– Собачка, собачка, – произнесла она жалостливо, – отдай, пожалуйста, чужие документы.

Ротвейлерша наклонила голову и навострила уши.

– Отдай, стерва, документы мужика! – заорала неожиданно разозленная Алиса.

Собака очень удивилась и выплюнула борсетку. Аня тоже первый раз видела, как Алиса ругается в Копейке, где она собиралась предстать в образе благовоспитанной девицы. Любопытство иногда толкает девушек на странные поступки. Но ничего странного в том, что она изучит паспорт Одинцова, Алиса не находила. Она достала документы, положила их на стол и принялась внимательно изучать. Аня, стараясь сдержать данное себе слово и не заглядывать никуда, кроме той страницы, где ставилась печать о регистрации брака, отошла и принялась нарезать сервелат довольной собаке. Та, сожрав полбатона, решила, что провела очень выгодную сделку, и кинулась во двор искать еще одну борсетку.

– Пусто! – громогласно сообщила Алиса, разглядывая паспорт. – Он не женат и не был разведен. Во всяком случае, официально его отношения ни с кем не зарегистрированы.

– Да, да, – подтвердила Туся, – штампа нет. Но бывают и гражданские браки. Мы с Венечкой решили сначала пожить вместе, не расписываясь.

– Одинцов ни с кем не живет, – предположила Алиса, – иначе Чебушевская мне бы призналась. Но проследить тем не менее следует. Сейчас пойдем ему возвращать борсетку и проследим.

– Его нет, – пожала плечами Аня, – он днем на работе. Идти нужно вечером.

– Вот и отлично, пройдемся вечерком. Заодно погуляем. Что тут у него еще?

Аня в резкой форме воспротивилась тому, чтобы подруги занялись разглядыванием банковских карт, визиток, блокнотов и прочих бумаг. Туся сразу согласилась на этом закруглиться, интересующей ее сберегательной книжки в сумке не оказалось. Только они уложили документы на место, как зазвонил мобильник Одинцова.

– Да, – ответила Алиса, – дурдом на проводе!

– Странно, – сказали на том конце и извинились.

– Ты чего? – возмутилась Аня. – А если это его деловые партнеры, что они о нем подумают?!

– Это правоохранительные органы, которые занимаются тем, что ищут борсетку Дмитрия Одинцова с украденным мобильным телефоном. – Словно в подтверждение ее слов телефон зазвонил снова. – Дурдом всегда рад вашему звонку! У нас для вас всегда открыты двери!

– Точно? – переспросили на том конце провода.

– Ну, что я говорила, – она отключила мобильник. – Менты названивают, у них всегда было плохо с чувством юмора.

– Я бы так не сказала, – Аня вспомнила вчерашнее дорожное происшествие с «Окой».


Калерия Леонидовна Чебушевская была молодящейся дамой пенсионного возраста, но государство отказывалось ее кормить, обеспечивая социальным пособием, так как госпожа Чебушевская за всю свою сознательную жизнь отработала один год. Было время, когда ее попытались осудить за тунеядство, но девятнадцатилетняя Калерия ловко выскочила замуж, а замужних дам за тунеядство не судили. Супруг, довольно известный в своих кругах врач-психиатр, махнул на жену рукой и позволил ей более сорока лет отсидеть на его могучей шее. Все эти годы безделья Калерия Леонидовна занималась тем, что работала исключительно на свой имидж: она одной из первых женщин Союза надела мини-юбку, сделала пластическую операцию и аборт – детей она не любила. Но ей всегда нравились мальчики, а в последнее время после смерти супруга она так нуждалась в комплиментах и внимании. Ей казалось, что юные ловеласы так искренне говорили о ее второй молодости и духовной красоте, что она им безоговорочно верила и активно участвовала в их судьбе. Рома Шереметьев привлекал Калерию Леонидовну не только приятной внешностью, получаемым высшим образованием, состоянием деда, но и тихим, вкрадчивым голосом. Он напоминал ей первую любовь, которая оставила в ее судьбе легкое прикосновение неземного блаженства. Правда, этого капитана дальнего плавания она любила недолго, да и супруг оказался чересчур ревнивым.

Рома Шереметьев догадывался об истинном положении дел, долго топтаться у дверей не стал и решительно открыл дверь. Разноцветная масса шифона и шелка всколыхнулась на диване и поплыла к нему.

– Роман, – театрально заламывая руки, воскликнула Калерия Леонидовна, – это вы?!

– Я, и у меня к вам просьба, – начал Роман, проходя вместе с ней в комнату. – Не одолжите ли пару новых журнальчиков по современному дизайну. Прошу только у вас, Калерия Леонидовна, вы у нас одна такая продвинутая в этом вопросе.

– Двинутая? – не поняла та, приподнимая бровь и что-то вспоминая.

– Продвинутая, в смысле – отлично владеющая ситуацией, – поправился Роман.

– Ах, молодой человек, спасибо. А то я все думаю о своем. Двинутая. Да, – она с энтузиазмом схватила его за руку, – что я вам сейчас скажу! Это не я двинутая!

– Я совсем не это хотел сказать, – проблеял Ромка, подозревая, что пожилая дама не понимает молодежный сленг.

– Это он двинутый! – Она потащила его к окну и уткнула носом в занавеску, собираясь доверить страшную тайну. – Я стояла здесь! Вот на этом месте. А он шел там, – ее рука, описав дичайший с точки зрения циркуля круг, указала на улицу. – Он шел в рубашке и босиком! Он начал писать эпопею, наверняка о трудовом подвиге российских миллионеров, а здесь есть от чего сойти с ума. Уж поверьте мне, с одним из них я прожила долгую и несчастливую жизнь.

– Конечно, конечно, – сразу согласился Шереметьев, думая, что Чебушевская имеет в виду великого русского писателя Толстого, произведениями которого бредила во сне и наяву. – Шел и шел, чего тут такого странного? Он любил ходить босиком. Прошел, и все.

– Нет не все, – возразила Чебушевская, – он помахал мне рукой!

– Что вы говорите, – изумился Ромка, уверенный в том, что на этот раз старушка точно сбрендила. – Вам так повезло, Лев Николаевич помахал вам рукой, ну, надо же, завидую.

– Какой Лев Николаевич, – Калерия Леонидовна отстранилась от окна и недоуменно посмотрела на гостя. – Я говорю про Дмитрия Одинцова, молодой человек!

– Вы говорите про Одинцова?! – спохватился тот. – Тогда давайте говорить сначала.

Лучшего собеседника, понимающего ее с полуслова, Калерии Леонидовне было не найти.

Через два часа довольный Шереметьев, вооруженный стопкой журналов, стучался в дом Шаховых. Там уже слышалась возня и девичий смех. Он расправил плечи, выпятил грудь, изобразив последний вздох мачо, и толкнул дверь. Чуть не сбившая его с ног собака пулей вылетела во двор, раскидав журналы по крыльцу. Следом за ней вывалились три девицы, разглядывая его, как каменного гостя. С первого взгляда он понял причину их негативной реакции – девицы были в натуральном виде, без единого намека на макияж: блеклые, с синими подглазинами, бледными губами. Краше, что называется, в гроб кладут. Шереметьев присвистнул от неожиданности, но вовремя спохватился и переадресовал свой свист ротвейлерше. Он был рад – Алиса сегодня не казалась ему богиней, тем легче будет обратить его внимание на Анюту.

– Привет, девочки! – Ромка постарался вложить в свой голос как можно больше елея. – С каждым днем хорошеете! – Алиса восприняла его комплимент как форменное издевательство и пошла наверх наносить макияж. Туся заговорщицки подмигнула и степенно удалилась следом за ней, а Аня улыбнулась Шереметьеву и помогла собрать журналы.

– Девчонки, – крикнул Роман, – есть новость! Одинцов двинулся умом!

Собранная было стопка выпала из рук Ани.

– Глупости, – не оборачиваясь, отрезала Алиса.

– Честное слово, – закричал Шереметьев, – мне Чебушевская сказала!

Услышав эту фамилию, Алиса остановилась на лестнице и задумалась.

– Тогда становится ясно, почему он повелся на Анюту.

– Неправда, – защищала Одинцова Аня, – он – вполне нормальный!

Шереметьев спорить не стал. Он не собирался доказывать неадекватность соперника, лучше его это сделает Чебушевская. Главное, он заронил ростки сомнения в Алисину душу. Теперь она станет осторожнее, и он выиграет время.

– Может быть, и неправда, – согласился он с Аней, когда Алиса скрылась из виду. – Мало ли чего этой Чебушевской привиделось. Она рассказывала, будто ей махал рукой сам Толстой. Я к ней сегодня по делу заходил, взял журналы по современному дизайну. – Он раскрыл один из них перед Аней. – Очень интересные интерьеры, ты не находишь?

– Да, интересные, – согласилась грустная Аня и спросила у него: – Ты тоже думаешь, что на меня нельзя повестись?

– Да ты что?! – почти что искренне возмутился Ромка. – Если тебя накрасить и принарядить, то ты станешь красивее Алисы!

Аня вздохнула, другого ответа она и не ждала. Мужчина есть мужчина, ему в первую очередь подавай на золотом блюдечке разукрашенную красотку, а после того, как она попляшет под его дудку, он соизволит заглянуть ей в душу. Или сочтет это лишним, как делают большинство мужчин, предполагая, что чужая душа – все равно потемки. Она проглотила обиду, нанесенную подругой, заранее зная, что Алиса произнесла свою обидную фразу не со зла, а по велению своей стервозной натуры. И в чем-то она была права.

– Ты, – продолжал говорить Шереметьев, – ты такая! Да я в тебя почти влюблен!

Аню смутило это «почти», но сильных чувств от него и не требовалось. Ей в принципе вообще ничего не было нужно от Романа. Просто захотелось куда-нибудь пойти прогуляться. Шереметьев воспользовался ситуацией и пригласил Аню смотреть новый дизайн ванной комнаты. Аня сразу согласилась, они собрали журналы и пошли к особняку.

– Гляди, какая плитка! – прыгал по ванной студент. – Какая красота линий!

– Кривовато, – нахмурилась Аня, – я бы говорила про красоту изломов.

– Точно! – обрадовался Шереметьев. – Ты – прирожденный дизайнер! Так и говори. А как тебе цвет? Освежает? Бодрит? Так и хочется прыгнуть под душ и помыться?!

– Впечатляет, – кивнула Аня, – только хочется смотреться в большое зеркало. Если его повесить на эту стену, оно как раз закроет основную кривизну.