пока она не прогнулась, а ее пальцы не впились ему в спину. Она с нежностью произнесла его имя, когда мучившее ее, подобно пытке, желание было удовлетворено. В тишину и покой, окутавшие ее, проникло смущение и едва заметное беспокойство. Лаоклейн оставил ее, не сказав ни слова, быстро помылся и оделся. Зажег свечи и открыл дверь. На первый же его зов пришла Аилис.

– Да, милорд.

– Помоги госпоже одеться.

Он не взглянул на Дару, когда она с волнением смотрела, как он выходит из комнаты. Вначале ей хотелось отказаться одеваться, но потом она решила, что не стоит дальше навлекать на себя его гнев. Причин для того, чтобы не одеваться, не было, за исключением одной: необходимости выспаться. Она отбросила покрывала и села. Если у нее не будет сил одеться, еще меньше сил у нее будет для дальнейшей борьбы, по крайней мере, пока она не будет знать, почему и с чем она борется.

Аилис принесла горячей воды. Дара вымылась, потом оделась. Неуверенная в намерениях Лаоклейна, она надела простое платье из золотисто-коричневого шелка. Аилис причесала ее и завязала волосы кремовыми лентами в тон кружевам на платье.

Ей не пришлось долго ждать возвращения Лаоклейна. Вместе с ним пришли Бретак и Никейл. Они оба не смотрели на нее, когда Лаоклейн сел за стол и начал что-то быстро писать. Он свернул бумагу и запечатал ее. Потом отдал ее Бретаку.

– Это для Джеймса. Когда вам предоставят аудиенцию, вы вручите ему это послание. После этого возвращайтесь ко мне в Атдаир. Предоставляю вам право решить здесь все мои вопросы.

Он взял Дару за руку и вывел из комнаты. Сразу же за дверью она спросила:

– Мы сейчас уезжаем? Но мои вещи не собраны.

– Аилис присмотрит за ними, – коротко ответил Лаоклейн.

– Она с нами не едет? – Дара была в недоумении, но он потянул ее за собой.

– Мы едем одни.

В конюшне их уже ждали лошади. Когда Дара увидела, что для нее приготовили ее Хефен, она подумала об Аилис – как она справится с молодой норовистой кобылкой. Она хотела возразить Лаоклейну, но что-то в его лице говорило ей, что спрашивать об этом было бы неразумно: Без сомнения, Никейл присмотрит за Аилис, чтобы с ней ничего не случилось.

Было спокойное, свежее и прохладное утро. Воздух был бодрящим. Когда они выезжали из города, туман уже рассеялся, лишь медленно таяли его клочки, оставшиеся в ногах у лошадей.

Это путешествие было самым странным из всех, которые она предпринимала, – они ехали молча. В полдень они остановились поесть, и их разговор ограничился лишь несколькими фразами. Тон здесь задавал Лаоклейн, а Дара лишь следовала за ним. Хотя, по правде говоря, ей хотелось говорить и на более серьезные темы.

Ночь они провели в небольшом городке, расположенном южнее Эдинбурга. И снова занимались любовью. Лаоклейн вначале бурно, а потом нежно проявлял свои чувства. Неуверенная в чувстве, охватившем его, Дара все же отвечала ему со всей той страстью, которую он в ней вызывал. Она не произносила слов любви, хотя они переполняли ее. Он тоже молчал. И снова они встали рано утром и на рассвете отправились в путь.

До того как солнце было в зените, они остановились на пустоши, со всех сторон продуваемой ветрами. Лаоклейн задержал взгляд Дары. Глаза его потухли, лицо ничего не выражало.

– Впереди по этой дороге – Атдаир. По той дороге, – и он жестом указал направление, – Англия и Чилтон.

Дара похолодела, сердце забилось у нее в груди. Голова закружилась. Неужели она со всем расстается или, может быть, он? Если бы она не уезжала из Галлхиела, оставлял бы он ее одну месяц за месяцем в ожидании его? «Нет!»– произнесла она про себя. Она помнила, как он держал ее всего лишь несколько часов тому назад. И это было искренно! Дает ли он ей возможность выбирать или просит ее уйти?

Она повернулась и посмотрела туда, куда он показывал. Сердце ее не рвалось в Англию. Она посмотрела на него. Глаза его теперь были очень внимательными, но ничего не говорили. Должна ли она умолять его? У Дары накатывались слезы.

– Я твоя жена. – Она едва выговаривала слова. – Ты выгоняешь меня?

На его губах появилась горькая улыбка.

– Я однажды поклялся держать тебя против твоей воли и против воли других. Да, но ты моя жена, и ты будешь со мной, если только сама этого захочешь, если нет, то ты свободна.

– Я вышла за тебя замуж, желая этого. – Ее голос дрожал.

– Но тогда ты повторяла слова священника.

– Нет! – Невероятно, но она рассердилась. – Это говорило мое сердце. Неужели ты лгал тогда?

– Нет, Дара, я не лгал. – Он говорил глубоким голосом, с теплотой, настойчиво.

– Тогда возьми меня с собой. Возьми меня в Атдаир и люби меня, пока мы не зачнем ребенка, а потом отвези меня домой, домой – в Галлхиел.

Лаоклейн проскользнул в затемненную комнату и подошел к кровати, на которой в изнеможении спала его жена. Его сердце разрывалось при виде темных кругов у нее под глазами. Его взгляд скользил по ее неподвижной фигуре, чьи очертания были видны под легким покрывалом. В камине горел огонь. В комнате было тепло, даже для января, но ему очень хотелось укрыть ее потеплее. После того как она родила, ее стройное тело казалось легким. Гарда уверяла его, что роды прошли хорошо, но он часто испытывал страх, вспоминая тот, первый раз.

Рядом с женой, ставшей ему еще дороже, лежала его дочь. Он улыбнулся. Его дочь. Он знал, что Дара мечтала о сыне, таким образом надеясь вернуть ему то, что они потеряли. Но Лаоклейн придавал мало значения тому, кто родится, беспокоясь только за Дару, только о том, чтобы роды прошли без осложнений. Сейчас он был очень доволен. У него в голове уже мелькали образы маленькой девочки, которая с каждым годом будет все больше походить на свою мать.

С огромной осторожностью он вынул ребенка из одеяльца. Она была так мала, что почти целиком умещалась на ладони его широкой руки, но Гарда уверила его, что девочка крепкая и здоровая. И она действительно выглядела здоровой. Ее мягкая кожа блестела, на голове у нее были темные шелковистые кудряшки. Ей не понравилось, что ее вынули из теплого гнезда, и он стал качать ее на руках, прижав к груди. Биение его сердца, как раньше биение сердца матери, успокоило ее, и она тут же заснула.

Лаоклейн присел на стул рядом с кроватью Дары только для того, чтобы взглянуть на нее. И вдруг услышал ее голос:

– Ты доволен?

– Да, – тихо сказал он, и она поняла по выражению его лица, что это правда. – Но ты испугала меня, дорогая. Ты так долго рожала.

– Гарда сказала, что нет.

– Мне показалось, что прошла делая вечность. Я уже не так хотел ребенка, как хотел, чтобы с тобой все было в порядке.

– А сейчас? – Ее глаза засияли. Он держал их дочь, как самую большую драгоценность на земле.

Улыбка коснулась его губ.

– Она – часть меня и тебя. Она – это ты. – Он протянул Даре свободную руку, и она вложила в нее свою. – Я люблю тебя, – сказал он, объединяя их обеих в своем уме и сердце. – Я никогда не потеряю тебя.

– Никогда, – тихо согласилась она, зная, что никогда не пожалеет о том выборе, который когда-то сделала. Этот мужчина был для нее всем, что ей было нужно здесь, на земле, и там – на небесах.