Их безудержный галоп прогнал ее страхи, ветер разметал их так же, как он разметал ее волосы. Солнце полностью взошло и согревало их. Они остановились, чтобы поговорить с крестьянами на полях.

Мужчины с широкими мускулистыми спинами поднимали с земли огромные камни и плотно укладывали их друг на друга, а затем промазывали их известковым раствором. Эта работа выполнялась несколькими молодыми людьми и была им не в тягость. Высохшая на солнце известь делала забор таким же крепким, как горы.

Мужчина, который был к ним ближе всех, приостановил свою работу. Его одежда из домашней шерстяной пряжи была испачкана известью. В мозолистую руку, которую он поднял для приветствия, глубоко въелась грязь, спина была прямой. Его взгляд выражал уважение к Макамлейду, а не раболепие. Он вежливо поклонился Даре, потом заговорил с Лаоклейном:

– Скучную работу ты нам дал, Макамлейд.

– Да, зато камень, если его убрать, больше не растет. Один раз сделав это, вы сможете посеять здесь все, что захотите. – Он кивнул в сторону остальных мужчин. – Приближаетесь к концу?

– Да, и слава Богу. Сейчас это легко сделать, а когда начнутся дожди, мы мало что сможем сделать.

– Кто-нибудь недоволен?

– Нет. То, что ты предлагаешь, поможет нам всем. Нам станет легче, и мы получим больше доходов. Но даже если бы это было не так, ты – глава рода. Никто не сказал бы ни слова против тебя.

Лаоклейн был доволен тем, что пользуется уважением у своих людей. Он добивался согласия, а не насильственного подчинения. Ему хотелось видеть, что его просьбы выполняются без злобы. Это и было исполнением его надежд.

Стук подков нарушил спокойствие утра. Они повернулись туда, откуда он слышался. На лицах крестьян растерянность сменилась удивлением и, наконец, восхищением, когда они узнали Лесли. У Дары же душа ушла в пятки. Лесли не смотрела на Лаоклейна. Ее лицо было спокойным, но только Дара знала, что это спокойствие фальшиво.

Лесли остановила своего коня в нескольких дюймах от Хефен. Лицо ее теперь выражало неудовольствие, она взглянула на Дару, потом на Лаоклейна.

– Ты рано встаешь, милорд.

– Мой день начинается рано.

– Я думала поехать с вами. Несколько лет я не была в этой долине.

– Ты можешь отправиться с нами в любое утро, – предложил он небрежно.

Дара знала, что женщине из его рода это не понравится.

Она улыбнулась про себя, когда Лесли высокомерно взмахнула перед собой кнутом и спросила:

– Что здесь делают?

Лаоклейн слегка улыбнулся.

– Выполняются мои распоряжения по вопросам, которые едва ли тебе интересны.

– Мне интересно все в Галлхиеле!

– Не сомневаюсь, – сухо сказал он. Лесли покраснела.

Услышав подсказку дьявола, Дара сказала слишком сладким голосом:

– Нет беды в том, что леди Лесли будет знать будущее Галлхиела. Ведь она твоя кузина, Лаоклейн.

Ее снисхождение было вознаграждено ядовитым взглядом Лесли, первым признаком того, что ее присутствие наконец было замечено.

Лаоклейн был откровенно удивлен.

– Нет беды, – согласился он, – но у меня нет времени. – Он повернулся к Лесли. – Ты вернешься с нами или закончишь свою прогулку?

– Я уже закончила, – сказала она угрюмо.

Их насмешка над ней не укрылась от нее. Настроение у нее испортилось.

Небольшой грубоватый конь Лесли был такой же норовистый, как и его хозяйка. При любой возможности он кусал удила и стучал копытами. Он даже отважился бросить вызов игреневому жеребцу Лаоклейна, подталкивая его, но огромный рыжий конь не удостоил вниманием его дерзость.

Наблюдая, как лошадь, подвергая себя опасности, бросилась вперед по узкой горной тропе, Дара была вынуждена признать в Лесли смелую и прекрасную наездницу.

Она также была вынуждена признать успех Лесли, столкнувшись с ней на следующей неделе. Если намерением Лесли было внести сумятицу в домашнее хозяйство в Галлхиеле, подменив хозяйку, то это ей удалось. Слуги скоро стали путать, кому они должны подчиняться, даже когда старались служить обеим хозяйкам. Это оказалось невозможным. Требования Лесли неизбежно сталкивались с требованиями Дары. Замечания Гарды в адрес девушки были напрасны, а Дара молчала. Гордость и чувство собственного достоинства не позволяли жаловаться ни Лаоклейну, ни Гарде.

Гарда умоляла, а Дара оставалась непреклонной, и перед лицом испытаний, преследовавших ее, Гарда не решилась увеличить их еще и своей собственной неверностью. Итак, она обратилась к женской хитрости и излила свою злобу и беспокойство на ухо своему мужу. Дунстан правдиво обо всем рассказал Лаоклейну.

Эта избалованная дьяволица не очень беспокоила Лаоклейна в прошлом. Сейчас он питал к ней еще меньший интерес. Итак, когда покой Лаоклейна был нарушен, он знал, откуда пришла его беда.

Лаоклейн понимал, что может заставить Лесли покинуть Галлхиел, но ради самого себя он не хотел этого делать. Выговор Лесли уладил бы дело, но Дара не успокоилась бы. Он знал, что ей нужно. Думая обо всем этом, он попросил Никейла собрать всю домашнюю челядь.

Люди заполнили большой зал. Его охрана с любопытством стояла вдоль стен, спокойно и терпеливо. Слуги сбились в груду, молчали и чувствовали себя неловко, хотя они знали Макамлейда только как справедливого человека. Дара стояла рядом с Лаоклейном, тихо, в напряжении, зная, что сейчас должно произойти, хотя ей никто об этом не говорил. Лесли оперлась на длинный стол или не подозревая ничего, или с полным пренебрежением.

Глаза Лаоклейна переходили с одного лица на другое. На лицах было волнение и ожидание.

– Со дня моего прибытия сюда у меня не было претензий к вам, как и у вас ко мне. Вы хорошо служили мне, и ваша преданность не осталась незамеченной. Однако в последнее время среди вас происходит замешательство, и я устал от него. Приказы Дары должны выполняться, будь они ее собственные, или она передает мои приказы. Она ваша хозяйка. Больше никто не имеет права на ваше послушание, кроме тех, кто говорит от моего имени. Если возникнут сомнения, приходите с ними ко мне или к моей жене.

Когда он распустил людей, пренебрежение Лесли переросло в гнев. Лаоклейн не оставил никаких сомнений, никакой возможности для хитрых уловок. «Он объявил эту английскую суку женой при свидетелях», – думала Лесли. Теперь никто не сомневался в том, какое место занимает Дара в этом доме – место, которое Лесли была полна решимости обеспечить себе. Киарр требовал сделать это для дальнейшего продвижения своих планов. Злоба переполняла ее, когда мимо проходили слуги и каждый из них бросал на нее косой взгляд. В душе она проклинала Лаоклейна и пошла в свою комнату лелеять свою ненависть в одиночестве.

Дара поймала взгляд Лаоклейна, которым он ее провожал.

– Ты приобрел врага.

– Дочь Киарра здесь может быть только врагом, откровенным или тайным. Со дня ее рождения у нее была его манера приказывать. С того же самого времени у нее его ненависть и способность устраивать беспорядок. Не волнуйся больше из-за нее. Она просто неприятность, безобидная.

Он обнял Дару. Она, прильнув к нему, думала, как долго он сможет продолжать так недооценивать свою кузину.

ГЛАВА 19

Странники в этой стране были редким явлением. Семьи, принадлежащие к одному роду, с крепкими родственными узами, держались друг друга. Время от времени один род воевал с другим. При этом не отказывали ни одному незнакомцу, нуждавшемуся в крове. Но если в нем подозревали шпиона другого вражеского клана, дело заканчивалось ножом в его горле или ударом топора по голове. Очень часто в одну ночь человеку давали кров и еду, а на следующую ночь он возвращался и вставал во главе кочующей и совершающей набеги банды. На любую крепость могли напасть, набеги были на счету каждого клана.

Светлым приятным днем в Галлхиел въехал незнакомец. Он сидел на красивой низкорослой испанской лошади, в руках он держал лютню. У него были светлые, отдававшие золотом усы и прямые до плеч волосы. Он был дорого и модно одет. Это был менестрель по имени Банаин.

Лесли, скучая в одиночестве, бродила по пустому залу. Она только что решила поехать поискать Лаоклейна, когда вошел Криф вместе с незнакомцем.

Банаину была известна история крепости, но он был мало знаком с историей рода. Когда Криф представил его леди Лесли Макамлейд, Банаин ошибся в своем предположении. Он поклонился:

– Банаин, миледи. К вашему удовольствию.

– Поистине удовольствие. – Она наклонила голову. – Милорд занят, но он не откажется побыть с нами и насладиться музыкой. Откуда вы?

– Из Дункеита, миледи.

Ее лицо оживилось:

– Вы должны мне рассказать его новости. Пошли! Я сама провожу вас в комнату, где мы сможем поговорить наедине. Мне очень хочется развлечься.

Внимание Банаина привлекли злость и отвращение на лице Крифа. Его заинтересовала их причина.

Лесли заметила это, но решила не обращать внимания, так как видела в этом еще одну возможность унизить Дару. Она не могла дождаться ужина – того времени, когда менестрель обратится к ней как хозяйке Галлхиела перед всеми домашними, в том числе и Дарой. И то, что Криф разгадал ее план, не имело значения.

Двор был полон мужчин. Они боролись, бросали копья, дрались на мечах. Такие игры, проводившиеся часто и с удовольствием, помогали воинам, сейчас пребывающим в бездействии, быть в форме, сохранить силу и мастерство для предстоящих битв. Набеги были еще одним способом сохранить форму. И то, и другое было развлечением, от которого получали удовольствие и на которое делались ставки.

Тамнаис и высокий худой человек стояли в кольце зрителей. В крепких кулаках были зажаты громоздкие копья, их напряженные руки играли мускулами. Они ждали ревущей команды судьи – примирителя. Когда она прозвучала, они с огромной силой метнули копья в цель из туго связанных тростниковых настилов в несколько футов шириной и толщиной. Копье Тамнаиса достигло цели первым и остановилось около отметки, копье же его напарника через несколько секунд попало прямо в цель.