Анастасия Дробина - Путеводная звезда

Илья точно знал: Настька его не видит. Ни Настька, ни Митро, ни остальные, ведь там, в парке, светло от фонарей, а здесь – тьма-тьмущая, да еще и ветви… Не увидят, не разглядят. И не догадаются. По спине бежал пот, Илья сам не знал, что это вдруг нашло на него, отчетливо понимал, что не нужно было этого делать, что Настька на эстраде едва держится на ногах, что Варька теперь его убьет и будет права, но… Но, видит бог, если б не запел – сердце бы лопнуло.

Отчего Настька там, на эстраде, плачет, не вытирая слез? Отчего она ведет второй куплет с закрытыми глазами? Настька… Плюнуть, что ли, на все, отчаянно думал Илья, подойти туда, к ней… на людях все равно не прогонит, а там, дальше, видно будет… Ведь жена она ему! Ведь никого, кроме нее, он не любил никогда! Никого, ни одну из своих баб, никого… даже Маргитку. Стоило промучиться пять лет, чтобы понять это наконец… Илья перевел дыхание и бесшумно спрыгнул с каштана вниз.

Перебравшись через ограду, Илья прижался лицом к холодным чугунным прутьям и долго стоял так. Он не знал, сколько прошло времени, но, когда пришел в себя окончательно и смог наконец различать звуки, услышал, что невидимый теперь хор за оградой поет «Невечернюю». Это означало скорый конец выступления. Илья помотал головой, словно стряхивая последнюю нерешительность, провел ладонью по волосам и быстро пошел в обход решетки.

Пролетки, на которых приехал хор, стояли неподалеку от главного входа. Сейчас около них, кроме извозчиков, не было ни души. Илья прибавил шаг, ему хотелось выяснить, в какой гостинице остановились московские артисты, и двигаться прямо туда, чтобы поговорить с Настькой наедине, без лишних ушей. Как будет выглядеть этот разговор, Илья еще не успел подумать, но точно знал лишь одно: без него Настька отсюда не уедет. Он не сразу заметил идущего ему навстречу человека и остановился лишь тогда, когда встречный окликнул его по имени:

– Илья, это ты?

Он остановился. Негромкий, ровный голос показался ему страшно знакомым. Неизвестный вышел из тени, свет фонаря упал на его лицо, и Илья ошалело спросил:

– Ваша милость… вы? И вы здесь?

– Да, я, здравствуй. – Сбежнев подошел ближе. Илья, не зная, что сказать, растерянно оглядывал князя. Тот был в светлом летнем костюме, не скрывавшем, впрочем, военной выправки, держал в руке шляпу, чуть заметно улыбался, но по чуть сощуренным глазам Илья догадался: Сбежнев взволнован не меньше, чем он.

– Чего изволите, Сергей Александрович? – с нарочитой любезностью осведомился Илья.

– «Очи черные» под мадеру, – в тон ему ответил князь. – Что с тобой, Илья, мы ведь не в ресторане!

– А коль не в ресторане, то дайте пройти! – грубо сказал Илья. В голове уже вертелись слова Варьки: «Настька за князя выходит…» Выходит? Ну так черта с два выйдет!

– Пустите, ваша милость… Дайте пройти, говорят вам! Дорога не купленная!

– Илья, стой! – вдруг резко приказал Сбежнев, и Илья, впервые услышавший, как князь повышает голос, невольно остановился. Тут же разозлившись на себя за этот испуг, зло спросил:

– Да чего вам надо-то? Еще бы городового позвали, в каталажку сдали меня!

– Это ты вторил Насте? – поинтересовался князь.

– Вам что? Ну, я…

– Гм… Стало быть, ты здесь. Как, однако, шутит судьба… И куда же ты спешишь?

– Сами, поди, знаете, – мрачно сказал Илья. – А то б наперерез не помчались… Что – так и будем стоять посредь дороги?

– Илья… – Князь умолк на минуту, словно обдумывая что-то, а потом решительно сказал. – Тебе к ней лучше не ходить. Я думаю…

– Отойдите с дороги, ваша милость! – перебил Илья.

– Илья, послушай меня…

– Да отойдите, говорят вам! – взорвался он. – Что мешаешься под ногами, ваше благородие? Это цыганские дела! Она жена мне, была и есть! Князь, не вводи в грех… Не отойдешь – клянусь, зарежу!

– Ого… – Сбежнев вдруг улыбнулся, и рука Ильи, дернувшаяся было к голенищу, замерла на полпути. Так и не достав нож, он выпрямился, сдавленно попросил: – Христом-богом прошу – уйдите.

– Выслушай меня, и я уйду. – Сбежнев шагнул с освещенной аллеи в тень, и Илье поневоле пришлось последовать за ним.

В двух шагах от дороги, в темноте ветвей они остановились. Илья прислонился спиной к стволу; пользуясь кромешной тьмой, закрыл глаза. Та отчаянная смелость, накатившая на него несколько минут назад, уже схлынула, снова подступил озноб. Илья с трудом заставлял себя слушать слова Сбежнева.

– Илья, поверь, я хочу только ее счастья… Я знаю, Настя любила тебя. Возможно, любит до сих пор. За эти пять лет я трижды просил ее руки и трижды она мне наотрез отказывала. Весной я попытал удачи в четвертый раз, и Настя согласилась подумать. Вчера… – князь запнулся на миг, но Илья не заметил этого, – вчера она дала окончательное согласие.

– Вон как… – попытался усмехнуться Илья. – И что – все наши слышали?

– Да, это было при цыганах.

Илья молчал. Говорить было нечего. Жалел он об одном: что не послушал Варьку, не остался дома.

– Илья, я сидел сейчас за столиком, слушал Настю. Я видел ее лицо, когда ты запел. Она чуть не лишилась чувств. С твоей стороны это было не очень уместно… Черт возьми, почему ты, сукин сын, никогда не думал о ней?! – выругался вдруг князь.

Илья поморщился. Хрипло, с угрозой попросил:

– Не кричите на меня, ваша милость.

– Извини. – Сбежнев помолчал. – Видишь ли… Я ничуть не сомневаюсь, что стоит тебе сейчас, как ты намеревался, подойти к Насте… Я вижу – она все еще живет тобой. Это очень сильное чувство, и мне оно понятно, но… Кто сможет поручиться, что через полгода ты не сбежишь с очередной юбкой?

– Чего?!! – взвился Илья. – Да… Да… Кто же вам права такие дал?

– Ты прости, я уж без прав скажу, – холодно сказал князь. – Настя никогда ни словом не пожаловалась мне на тебя, но от цыган я узнал многое. Ты же не будешь утверждать, что живешь в этом городе один?

Илья ничего не ответил. Молча шагнул мимо князя к освещенной аллее, но Сбежнев положил руку ему на плечо.

– Пустите.

– Нет! – твердо сказал князь. – Годы мои, конечно, уже не те… Да ты и помоложе будешь, но все-таки я тебя не пущу.

– Не беспокойтесь. Я не к ней. Клянусь.

Князь, явно колеблясь, все еще держал его за плечо. Илья стоял не двигаясь, ждал. И оба вздрогнули, когда из конца аллеи послышался истошный крик:

– Илья!

Они повернулись одновременно. По аллее к ним со всех ног бежала женщина. Сначала Илье показалось – Настя, но, приглядевшись, он разглядел синее платье, сползший на затылок платок, резкое, от страха еще больше заострившееся лицо сестры.

– Сергей Александрович, вы-то зачем… – простонала Варька, останавливаясь возле них. Она сильно запыхалась после бега, но, не переведя дыхания, сразу же бросилась к Илье и, вцепившись обеими руками в его рубаху, отрывисто, ненавидяще пообещала по-цыгански: – Сволочь, я клянусь, если подойдешь к ней, – прокляну!

Он молчал. Смотрел в свете разноцветных огней на искаженное лицо сестры, на растрепавшуюся после бега прическу, на слезы в ее глазах. Подождав, медленно переспросил:

– Ты? Меня?

– Прокляну, – тихо повторила Варька.

Илья взял сестру за запястья, отцепил ее руки от рубахи. С коротким странным смешком сказал:

– Ну, до смерти ты меня напугала… Забирай гаджо и валите отсюда оба.

– Илья… Бог ты мой, да я же… – Варька заплакала.

– Катитесь, я сказал. Вон уже хор выходит.

Варька обернулась. Из освещенных ворот парка в самом деле выходили смеющиеся, окруженные толпой зрителей цыгане, слышались возбужденные голоса, смех. Чей-то голос на весь парк звал:

– Варька! Эй, Варька! Где ты?!

– Ступай, тебя ждут. – Илья отошел в тень, сел на теплую влажноватую землю. Варька колебалась, но подошедший князь, взглянув на Илью, тронул ее за локоть:

– Идем, Варенька.

Варька, вытирая слезы, кивнула. Сбежнев подал ей упавшую шаль, Варька, не расправляя, перебросила ее через плечо, оперлась на предложенную князем руку и быстро зашагала к пролеткам. Илья сидел на земле, провожая взглядом две удаляющиеся фигуры, затем уставился в землю. Уже укатили пролетки с цыганами, уже стихли шум и смех за оградой парка, уже один за другим начали гаснуть огни у эстрады, а он все не мог заставить себя подняться. И неизвестно, до чего бы досиделся, не окликни его знакомый голос:

– Смоляко, это ты?

Он вскочил как ошпаренный.

– Роза?!

– Я. – Темнота рядом с Ильей шевельнулась, блеснули белки глаз, серебряная серьга. – Ты чего здесь сидишь?

Илья молчал, не зная, что ответить. Внезапно он вспомнил о том, что, сидя на дереве и слушая Настю, совсем забыл, что на соседней ветке сидит и, может быть, наблюдает за ним эта чужая цыганка. Что она видела? Что подумала, глядя на то, как он стоит, прижавшись лицом к чугунной ограде? А может, и не заметила ничего… Что ей за дело?

– Ты чего здесь делаешь, глупая? Ночь-полночь…

– А я не буду в поселок возвращаться. У меня рядом тут цыгане знакомые живут, пойду к ним ночевать… Ну, что, морэ, понравились московские?

– Понравились, – подтвердил он, сглотнув слюну.

– А солистку их видел? Эту высокую, в черном платье? – не унималась Роза. – Видит бог, никогда в жизни такого не слыхала! Сколько слушала певиц, и в Москве, и в Питере, и в Кишиневе, но такой… Вот ведь дал господь голос! Я прямо обревелась вся, ее слушавши, ничего вокруг себя не видела! Даже не заметила, как ты куда-то делся! Только что вроде рядом сидели, как две вороны на суку, а тут глядь – нету цыгана… А называли ее, ту певицу-то, так же, как тебя. Настасья Смолякова, я точно слышала. Она не родственница тебе?