— С чего ты решила, что я вообще на них пойду?

— Потому что, если ты не придешь, я буду являться к себе по ночам немым укором.

— С тебя, пожалуй, станется. — Эван нахмурился. — Ладно. Я согласен. Только многого от меня не жди. Я расплачиваюсь с Мохамедом и Фатимой и умываю руки.

— Это все, о чем я прошу, — с облегчением сказала Ронни. — А ты уверен, что Мохамед хорошо стреляет?

Эван утвердительно кивнул.

— Да, особенно с близкого расстояния. — Он усмехнулся. — И как это ты разрешила стрелять в охрану? Твое сердце, наверное, обливается кровью из-за них?

— У нас нет другого выхода. К тому же их сердца не дрогнули, когда они взорвали автобус со школьниками в прошлом месяце.

Ронни наклонилась и поцеловала отца в лоб.

— Спасибо, Эван.

— Ты волнуешься сильнее, чем я думал, если разводишь такие телячьи нежности, — удивился Эван.

— Ничего я не развожу.

Она повернулась на каблуках и направилась к двери.

— Береги себя.

Ронни обернулась, удивленная не меньше Эвана.

— Так кто из нас разводит тут телячьи нежности?

— Я просто ненавижу похороны, — серьезно сказал Эван.

«Как и все остальные чувства, включая отцовские», — добавила про себя Ронни. Что с ней сегодня? Сейчас, когда ей исполнилось двадцать четыре, ей нужна отцовская опека не больше, чем когда ей было десять. Она росла совершенно независимой от Эвана или кого-либо еще. Так хотелось отцу, да ей и самой это нравилось.

Она бодро помахала ему.

— Постараюсь не причинить тебе неудобств. Увидимся.


Не дожидаясь ответа, Ронни вышла из гостиничного номера, ругая себя за «телячьи нежности». Она не могла вспомнить, когда последний раз целовала отца. В Эль-Салвадоре? Вряд ли. Несмотря на свободную манеру поведения, Эван был абсолютно эгоцентричен и не приветствовал внешнюю демонстрацию чувств, как, собственно, и она. Некоторая сентиментальность их сегодняшнего разговора объяснялась просто волнением перед ночной операцией.

Кого она пыталась обмануть? Она не просто волновалась, она умирала от страха. Каждый аргумент, приведенный Эваном, попадал точно в цель. Будь у нее разум, она бы бросила свою безумную затею, забыла про Фолкнера и уехала куда-нибудь подальше.

Она вспомнила видеокассету с «Новостями». Гейб Фолкнер смотрел в камеру с пугающей холодностью и безрассудством. Похудевшее лицо, растрепанные волосы, следы ударов на лице. Такой человек не заслуживает того, чтобы над ним издевались всякие ублюдки. Даже если бы Эван отказался помогать ей, она все равно бы сделала это сама. Из-за уважения к выдающемуся человеку, а также из-за своих личных, профессиональных амбиций и чувства благодарности. Эти причины заставили ее разработать план побега. Теперь они же должны помочь реализовать его.


Джип, в котором находился Фолкнер с двумя охранниками, остановился в начале улицы Верблюдов. Ронни с облегчением вздохнула. Они опоздали на десять минут. Она уже начала беспокоиться, что они изменили план.

Выглянув из ниши, где пряталась, она навела объектив на Фолкнера, выходящего из джипа. Свет уличного фонаря осветил его могучую фигуру. Джинсы и свитер были покрыты грязью и истрепаны. Волевое лицо свидетельствовало о сильном характере. Ронни не могла рассмотреть его глаз, но представляла себе их леденящий взгляд.

Его руки были скованы наручниками, а ноги обвязаны цепью, из-за чего он шел шаркающей, неровной походкой. Один из охранников что-то сказал ему и толкнул в спину, видимо, приказывая идти вперед. Гейб обернулся и посмотрел на него. Это был всего лишь взгляд, но охранник вздрогнул, а затем разразился ругательствами.

«Отличные снимки», — машинально думала Ронни, не выпуская из рук камеру.

Трое мужчин медленно приближались к ней, направляясь к дому в конце квартала. Ронни с сожалением закрыла объектив и положила фотоаппарат в сумку.

Теперь их разделяло всего сто ярдов.

Собравшись с духом, Ронни протянула руку назад, открыла дверь и вынула из кармана куртки дымовую гранату.

Пятьдесят ярдов.

Она бросила взгляд на окно второго этажа в здании напротив. «Надеюсь, Мохамед окажется хорошим стрелком, — подумала Ронни. — У него всего несколько секунд, чтобы обезвредить обоих охранников».

Пять ярдов.

Зубами она выдернула штырь из гранаты.

Первый выстрел!

Охранник справа от Фолкнера упад на землю.

Она бросила гранату.

Вторая пуля достигла своей цели.

Клубы дыма в один момент заволокли узкую улицу.

Ронни выскочила из ниши и схватила Фолкнера за руку.

— Быстрее!

Не задавая вопросов, он последовал за ней.

Захлопнув дверь, Ронни закрыла ее на засов и пошла по коридору.

— Идите за мной. У нас есть всего две минуты, прежде чем люди из дома напротив добегут сюда, и еще две минуты, прежде чем рассеется дым и они смогут начать поиски. На первом этаже есть люк, который ведет в погреб. Оттуда — выход через водосточную трубу. Вы сможете спуститься по лестнице в этих цепях?

— Я смогу подняться на Эверест, лишь бы смыться от этих ублюдков, — мрачно ответил он. — Кто вы? Вы из ЦРУ?

— Позже расскажу.

— Как вас зовут? — настаивал Фолкнер.

— Ронни. Ронни Далтон. — Она подождала, пока он спустится вниз, затем осветила фонарем водосточную трубу. — Вы первый.

Фолкнер скептически посмотрел на отверстие.

— Оно слишком узкое.

— Вы пролезете. Я мерила.

Он встал на четвереньки и полез по трубе. Ронни последовала за ним, захлопнув за собой люк.

— Быстрее, — шептала она. — Нам надо быть в конце трубы через четыре минуты.

— Куда она выходит?

— Через два квартала на север.

— Там будет ждать машина?

— Нет.

— Почему нет?

— Хватит задавать вопросы, лучше двигайтесь быстрее.

— Не затыкайте мне рот. У меня есть полное право задавать вопросы. В. конце концов, это моя жизнь, и я не собираюсь рисковать ею.

— В конце концов, — перебила его Ронни, — это ваш единственный шанс. Не волнуйтесь. Я все рассчитала. Доверьтесь мне.

— Я не доверяю никому, кроме себя самого.

— Придется менять свои привычки. Самому вам не справиться-

Труба закончилась. Он открыл люк, осторожно высунулся наружу. Увидев, что никого нет, вылез на поверхность. Потом протянул руку Ронни и вытащил ее.

Они побежали по улице, свернули налево, затем направо в переулок. Ронни бежала впереди, показывая дорогу. За ней, звеня цепями, ковылял Фолкнер. Когда они миновали третий квартал, он раздраженно спросил:

— Мы что, так и будем бежать до границы?

— Если понадобится, то да.

Ронни снова свернула налево, в узкую улочку и, остановившись у какого-то дома, распахнула дверь, жестом предлагая ему войти.


Фатима ждала их.

— Вы опоздали, — сердито заметила она. — Еще две минуты, и я бы закрыла дверь. Я же предупредила Эвана, что не хочу зря рисковать.

Она закрыла за ними дверь и быстро пошла по тускло освещенному коридору.

— Идите за мной.

— Что это за место? — спросил Фолкнер.

— Бордель, — ответила Ронни. — Мы решили, что здесь ты будешь в безопасности. Сценарий следующий: ты — посетитель, а я — одна из женщин Фатимы.

Фатима раскрыла дверь и впустила их в комнату.

— А эта очаровательная женщина, вероятно, хозяйка? — поинтересовался Фолкнер, когда за Фатимой закрылась дверь.

— Да, это Фатима Аль-Радир. — Она указала рукой на кровать. — Садись, я сниму с тебя цепи.

— С удовольствием.

Он внимательно посмотрел на свою спасительницу. Но, кроме карих блестящих глаз и слегка вздернутого носа, ему ничего не удалось увидеть, так как лицо было покрыто маскировочной краской. Она была в черных брюках, такой же рубашке и кепке, полностью скрывающей волосы.

— И как ты собираешься избавиться от них? У тебя есть напильник?

— Нет, кое-что получше.

Присев рядом с ним на корточки, Ронни раскрыла свою сумку и достала оттуда маленький ключик.

— Да, ты серьезно подготовилась. — Он внимательно посмотрел на ее раскрашенное лицо. — Как же тебе удалось?

— Все! — перебила его Ронни, щелкнув замком. — Теперь давай руки.

Фолкнер покорно протянул ей руки.

— Как ты узнала, куда меня сегодня повезут?

— Это профессиональная тайна, — хитро ответила она.

— Ты журналист?

Ронни сняла наручники.

— Фотожурналист.

— Так ты одна из моих?

Она покачала головой:

— Нет, я независимый репортер.

— Но ты же чертовски рискуешь!

— Я хочу получить Эмми, — выпалила она. — Все. Иди в душ. Я скажу Фатиме, чтобы она избавилась от наручников и спрятала твою одежду. — Она вынула из сумки небольшой пакетик. — Вот, держи. Здесь накладные борода, брови и цветные контактные линзы. Твои голубые глаза могут тебя выдать.

— Сколько у меня на это времени?

— Семь минут. Твои друзья появятся здесь через десять, чтобы перевернуть все вверх дном.

— Будем надеяться, что они действуют по твоему расписанию и не появятся раньше времени. — Он направился в ванную. — А сама ты не забудешь стереть с лица краску и переодеться во что-нибудь более подходящее?

— Конечно, не задавай дурацких вопросов.

— Вообще-то у меня нет такой привычки.

Он захлопнул за собой дверь и начал раздеваться. Черт возьми! Он понимал, что должен быть благодарен ей за то, что она спасла его шкуру, но было что-то в этой Ронни Далтон, что безумно раздражало его. Ее агрессивная манера поведения, командный тон, самоуверенность…

Он вошел в душ и включил воду. Обычно он не был столь категоричен, особенно по отношению к женщинам. Но он всегда чувствовал неприязнь к тем, от кого зависела его жизнь. Фолкнер привык сам контролировать ситуацию, но за последний год испытал немало неприятных минут, чувствуя себя полностью зависимым и беспомощным. В этом, конечно, не было вины Ронни Далтон, и он, прекрасно это понимая, решил успокоиться. У них одна цель — выбраться отсюда живыми.