— А мне кажется, вам нужно вернуться, — сказал он. — Ваш дядя наверняка встревожен вашим исчезновением. Я полагаю, что вы сможете убедить его, и он выслушает ваши доводы. Вряд ли он будет настаивать на том, чтобы вы в восемнадцать лет стали женой шестидесятилетнего мужчины.

— Он не просто хочет, чтобы я вышла замуж, он настаивает на этом браке! — возмутилась Камала. — Останься я дома, дядя заставил бы меня поступить так, как хочется ему! Он бы устроил мне порку… Он бил бы меня до тех пор, пока не вырвал бы у меня согласие!

— Бил бы вас?!!

Слова прозвучали резко, как пистолетный выстрел.

— Вы хотя бы знаете, что это такое, когда тебя избивают хлыстом? Когда тебя секут до тех пор, пока ты не утратишь способность думать, пока боль не станет невыносимой?! — бросила ему девушка. — И тогда ты соглашаешься с тем, чего от тебя требуют, лишь бы побои наконец прекратились! Вот поэтому я и сбежала из дома.

И больше никогда туда не вернусь!..

Ее голос оборвался, перейдя в рыдание. Возникла пауза, которую первым нарушил незнакомец:

— Подойдите ко мне!

Привыкшая повиноваться, Камала повернулась и, не сводя с него взгляда, с испуганным лицом и дрожащими губами подошла к кровати.

Незнакомец протянул к ней руку. Камала ощутила прикосновение его теплой ладони, и ее пальцы дрогнули.

— Посмотрите на меня, — произнес он, — посмотрите на меня, Камала!

Она заглянула в глубину его темных глаз — как ей показалось, прямо в его сердце.

— Это правда?.. Все то, что вы мне рассказали?

— Да… Правда.

— Ваш дядя действительно порол вас? С трудом верю, что кто-либо способен причинять боль созданию столь хрупкому и столь прелестному…

— Он всегда меня бил, — подтвердила Камала. — Я же вам сказала, что он ненавидит меня.

— Тогда побег был правильным поступком, но вы все равно не должны путешествовать одна. Я поеду с вами до Саутгемптона, чтобы оттуда вы отправились к вашей тете.

Их глаза встретились, но Камала поспешила отвести взгляд.

— Вы довезете меня до Саутгемптона… — шепотом сказала она. — Я буду вам очень благодарна… Правда, я боюсь, что дядя поймает меня и вернет обратно.

— Он этого не сделает, — пообещал незнакомец. — Но я до сих пор не могу поверить в то, что вы мне рассказали. Мне кажется, его жестокость сильно преувеличена.

— Клянусь вам, я сказала чистую правду! — взмолилась Камала. — Он презирал моего отца за бедность, а мою мать за то, что она вышла замуж за бедняка. Мне никогда не было так плохо, как эти последние три года!

— А теперь? — спросил незнакомец, держа ее за руку.

— Я счастлива и свободна! Мир кажется мне совсем другим! Даже ухаживать за вами было мне в радость. Я не была счастлива с тех самых пор, как утонули мои родители.

— Утонули?

— Утонули в море, возвращаясь из Италии, — ответила Камала. — Отец получил аванс за книгу, и они смогли позволить себе путешествие. Они так радовались этой возможности, даже называли эту поездку вторым медовым месяцем. Но мои бедные родители так и не вернулись домой…

— И тогда вам пришлось перебраться в дом вашего дяди?

При напоминании о Маркусе Плейтоне Камала снова вздрогнула. Выражение ее лица было красноречивее всяких слов.

— Забудьте о нем! — пылко воскликнул незнакомец, привстав на постели. — Выбросьте из головы все мысли о прошлом и думайте только о будущем! Вам понравится Франция, вот увидите. Это прекрасная страна! Почти такая же замечательная, как Италия.

— Вы бывали там?

— Много раз, — ответил он. — Но сейчас давайте поговорим о другом. Надо определить самое главное: поскольку вы сказали хозяйке, что вас зовут Камала Линдэм, то, видимо, и у меня появилось новое имя?

— Извините. Но вы были не в том состоянии, чтобы отвечать на мои вопросы, — улыбнулась Камала.

— Тогда позвольте представиться. Меня зовут Конрад Вериан, хотя теперь правильнее было бы назваться Конрадом Линдэмом.

— Мне нравится имя Конрад, оно вам идет.

— То же могу сказать и о вас, маленький Лотос!

Камала покраснела. Прежде чем она успела что-то сказать, до ее слуха донесся голос миссис Хейворд, поднимавшейся по лестнице. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась хозяйка с подносом в руках.

— Я принесла вам поесть, сэр. Это будет посущественней, чем бульон, — сообщила она. — Я хорошо знаю, какой аппетит бывает у молодых мужчин, мне ведь приходится кормить сразу четверых. Теперь, сэр, когда вы вернулись в царство живых, вы наверняка проголодались.

— Верно, миссис Хейворд, проголодался, — согласился с ней Конрад Вериан. — Я весьма благодарен вам за заботы обо мне. Моя… моя сестра рассказала мне о вашей доброте.

— Не стоит благодарности, сэр. Хотя, признаться, мы за вас переволновались.

— Всему виной моя самонадеянность — я попытался перескочить через изгородь, когда мой скакун почти обессилел.

Миссис Хейворд поставила перед ним поднос и сняла крышку с тарелки, на которой лежала горка жареного картофеля и яичница с ветчиной.

— Это, конечно, не настоящая еда для джентльмена, сэр, — чуть виноватым тоном произнесла хозяйка, — но, осмелюсь сказать, вкусная.

— Обещаю воздать должное вашей стряпне, миссис Хейворд, — улыбнулся Конрад.

— Не желаете ли, сэр, стаканчик сидра или кружку эля? После сбора урожая у мистера Хейворда осталось по бочонку того и другого.

— Думаю, что не отказался бы от кружки эля, — ответил Конрад.

— Давайте я принесу, — предложила Камала. — Не стоит вам бегать вверх-вниз по лестнице, миссис Хейворд, у вас и так болят ноги от долгого стояния на кухне у плиты.

— Верно, мисс, хотя разве это беспокойство для меня?

— Мы и так причинили вам вон сколько хлопот.

Камала последовала за хозяйкой вниз по лестнице, а когда вернулась наверх с кружкой эля, то увидела, что Конрад Вериан съел все, что было на тарелке.

— Теперь я чувствую себя полным сил, — признался он. — Завтра мы можем отправиться в путь.

— Думаю, нам следует подождать еще день-другой, — возразила Камала. — Или даже три.

— Вы носитесь со мной, как наседка.

— Вам будет нелегко ехать верхом в вашем состоянии, — стояла на своем девушка.

В конце концов она его уговорила, и Конрад согласился повременить с отъездом. Уже стемнело, за стенами дома гулял холодный ветер, от которого постукивали ставни на окнах.

Камала задернула занавеску и подбросила в очаг несколько поленьев. Дешевые свечи время от времени гасли, так что освещение было скудным.

Но даже в этом неровном свете Конрад видел ее лицо.

"Как же она красива…" — подумал он.

Так красива, что невозможно было себе представить, что это очаровательное создание будет путешествовать одно по безлюдным сельским дорогам или же останется дома под властью изверга-дяди.

А если она солгала ему? Конрад вновь заглянул ей в глаза и понял, что она говорила правду.

Было в ней нечто открытое, непосредственное и бесхитростное, присущее детям. Впрочем, она и есть ребенок. Разве у взрослых бывают такие невинные, такие нежные лица? Поскольку в эту минуту кроме них в комнате никого не было, он произнес свои мысли вслух.

— Вам все равно рано или поздно придется выйти замуж.

Камала испуганно посмотрела на него:

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что женщина, особенно такая привлекательная, как вы, должна иметь мужа, который будет заботиться о ней.

— Я никогда не выйду замуж без любви.

— Вы уверены в этом? Большинство женщин ищут в браке защиту от превратностей судьбы, комфорт, положение в обществе…

— Этого действительно хочется всем, — согласилась Камала, — но в то же время выйти замуж — это… это нечто личное… Интимное… Я не выйду замуж до тех пор, пока не встречу человека, которого полюблю и который будет любить меня.

— Вы действительно так считаете?

— Несомненно. Моя кузина собралась замуж за человека с титулом, человека, которого она ни разу не видела. Можете себе представить, какой насмешкой над здравым смыслом это обернется? — Камала на мгновение замолчала, а затем продолжила: — Это все равно что сделка, заключенная между двумя людьми. Она продает себя за деньги, за положение в обществе… Как это… грубо, безнравственно… и ужасно!

— Но ведь на Востоке браки устраиваются между женихом и невестой, которые незнакомы и впервые видят друг друга лишь на свадьбе, — возразил Конрад Вериан.

— И они бывают счастливы? — не удержалась от вопроса Камала.

— Внешне они кажутся счастливыми, — ответил он. — Женщина благодарна мужчине за то, что он становится ее защитником и дает ей свое имя. Мужчине же нужна та, что будет заботиться о нем и подарит ему детей.

— Но это на Востоке, — возразила Камала. — А я знаю, как такое происходит в Англии. Родители и опекуны выбирают жениха, который им кажется подходящим, и женщина вынуждена против своей воли идти к алтарю. Отец всегда говорил мне, что это просто варварство, и обещал, что они с мамой не станут настаивать на моем замужестве, дав мне возможность дождаться того мужчину, которого я полюблю так, как любили друг друга мои родители.

— Но ведь вы же не хотите остаться старой девой? На вас это не похоже!

— Уж лучше я останусь старой девой, чем превращусь в рабыню шестидесятилетнего старика, которому я нужна лишь для того, чтобы обзавестись наследником!

— Вы действительно полагаете, что нужны ему только для этого?

Не успел Конрад Вериан произнести эти слова, как Камала вспомнила огонек в глазах генерала, когда тот сказал, что лотос приятен на ощупь, вспомнила циничную усмешку на его тонких губах и какую-то неприятную нотку в голосе, от которой ей сделалось страшно.