– Что это?! – вырвалось у него при виде топчущегося на крыльце Одинцова с букетом роз. – Конкуренты не дремлют! – Ромка уменьшил расстояние, чтобы в подробностях разглядеть его наглую морду. – И о цветочках позаботился, гад.

Волна ревности всколыхнула его трепетную в это утро душу. Его опередили, обошли, объегорили. Сейчас дверь откроется, выйдет прекрасная Алиса, Одинцов встанет на одно колено, поцелует ей руку и пиши, что все пропало. Останется с разбитым сердцем заниматься просвещением Свиридовой и делать вид, что он в нее влюблен. То, что цветы могли предназначаться кому-то другому помимо Алисы, Ромка не предполагал. Рядом с ней меркли прелести всех красоток, она такая была одна. Он бы кинул ей под ноги не только розы, а всю вселенную! Шереметьев перевел телескоп ближе к звездам, чтобы не видеть, как коварный Одинцов соблазняет красавицу Алису. Да вот это небо он бы и кинул ей под ноги. Но любопытство взяло верх, и он опустился вместе с окуляром на бренную землю. Шереметьев недоуменно посмотрел на то, как еще немного Одинцов потоптался на крыльце, но звонить в дверь не стал. Он аккуратно положил цветы на скамейку и тихо пошел назад. У дома Шаховых его ждала красная спортивная машина с прелестной незнакомкой за рулем. Незнакомка была в красной косынке и больших черных очках на половину лица, она показалась Роману грустной и подавленной. Но на его улице начинался праздник! Одинцов отчалил на красном автомобиле, так и не дождавшись, пока девицы проснутся. Он дал ему фору, и ею нужно воспользоваться. С кого же начать?! Со Свиридовой для дела или с Алисы для души?! Шереметьев кинулся к другу за советом, но, увидев, как тот мирно посапывает, решил его не будить. У того и без него будет непростой день. Ромка прошел в дедовскую библиотеку и взял том Пушкина. Уж если и советоваться с кем-то по поводу любовных неурядиц, то лучше всего с великим поэтом. Прошлый раз, когда он попробовал подобным образом предугадать свою оценку на экзамене, Пушкин подсказал ему, что «он рыться не имел охоты в хронологической пыли». Шереметьев плюнул на учебники и действительно получил «неуд». На этот раз он открыл наугад страницу и прочитал: «Но я не создан для блаженства, ему чужда душа моя». Теперь все ясно. Придется начинать со Свиридовой, забыв про красавицу Алису. Но цветы?! Что делать с цветами? А ничего не делать, к Ромке внезапно пришла в голову гениальная идея. Нужно делать не с цветами, а с Одинцовым. Он вызовет его на дуэль! Нет, что он, с ума сошел? Отлично, он сойдет с ума. Ромка расскажет Алисе, что Одинцов сошел с ума. Ни одна нормальная девушка не станет общаться с сумасшедшим. Но кто-то должен подтвердить его версию. Кто-то очень уважаемый в Копейке. Чебушевская! Венька отправится к ней и скажет, что Одинцов с сегодняшнего утра неадекватен. Шереметьев тяжело вздохнул, плести интриги было тяжело и в пушкинское время, а уж в наше – тяжелее раза в два. Но что не сделаешь ради любимой девушки. Ему нужно выгадать время. Пусть, пока он занимается со Свиридовой, Алиса опасается Одинцова. А когда он сделает все, что задумал, то признается в своих истинных чувствах к ней. Это не «неуд» на экзаменах получать, это покруче будет. Спасибо поэту, надоумил. Шереметьев захлопнул книгу, вернул ее обратно на полку и довольный пошел будить друга. Покуда он тому объяснит, в чем дело и проведет с ним инструктаж, время приблизится к обеду. А это лучший момент для того, чтобы посетить Калерию Леонидовну – по утрам и вечерам она возится в своем саду. Ромка в очередной раз встал над постелью приятеля.

Тот сладко похрапывал и пускал слюни – видимо, ему снилась любимая. Шереметьев нахмурился, вид Говорова не внушал ему доверия. Если он завалит такое дело, то прощай, Алиса! Нужно идти к Чебушевской самому.


Аня встала первой из подруг, выпустила на волю сонную собаку, которая ни в какую не хотела покидать свою подстилку. По всей вероятности, хозяева нежно уговаривали домашнего питомца, прежде чем тот что-либо делал. Аня не собиралась разводить уси-пуси с ротвейлершей, раньше она была об этой породе более высокого мнения, но, как оказалось, дурным воспитанием можно испортить любую собаку, даже такую авторитетную. Та, поняв, что уговаривать ее никто не собирается, но после прогулки, вполне вероятно, накормят, нехотя отправилась справлять естественные надобности. Аня повернулась для того, чтобы войти в дом, и увидела цветы. Это были те самые розы, которые они забыли в автомобиле. Они нисколько не потеряли от своей вчерашней красоты и пахли так же ароматно, как накануне. Девушка приблизила к лицу бутоны и вдохнула цветочный аромат, который со вчерашнего дня стал ей напоминать Одинцова. Все-таки он необыкновенный, удивительный, романтичный…

– Гламурненько, – произнесла Алиса, потягиваясь в окне. – И кто же наш воздыхатель?

– Это мне от Одинцова, – пояснила Аня, прижав цветы к груди, будто боясь, что Алиса сейчас их отнимет. – Он подарил их вчера. Но мы забыли цветы в машине, а сегодня я обнаружила их на крыльце.

– Красивая история, – согласилась с ее доводами Алиса, – но почему он сам не зашел?

– Не знаю, – честно призналась Аня, – может быть, оттого, что мы долго спали?

– Ой, как поэтично, – закатила глаза Алиса, – он не решился разбудить свою возлюбленную!

– Ничего подобного, – не согласилась Аня, – мы близки не до такой степени, – и отправилась искать достойную вазу для роскошного букета.

– Какие цветочки! Откуда? – восхитилась спустившаяся Туся, спать которой дольше двенадцати не позволила Алиса. – Неужели Багров расстарался? Вот уж не поверю, что их купил Говоров.

– Это Одинцов подарил Ане, – пояснила Алиса, – но она утверждает, что это ничего не значит.

– Вы целовались?! – тоном, будто она приставила нож к горлу, спросила Туся.

– Нет, – честно призналась Аня.

– Тогда это точно ничего не значит, – согласилась с ней Туся, – если бы вы поцеловались…

Аня не стала говорить про поцелуй в щеку, подруги бы ее засмеяли. По их мнению, наверняка бы в минуту прощания потребовалось бы повиснуть у него на шее и зарыдать по поводу расставания. Рыдать и виснуть Аня не хотела. Она занялась приготовлением завтрака-обеда и не заметила, как вернулась с прогулки собака.

– Глашку можно не кормить! – обрадовалась сидевшая за столом в ожидании кофе с бутербродами Туся. – Она уже кого-то съела. – Собака действительно держала в зубах непонятный предмет и рычала, когда Аня попыталась его отобрать. При ближайшем рассмотрении сквозь клыки предмет смутно напоминал очертаниями мужскую сумочку.

– Это была особь мужского пола, – провела расследование Туся, подманив ротвейлера звоном посуды. – И это все, что от него осталось. Собачка, ты наелась на год вперед. – Сумка в зубах ротвейлера зазвенела переливчатой мелодией.

– Вот, – прислушалась Алиса, – точно такую же мелодию я слышала вчера на нашем крыльце. Тогда мне показалось, что у меня звенит в ушах. Сегодня эта музыка больше похожа на звонок мобильного телефона.

– Это борсетка! – Аня оторвала взгляд от клыков. – Неужели Одинцова?!

– Вот не поверю, что это Венькина сумка, – с сомнением сказала Туся. – Может, Багрова?

– Багров ничего не терял, – покачала головой Алиса, – кроме совести. Это мог сделать Одинцов, когда вчера заходил за Аней.

– Он что, припадочный, сумки бросать в чужих домах? – поинтересовалась Туся.

– Он хороший, – обиделась Аня, – он ее забыл, когда ждал меня на крыльце.

– Хорошенькое дело, – покачала головой Алиса, – и что нам теперь с ней делать?

– Как что? – возмутилась Аня. – Вернуть владельцу!

– Может, он возьмет ее вместе с ротвейлером? – выразила надежду Туся. – Отнимать страшно. Собаке эта сумка стала очень дорога. Они с ней, судя по ее рычанию, практически сроднились. Ко всему прочему, ей нравится, когда мобильник трезвонит в ее пасти. Мне кажется, – Туся напряглась, – это ее возбуждает.

– Нужно отобрать у нее борсетку, – сказала Алиса, – там наверняка документы.

– Действительно, – обрадовалась Аня, – там паспорт Одинцова!

– Правильно мыслишь, – похвалила ее подруга, – там паспорт, по которому можно узнать о его семейном положении.

– И если там сберкнижка, – добавила Туся, – то можно узнать и о его финансовом положении.

– Я не собираюсь рыться в его документах, – возразила Аня, – это, по меньшей мере, неприлично!

– А ты и не ройся, – согласилась Туся, – мы с Алисой сами посмотрим. Да, Алиса?

– Да, – озадаченно подтвердила та, – только сначала нужно отобрать у собаки паспорт. Если потребовать у нее один лишь документ, то как вы думаете, она согласится его отдать? А сумку пусть оставляет себе.

– Конечно, – протянула радостно Аня, – сейчас она полезет лапой в сумку, найдет паспорт и протянет его тебе.

– И сберегательную книжку пусть не забудет, – подсказала Туся. – Ну что вы на меня так смотрите?! А вдруг он никакой не миллионер? Вон у Шереметьева тоже часы дорогущие на руке были, а он оказался простым студентом. Как и Говоров, – она глубоко вздохнула, – только тот еще и без часов.

– Нужно ей подсунуть в морду еще один паспорт, дать сличить два документа, чтобы она не ошиблась, – сообразила Алиса и приказала Ане: – Сходи наверх и принеси свой.

– Так у меня его украли вместе с твоей сумкой!

– Ты его не брала, он вложен вместо закладки в твой роман.

– Да ты что?! – обрадовалась Аня и побежала наверх.

Паспорт действительно оказался в книге. Но он не помог, собака не воспринимала чужие документы и возвращать сумку не собиралась. Вместо этого она разлеглась на полу и принялась ее смачно жевать.

– У него там внутри колбаса? – принюхалась Туся, чем подала хорошую мысль.

Собаку решили отвлечь при помощи сервелата. От этого запаха кружилась голова не только у домашних питомцев, но и у всех девиц, сидевших на диете. Ротвейлерша на диете не сидела, но на колбасу бросилась, как на манну небесную. Правой частью пасти она жевала колбасу, а в левой на длинном клыке старательно удерживала борсетку, норовившую быть проглоченной вместе с колбасой. Аня, глядя на хитрое животное, обдумывала слова, которые ей придется говорить в свое оправдание, возвращая пожеванные, пахнущие сервелатом документы. Как объяснить, что она не раскрывала ни паспорт, ни другие документы, хотя ей очень это хотелось сделать? Одинцов не поверит. Тогда уж лучше посмотреть на четырнадцатую страничку, только на нее, и все.