Он улыбнулся ей.

— С таким защитником я чувствую себя в полной безопасности. Теперь, когда я совершенно спокоен, ты можешь чистить зубы, сколько хочешь.

— Я же говорила тебе, что не будет никаких проблем. — Ронни выжала сцепление, и джип стал быстро набирать скорость. — Все идет гладко, как по маслу.

Гейб обернулся и посмотрел, как город постепенно исчезает из вида.

— Мы проехали патруль, и за нами вроде никто не гонится, но ведь у Красного Декабря есть вертолеты.

— После того, как мы доберемся до холмов, они уже не смогут вычислить нас. — Она стащила с себя тяжелую чадру и парик. — Как же в них жарко! Если бы мне пришлось провести в чадре больше одного дня, я бы пристрелила первого, кто попробовал бы снова нацепить ее на меня. Нужно бороться с мужским шовинизмом.

— Бог ты мой, как это жестоко, — пробормотал Гейб. — А ты никогда не думала, что именно неуверенность и слабость заставляет нас, бедных шовинистов, прятать лица наших женщин от других мужчин?

— Это их проблемы. Ты не должен причислять себя к их числу. Ты же не шовинист. Иначе ты бы не стал посылать женщин-журналистов в военные зоны.

— Иногда на меня что-то находит, но вообще-то я стараюсь с этим бороться. Вот, например, сейчас я хочу попросить тебя снова надеть чадру.

— Это еще зачем?

— Тихо, не надо сразу спорить. Я просто думаю, что тебе следует прикрыть чем-нибудь голову от солнца.

— Ах, да! — Она подняла чадру и снова обвязала ее вокруг головы. — Я об этом не подумала. Ты прав.

Такая покорность несколько удивила его.

— Да, я хочу быть независимой и самостоятельной, но при этом я не идиотка. Мне не хочется следующие месяцы провести в больнице, приходя в себя после солнечного удара. У меня другие планы.

— Какие же?

— Не знаю, может быть, Югославия.

Ронни увидела, как помрачнело его лицо.

— Ты что, не знаешь, что снайперы отстреливают журналистов?

— Я маленькая, меня не заметят, — усмехнулась Ронни. — Я не самая лучшая мишень.

— Очень смешно. — Его голос звучал совсем невесело. — Почему бы тебе не отдохнуть несколько месяцев… разумеется, если ты выберешься отсюда целой и невредимой?

Ронни покачала головой:

— Мне быстро становится скучно.

— И поэтому ты отправляешься на поиски опасных приключений? — Он был явно раздражен.

— Нет, — аккуратно поправила его она. — Я отправляюсь фотографировать. В Югославии можно сделать интересный материал.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Если тебе повезет, ты попадешь в какой-нибудь секретный концентрационный лагерь. Или тебя изнасилуют. Или…

— Не пугай меня, — перебила его Ронни. — Я подсчитала, что у меня уже было достаточно неудач за последние пять лет. Теперь должен начаться счастливый период.

— Ну да, конечно, — побормотал Гейб.

— Да что с тобой? Что ты причитаешь? В конце концов, у тебя тоже были такие поездки. К тому же, я не твоя сотрудница.

— Не моя? — Он бросил на нее взгляд, полный отчаяния. — А по-моему, ты как раз моя сотрудница. Именно такая, какая мне нужна.

Ронни почувствовала легкое волнение. Она знала о его умении подчинять себе людей, самому контролировать ситуацию, но ей было странно испытать это на себе.

— Ты забыл, что я работаю самостоятельно. У меня нет никакого желания стать очередным звеном в твоей цепи.

— А почему бы нет? Я могу предложить тебе большие деньги и безграничные возможности.

— Я независимый журналист, — снова повторим она. — И мне это нравится.

— А мне нет, — сухо сказал Гейб. — Если бы я был твоим начальником, я бы мог, по крайней мере, знать, что ты в очередной раз задумала. Черт возьми, соглашайся!

— Ну, уж нет. Я знаю, ты хочешь меня отблагодарить, но тебе не нужно этого делать.

— Так, значит, ты просто попрощаешься со мной и уедешь?

— Не совсем. Это ты уедешь, точнее улетишь. Как только мы попадем в Седихан, я пойду своей дорогой, а ты — своей.

— Мне не нравится такой сценарий.

— Тем хуже для тебя. — Она помолчала секунду. — Послушай, тебе вовсе не нужно расплачиваться со мной за помощь. Это я обязана тебе. Так что теперь мы квиты.

— Ты мне обязана?

Ронни кивнула:

— И что же я такого сделал для тебя?

— Неважно. — Она застенчиво посмотрела на него. — Может быть, это ты вдохновил меня на подвиги.

— О боже! То приемный отец, теперь — вдохновитель… — пробормотал Гейб. — Что-то я слабо верю во всю эту романтическую чушь.

— Твое право.

— Почему ты считаешь, что обязана мне?

Ронни промолчала.

— Ты же знаешь, я не успокоюсь, пока не добьюсь ответа, — мягко сказал он.

Упрямство Гейба было известно. Ронни поняла, что допустила ошибку.

— Посмотрим. Я думаю, что ты все забудешь, прежде чем вернешься в Штаты.

— Нет, не забуду. — Он помолчал. — В моем списке незабываемых людей ты — первая.

В ее списке он тоже занимал первое место. Он был человеком-легендой, за которым она наблюдала все эти годы. Может быть, одной из причин, по которой она так стремилась его освободить, было желание и самой стать свободной. Но вместо этого она почувствовала себя связанной еще сильнее.

— Я польщена, но тебе надо пересмотреть список. Нет смысла зацикливаться на людях, с которыми вы больше никогда не пересечетесь. — Ронни показала рукой на холмы, виднеющиеся впереди. — Видишь ту голую вершину? Прямо за ней есть небольшое плато, куда может сесть вертолет.

Ронни видела, что ему явно что-то не нравится.

— Что я должна сделать, чтобы ты был доволен? Снова нацепить эту идиотскую тряпку на лицо и смиренно ждать твоих указаний? Тебя чем-то не устраивает мой план?

Гейб неожиданно улыбнулся:

— Извини, просто ты опять задела мое самолюбие. Его улыбка была такой теплой и такой искренней, что Ронни на мгновение растерялась. Трудно оставаться безразличной к человеку, который может признавать свои ошибки. Еще труднее будет его забыть.

— Ладно, я тебя прощаю.

— Я чрезвычайно тебе благодарен.


Пока Гейб пытался связаться со своими людьми, Ронни разводила костер.

— А кто такой Джон? — спросила она, когда он выключил рацию.

Гейб подошел поближе и уселся на землю с другой стороны костра.

— Джон Грант.

— Вы давно работаете вместе? Он так разволновался.

— Семь лет. Он был продюсером моей первой программы «Новостей». Сейчас он вице-президент. — Гейб перевел дух. — Если честно, я и сам разволновался. Я не был уверен, что когда-нибудь еще увижу его.

Он не скрывал своих эмоций, как обычно делают мужчины. Ронни это понравилось. Он нравился ей все больше и больше.

— Когда я настраивала связь, я разговаривала с Дэниелом Брэдлоувом.

— Дэн — мой помощник.

— Они любят тебя. — Она скорчила недоверчивую гримасу. — Конечно, легко любить своего начальника, когда он находится за тысячи километров от тебя, а не стоит над душой каждый день.

— Если честно, то они действительно доверяют мне независимо от того, рядом я с ними или далеко. Конечно, я могу ошибаться.

Костер наконец разгорелся, и Ронни присела рядом на корточки.

— Нет, правда, они так обрадовались возможности вытащить тебя. Брэдлоув даже предложил поехать со мной.

— Тебе стоило согласиться. В трудную минуту на него можно положиться.

Ронни рассмеялась:

— Интересно, куда бы мы его дели в борделе? Под кровать?

— Знаю точно, что не в кровать, — сказал он хриплым голосом. — Между нами было слишком мало место.

Она вспомнила, как он лежал рядом с ней, как ее ноги обнимали его обнаженные бедра.

— Вертолет прилетит только через час. Я сказала, чтобы они не появлялись, пока совсем не стемнеет. Если хочешь, я приготовлю кофе.

— Если только ты сама хочешь. Я и так слишком взвинчен. В моей крови сейчас слишком много адреналина.

Он лежал на земле, опершись головой на руку, не сводя глаз с Ронни. Оба молчали.

— Я никогда не была в Хоовер-Дэм. Это ведь в Аризоне?

Гейб кивнул:

— Я стараюсь посещать достопримечательности, когда оказываюсь в Штатах и у меня есть время. Последний раз я была в Йозмите, а год назад в Вашингтоне. Ты когда-нибудь видел памятник Декларации независимости?

— Конечно.

— Что значит «конечно»? В том-то и дело, что мало кто знает этот памятник. Экскурсовод сказал мне, что теперь он не пользуется такой популярностью, как раньше. Я не понимаю, почему. Мне кажется, что все должны увидеть его.

— Кто все?

— Ну, все, — Нетерпеливо ответила она. — Нация.

Он улыбнулся:

— Понятно.

— Американцы даже не знают, что у них есть.

— А ты знаешь?

— Еще бы. Я побывала во многих странах, где даже не слышали о конституции. Поэтому считаю, что нам повезло.

— Твоя речь была такой страстной.

Ронни решила оставить эту реплику без ответа. Они опять замолчали.

— Может быть, ты не будешь так смотреть на меня? — не выдержала Ронни. — У меня такое чувство, будто меня разглядывают под микроскопом.

— Но ты ведь редкий экземпляр, — ответил Гейб, — и мне очень интересно за тобой наблюдать.

— Не понимаю, почему. Я самая обыкновенная. А вот работа у меня действительно очень интересная.

Она потянулась к кожаной сумке, достала камеру и навела объектив на Гейба.

— Освобожденный узник отдыхает, — прошептала она.

— Ради бога, убери эту чертову штуку.

— Ну хорошо. — Она опустила камеру. — Я дождусь вертолета и тогда сфотографирую, как ты улетаешь навстречу закату.

— Навстречу луне, — поправил он.

Вдруг до него дошел смысл сказанного.

— Что ты имеешь в виду? Как ты можешь сфотографировать мой отлет, если сама будешь в вертолете?

— Нет, — сказала Ронни. — Мы расстаемся здесь. Я поеду в Седихан на джипе.