– Да, или в Эдинбург, или Лит, или Скон – куда захочешь. Шотландия теперь твоя.

– Милорд щедр. Но, Лаоклейн, – заговорила она серьезно, – я бы не поехала сейчас, даже если бы ты и смог. Мы должны находиться в Галлхиеле до тех пор, пока я не рожу. Наш ребенок должен родиться там.

Выражение его лица говорило, что он доволен, никакая другая часть Шотландии не была ему так желанна, как Галлхиел. Он провел слишком много лет вдали от него. В будущем он смог бы уехать на день, на неделю или на месяц, но его будет тянуть домой, и этот зов будет настолько сильным, что он не устоит перед ним. Он хотел бы, чтобы дети его выросли, испытывая ту же самую любовь, то же стремление, постоянно живущее в их душах – стремление всегда возвращаться к своим истокам.

Дара дала обет, что так и будет. Он никогда не разочаруется в своих детях, плодах их любви.

Путешественники с радостью оставили позади Синнесс. Их сердца и их лошади устремились домой. Утро было в разгаре. На полях за городскими стенами работали крестьяне, к этому часу выполнившие более половины своих работ. На одном поле они увидели мощного быка. Крепкой веревкой его привязывали к огромным камням, и он вытаскивал их с поля. На другом поле работал пахарь. Он вспахивал каменистую почву плугом. Это была изогнутая металлическая лопасть с деревянной ручкой. Нажимая ногой на педаль над лопастью, пахарь продвигал плуг вперед.

За обработанными полями были видны склоны, покрытые сплошным ковром бледного первоцвета и земляники. За горизонт, к морю, убегали торфяники, поросшие вереском. Скоро он зацветет, и все покроется красивыми цветами разных оттенков: от бледно-лилового до фиолетового. Никакая другая красота не может так тронуть сердце, как красота этих торфяников, украшенных вереском. Наступит лето с его волшебными красками, но красота вересковых пустошей в начале весны останется непревзойденной. Лес был напоен запахами цветов, а ветер разносил эти ароматы по округе.

С лесистых холмов спускались мужчины, гнавшие стадо коров. Дару возмутил вид этих животных.

– Эти животные нуждаются в отдыхе и корме. Куда их ведут?

– Не сомневаюсь, что в Англию, где их откормят. Потом они попадут на чей-нибудь хороший английский стол, – Лаоклейн видел, что она ему не верит. Он заворчал: – Пусть тебя не обманывает их вид. Их хорошенько откормят на южных пастбищах. Скот, который мы разводим здесь, в горах, высоко ценится за свой вкус. Я уверен, ты ела подобное мясо в Англии. Вот таких коров я хочу развести в Галлхиеле. От них будет куда больше пользы, чем от выращивания урожая на полях.

Дара вновь посмотрела на тощих некрасивых коров. То, что она узнала из рассказа Лаоклейна, все равно не помогло ей изменить свое мнение. Она с трудом представляла, что они могут превратиться в толстые сочные куски мяса, какие когда-то подавали в Чилтоне.

Оказавшись рядом с человеком, шедшим впереди стада, они потянули за поводья и отвели лошадей в сторону, освободив дорогу. Человек, стоявший на земле, был таким же худым, как любая из его коров. Он остановился перед всадниками. Его удивило, что мужчина, явно богатый, уступил им дорогу. Он снял свою грязную шапку и сказал:

– Милорд, вы так добры, что позволили нам пройти.

– Из-за меня не стоит отгонять в сторону все ваше стадо. Чей это скот?

– Макмюррея, милорд, из Росшира.

– Счастливого пути, а когда вернешься, передай от меня привет своему хозяину.

– Привет от кого, милорд?

– От Макамлейда. Графа Галлхиела.

– Хорошо, милорд, передам. – Его уважительный взгляд говорил о том, что он знает легенду, которой был Галлхиел.

Когда мужчина ушел, Дара осторожно заметила:

– Я думала, что все кланы не ладят друг с другом.

– Так часто бывает. Макамлейды в старые времена дрались с Макмюрреями, но эти люди – пастухи, не воины, и не те, кто совершает набеги.

– Этот мужчина действительно не был похож на воина.

– Ты говоришь так, как будто ты огорчена. Ты еще не устала от нашего путешествия?

Она засмеялась, сказав «нет», и вывела свою лошадь на дорогу, когда наконец мимо них прошла последняя корова.

Луга по кромке леса были густо покрыты незабудками и маргаритками. Жимолость обвивала покрытые листьями сучья. Въехав в лес, они оказались в прохладной тени. Видно было, что по тропе часто ездили и ходили. Она не заросла кустарником. Единственной помехой для всадников были свисавшие над ними ветки. Все трое ехали в ряд. Дара между мужчинами. Какие-то мелкие пушистые существа мелькали между деревьями. Однажды всадники выследили олениху, вероятно искавшую безопасное место в чаще, где бы мог появиться на свет ее детеныш.

Нападение произошло на месте, где лес снова поредел и уже был виден каменистый склон холма. Разбойников было трое. Грубые, плохо одетые, они были так отчаянно настроены, что даже огромная фигура Макамлейда их не отпугнула. Разбойников не было видно до тех пор, пока Бретак не появился из-за деревьев. Тогда они с криком выскочили из своего укрытия в лощине. Только один из них был вооружен длинным луком, который он направил на Макамлейда, считая его самым опасным. У двух других были загнутые кинжалы с костяными ручками.

Лаоклейн долго и сильно ругался на самого себя за то, что он этого не предусмотрел. Он должен был предвидеть опасность. Эти горы были убежищем для бродяг, покинувших свои зимние берлоги и зарабатывающих себе на жизнь самым доходным и легким способом.

Человек с луком в руке грубо заговорил:

– Мы гарантируем тебе безопасность за твое золото. Да, безопасность тебе, твоему слуге и твоей жене.

Он почти не смотрел на Дару, возможно понимая, что подвергнет опасности и себя, и свое дело, если выкажет слишком большой интерес к этой женщине. Ответ Лаоклейна подтвердил его предположение:

– Только дотронься до моей жены, и ты тут же умрешь.

– Полегче, милорд. Все, что мы хотим, – это только твои монеты да драгоценности.

Он поднял свой лук, а Бретак в этот момент ослабил поводья у своей лошади, стоявшей рядом с рыжим конем Лаоклейна.

– Поосторожней, или я выпущу в тебя вот эту стрелу!

Но он не смог больше ни угрожать, ни предпринять каких-либо дальнейших действий. Конь Лаоклейна обратил внимание на незаметный сигнал своего хозяина и сильно ударил своими железными подковами съежившегося вора. Его не пригодившийся лук упал на землю, а сам он, защищаясь, закрыл свое мертвенно-бледное лицо руками.

– Пощади, милорд! Пощади! Мы же не тронули тебя.

Он был на коленях до тех. пор, пока Лаоклейн не успокоил своего коня. На грязную куртку разбойника капала кровь из глубокой раны на лбу. Один из его приятелей исчез, другому же повезло меньше. Прислонившись к валуну и сжав в кулаках рукоять кинжала Бретака, он с ужасом смотрел, как кровь заливает его бриджи и землю у ног.

Дара пыталась успокоиться. Она была ошеломлена той скоростью, с которой произошли все эти события. Не успела она испугаться, как опасности уже не было. Но сердце все еще пыталось вырваться из груди, и поводья она держала все еще холодными руками. Умирающий дрожащим голосом молил о помощи, и Даре казалось, что эти мольбы звучали слишком громко. Она отвернулась, понимая, что уже ничем нельзя помочь человеку с такой глубокой раной в животе.

Лаоклейн смотрел на своего противника с отвращением.

– Ты глупый мошенник и не подходишь для своей профессии. Нас меньше и мы не вооружены. Более отважное сердце и рука покрепче спасли бы тебя. Вместо этого один твой приятель умирает, а другой оставил тебя, что бы ты в одиночку посмотрел в лицо справедливости.

Человек смотрел на него дикими глазами, боясь, что этот час станет его последним. Они промахнулись. Они решили ограбить бесстрашного человека и не справились с ним.

– Пожалей меня, – умолял он. – Я больше никогда не буду грабить!

Бретак зафыркал. Его лицо ясно говорило, что он не верит.

– Ты хочешь, чтобы мы поверили человеку, державшему лук у нашей груди?

Грабитель был в ужасе.

– Ради святой Марии, я не буду больше грабить. И никогда не убью человека!

Дара подтолкнула свою лошадь поближе. Она была уверена, что они больше ничего не сделают этому человеку, они лишь попугают его, а в этом они уже преуспели.

– Прошу тебя, милорд.

Лаоклейн посмотрел на нее, на ее бледные щеки, увидел ее напряженный взгляд.

– Все, что угодно, дорогая.

– Я устала. Пора ехать. Если мы еще помедлим, то темнота застанет нас далеко от Галлхиела. Эти люди заплатили за то, на что осмелились.

Он смотрел на человека, который теперь так искренне молил о пощаде. Лицо его стало розоветь, когда он почувствовал надежду на спасение.

– Прочь! – коротко приказал Лаоклейн. – И уходи быстро, пока я не передумал. Моя жена заступилась за тебя. Это тебя спасло. Помни, кому ты обязан жизнью.

Грабитель даже не успел поблагодарить. Он умчался, оставив среди камней безжизненное тело своего приятеля.

По дороге домой Дара еще долго думала о случившемся. Страх не покидал ее. Этот случай казался почти предзнаменованием. Мрачные мысли сменялись еще более тревожными. Неужели она принесла несчастье Лаоклейну, выйдя за него замуж? Бранн поклялся бы, что это не так. Ее беспокоило и то, что он не видел ее радости во время венчания, что он не узнает, когда она сделает его дядей. Эта боль смешивалась и с сожалением о том, что ей никогда не придется оказать гостеприимства в Чилтоне его жене, что она никогда не будет держать его детей и уже никогда он не обнимет ее с любовью. Она чувствовала себя лишенной всего этого.

К этому времени, когда вдалеке показался Галлхиел, она по-настоящему устала. Однако, увидев очертания замка, она сразу приободрилась, настроение у нее резко поднялось. Как ей казалось, за то время, что она его знала, замок никогда не выглядел более красивым и приветливым, чем сейчас. Теперь она стала его частью, чего не было прежде. Весна преобразила долину. Земля больше не казалась твердой и бесплодной. Поля были желто-зелеными от светлой и нежной травы, на деревьях распустились молодые листья. Коровы, козы и свиньи паслись на пастбище, а молодняк играл или спал у их ног. Это была цветущая долина, которая очень скоро станет процветающей. В красных лучах заходящего солнца она выглядела спокойной и мирной.