– Ты уверен? Твое неповиновение вызовет войну на границе. Он не может желать этого. А я не хочу бойни Овиена, невозможно описать то, что он натворит. Будет гораздо лучше, если я уйду до того, как они придут.

– Ты не можешь, ты дала обещание. Кровопролития не избежать, даже если ты уйдешь. Я буду искать тебя, и конец будет тот же самый.

Она побледнела, услышав это зловещее предостережение.

– Почему? Я тебя не люблю. Неужели ты продолжаешь борьбу из-за гордости?

– Разве это не причина для мужчины?

– Нет! – Она вскочила. – Некоторые дерутся за честь, правду и справедливость.

Он схватил ее за руки.

– Все это не больше чем гордость.

Его поцелуй был крепким, и их желание, сначала нерешительное, вылилось в страсть. Забыв о своей преданности разным королям, разделявшей их, Дара и Лаоклейн потянулись друг к другу, пренебрегая всем, кроме настоятельного желания их тел. От его прикосновения желание вспыхнуло и наполнило ее, подобно вину, которым наполняют сосуд.

Обнаженная, ощущая прохладу простыни, она изогнулась навстречу его губам, теплым и сладким. Тихими беспомощными стонами она ободряла его. Ее рука нежно ласкала его лицо. Порыв безрассудства. Она билась в его объятиях, пока, наконец, последнее болезненное содрогание не соединило их в одно целое.

Но даже в таком состоянии они не могли отойти от реальности. Они были врозь, хотя их тела соприкасались. Нет, прильнули друг к другу. Она ощущала тяжесть его ноги на своей, тугие мышцы на мягком шелке ее бедра. В полумраке комнаты его лицо скрывало все его секреты. Оно было непроницаемым. По нему можно было лишь судить о власти, которой он обладал, но нельзя было понять, что сделало его таким безжалостным. Даре хотелось нарушить тишину, но нужные слова не приходили на ум.

Наконец он заговорил:

– На рассвете я должен ехать в Эдинбург. Посыльного в этом деле быть не может. Я оставляю Гервалта охранять тебя. Я ему доверяю как самому себе.

Дара посмотрела на оружие на камине и над ним. Оружие, бывшее свидетелем битв.

– Так же, как ты веришь этим клинкам?

Он последовал за ее взглядом и кивнул головой:

– Здесь они на месте. Эти клинки постоянно сопровождали меня последние годы.

– Когда пришли в Атдаир твой отец и братья? – она задала вопрос осторожно, но ей действительно было интересно узнать его прошлое.

– Они сражались за Джеймса III до его смерти. Потом Джеймс IV разделался со своими врагами, убрав самых богатых и титулованных. Некоторых отправили в ссылку, других лишили средств. Дункан не простил мне помощь, которую мне удалось оказать нашему королю, хотя он об этом и не говорит. Он все еще не может забыть о Галлхиеле.

– Галлхиел, – Дара тихо произнесла слово, как бы пробуя его. Лаоклейн испытал особый прилив чувств, когда услышал, как она произносит название замка. Не только Дункан с болью вспоминал его.

– Галлхиел, – повторил он. – Рассказывают, из далекой страны приехал норвежец. Выбрал самый красивый замок, до которого надо было добираться целый день, если ехать от моря. Убил хозяина, взял в жены его дочь, и она родила ему двух сыновей. Когда он вернулся на море, его старший сын плавал вместе с ним. Младший же остался на берегу. От него пошел наш род. Вот откуда наше имя.

– А что норвежец?

– Он больше не возвращался. Но, говорят, его жена осталась верна ему до смерти.

– Такое постоянство – редкость, – сказала она медленно, задумавшись о рассказанном.

Его рука нежно ласкала ее лицо, затем он прикрыл ею подбородок Дары, поднимая ее лицо к своим глазам.

– А ты, дорогая, ты будешь такой верной?

Она видела его напряжение и ответила:

– Да, я не так-то легко покоряюсь. Мою верность нельзя завоевать, ее надо заслужить.

Он нагнулся вперед, их губы почти касались.

– А как ее заслужить?

– И такой она останется, – прошептала она, когда их губы встретились.

Серо-голубой рассвет морозного утра. Дара смотрела в открытое окно и видела, как Лаоклейн садился на игреневого коня. Длинная шерстяная накидка закрывала бриджи и куртку на подкладке из мягкой кожи. Поля шляпы прикрывали его лицо, загорелое даже зимой. Его конь в черной с серебром попоне. Рука Лаоклейна, державшая поводья, была в черной латной рукавице.

Гервалт стоял рядом с ним. Хотя Дара не слышала их слов, она поняла, о чем они говорили.

– Гервалт, я даю тебе еще одно поручение.

– Не бойся, Лаоклейн. Я сделаю все. Моя жизнь тебе залогом.

Лаоклейн улыбнулся:

– Я этого не требую.

– А я бы и не позволил тебе этого, – спокойно ответил Гервалт. – Бог в помощь и скорее возвращайся.

– Я больше доверяю себе, чем Богу, друг. Он повернулся без лишних церемоний, за ним последовал посланник Джеймса. Поднятой рукой Лаоклейн приказал отправляться своим верховым. Их одежды были такими же темными, как и одежды их хозяина. Всадники поскакали на север и вскоре слились с бесцветным горизонтом.

Далеко от места их назначения, на юге, Таран расквартировывал воинов, вдвое больше обычного. На их оружии был герб графа Чилтона. Их лица выражали их настроение. Они были готовы к атаке. Они не были мрачны и с желанием ожидали ее. Воины жили на границе и привыкли иметь дело со смертью. Они стоически принимали тот факт, что она может настичь их, как и их врагов. Стоило больше бояться поражения и бесчестия, чем знакомого призрака.

В самом доме злость была безудержной. Овеин перестал притворяться, что он обеспокоен судьбой Дары. Он хорошо помнил ее как девчонку с плохими манерами, не умеющую себя вести, непослушную, с взъерошенными волосами и развевающимися юбками, неуправляемую, с острым язычком. Овеину хотелось лишь одного: увидеть поражение шотландцев, увидеть как можно больше убитых. Его слепая жгучая ненависть к шотландцам преобладала над мыслью о безопасности племянницы и о мести за смерть племянника.

Лорд Блекдин молча слушал, как Бранн сердито предупреждал дядю:

– Сначала мы узнаем, где находится Дара, и обеспечим ей безопасность. Когда это будет сделано, у нас останется достаточно времени для отмщения.

– Я не буду смотреть, как спасаются негодяи, пока ты рыщешь по залу в поисках девки!

Бранн вскочил так резко, что сзади него рухнул стул. Он руками ударил по длинному столу. В его глазах горела ярость.

– Та, кого ты называешь девкой, моя сестра! Это ради нее мы едем на Атдаир. Я не буду подвергать ее опасности из-за твоих чертовых ошибок!

Овеин произнес с отвращением:

– Ты готов отдать все за нее, даже свою жизнь. Неужели ты позволишь убийце Кервина убежать невредимым ради спасения девчонки? Она не отдаст свою жизнь, чтобы отомстить за смерть брата?

– Отдаст ли она или нет… Я не отдам ее жизнь, и ты тоже! Не раздражай меня больше, дядя. Иначе я поеду один!

Овеин забавлялся со своим золотым кольцом-печаткой с гелиотропом. Наконец он ответил, глядя на своего племянника прищуренными глазами:

– Я отдал приказ своим людям. Ты не уедешь отсюда без меня. Во всяком случае, живым!

Глядя на лицо Бранна, готового на убийство, вмешался Мерлион:

– Это бесполезная ссора. Мы все хотим смерти этого шотландца, только она принесет освобождение леди Даре. Ваши разногласия не принесут ему вреда, а вам – очень много.

Бранн резко сказал:

– Да, но если он принесет вред Даре, я забуду, что он брат моего отца.

Мерлион одобрил это без рассуждений, он сам вынес то же решение. Как настоящий дипломат, а этому искусству его обучили при королевском дворе, он перевел беседу на другую тему:

– Нам нужно нанести удар быстро, Генри не будет откладывать, даже с простым предупреждением. Он пошлет войска преградить нам путь, если узнает, что мы не обращаем внимания на его приказы.

Бранн кивал с одобрением. Дядя смотрел на этих двух молодых мужчин, его глаза поблекли, но взгляд их был проницательным.

– Блекдин, я должен понять твою роль в этом деле. Говорить о дружбе и преданности благородно, но ты рискуешь своей жизнью и всем, что имеешь, участвуя в ссоре, которая к тебе не имеет никакого отношения. Какую награду ты получишь? Золото?

– Нет, Райланд. Она гораздо ценнее. Это – твоя племянница.

– Так… – Это единственное слово, которое он произнес, протянув его, чтобы не показать своей реакции.

Сделав шаг вперед, старик вытащил небрежно нарисованную карту и положил ее перед всеми.

– Неподходящее время для войны, похоже, мы замерзнем. – Квадратный палец пополз по еле заметной чернильной полосе. – Этот ручей бежит под стеной и снабжает водой замок. Если мы перекроем его, блокада закончится с успехом гораздо раньше.

– Если Генри и Джеймс дадут нам достаточно времени.

– Не беспокойся, Блекдин, у нас будет время. Джеймс будет стараться избежать войны как можно дольше. Генри тоже, по той же причине. Он не осмелится послать войска через шотландскую границу, это было бы открытым объявлением войны!

– Не будь слишком уверен, – вмешался Бранн. – Джеймс благоволит Макамлейду и, если он будет в опасности, то ему быстро окажут помощь. Что же касается Генри, да, ты прав, он не пошлет своих людей в Шотландию.

– Да! – с презрением произнес Овеин. – Эти чертовы шотландцы слишком гордые, чтобы признать себя уязвимыми. Атдаир никогда не обратится за помощью, и, если мы перейдем границу тихо и ночью, никто не догадается об опасности. Любому их соседу, кроме Кермичилов, нужно ехать день, чтобы добраться до Атдаира. А у меня есть идея, которую мы можем использовать для нашего блага.

Взгляд Овеина скользнул с нахмуренного лица Бранна на терпеливое лицо Мерлиона. Он слегка улыбнулся. Он покажет этим юнцам, на что способен настоящий воин. Скоро они увидят, что ни один шотландец не выдержит бешеной атаки под началом Райланда из Тарана.

ГЛАВА 12

Замок Эдинбург защищали каменные стены высотой в двенадцать футов и массивная опускная решетка. Эспланада была единственной дорогой в город, который располагался внизу у стен замка. Огромные ворота Хай Стрит защищали город со стороны равнины. В лучшей части города Касл Хил были высокие каменные дома, красивые городские жилища высшей знати. Над дверями домов были вырезаны гербы. Внизу находились торговые ряды с вывесками над дверями. Здесь располагались таверны, кузнечные мастерские, мясные лавки и лавки, где продавалось белье. Некрасивые, узкие, извилистые улочки выходили на булыжную магистраль. В темноте зимнего предрассветного часа худые и злые кошки в кучах мусора разыскивали мышей и крыс, которые кормились объедками.