— Я не прошу вас жениться на мне, — ответила Камала. — Я довольна уже тем, что имею возможность находиться рядом с вами и знать, что вы меня любите.

— Неужели вы считаете, что я посмею оставаться с вами и не добиться вас, не сделать моею? — спросил Конрад. — Мне и без того мучительно тяжело!

В его чуть охрипшем голосе Камала уловила боль.

— Мучительно? — переспросила она.

— Моя дорогая, вы так молоды и невинны! — сказал он. — Вы не знаете, что это такое — любить женщину так, как я люблю вас, и знать, что не можешь, не имеешь права прикоснуться к ней.

— Почему… почему вы не должны прикасаться ко мне? — искренне удивилась Камала.

— Потому, моя любимая, что, если я не стану сдерживать свой любовный пыл, я легко могу сделать вам больно, могу загубить вашу жизнь.

— Я не понимаю вас, — отозвалась Камала. — Я просто хочу быть с вами.

Конрад склонился над ней и очень нежно поцеловал.

— Я люблю вас, — произнес он, — и поскольку люблю, то должен оберегать. Сегодня ночью я потерял голову, потому что вы так неожиданно появились здесь. Я испугался, точно так же как вы испугались этого человека.

— У меня, кроме вас, больше никого не будет, — сказала она. — Я люблю вас, вас одного, только вас, и не смогу полюбить никакого другого мужчину.

Конрад издал звук, больше похожий на всхлип, и прикоснулся рукой к ее губам.

— Вы не должны говорить мне такие слова, — сказал он. — Разве вы не понимаете, дорогая, что из-за моей безумной любви к вам больше всего на свете я хочу, чтобы вы любили меня? Я готов признаться в этом не один, а миллион раз! Но это опасно для нас обоих.

— Опасно? — спросила Камала и тут же подумала про Ван Вика.

— Да, опасно, моя дорогая, потому что я мужчина и я очень люблю вас. Все мое существо жаждет вас, и если я от страсти потеряю голову, то нечаянно могу сделать вам ребенка.

— Теперь, — тихо произнесла Камала, — я понимаю правоту маминых слов, когда она сказала мне, что я должна связать свою жизнь лишь с тем человеком, которого полюблю всем сердцем. Я тоже люблю вас и была бы рада стать матерью вашего ребенка!

— О, Камала, Камала! — радостно воскликнул Конрад.

Он снова прильнул к ее губам и целовал до тех пор, пока не почувствовал, что больше не может дышать.

Спустя какое-то время, показавшееся ей бесконечностью, Конрад поднялся с кровати и прошел через всю каюту.

— Я хочу, чтобы вы поняли, — произнес он, — что мы с вами в опасной ситуации. Не только потому, что я люблю вас. В конце концов, свои чувства я смогу держать в узде, хотя, признаюсь честно, это будет нелегко. Но есть и другая опасность.

Последние слова он произнес изменившимся голосом, и Камала сразу поняла, что он хочет сказать.

— Ван Вик, — прошептала она.

— Именно.

Конрад снова сел на кровать и взял ее за руку.

— Я не хотел говорить вам об этом, дорогая, однако вынужден сказать: он увлечен вами, и я не знаю, что с этим делать.

— Он признался вам в своих чувствах ко мне?

— Намекал, причем весьма недвусмысленно, так что никаких сомнений быть не может, — ответил Конрад. — Говорил, что если я хочу стать его компаньоном — пока лишь младшим в этом плавании, — то вы должны стать частью этой сделки, своего рода залогом.

— Он и мне тоже высказывал… нечто подобное, — призналась Камала.

— Разрази его гром! Почему мы должны ему верить? — сердито спросил Конрад. — Я слышал, что человек он тяжелый, но неглупый и умеющий рисковать. Откуда мне было знать, что при этом он еще и жесток и не умеет находить общий язык с матросами? Это несчастливый корабль!

Камала промолчала, и тогда Конрад продолжил:

— Из разговоров с ним мне стало понятно, что он ловелас, причем самого низкого пошиба. По слухам, у него есть в Амстердаме жена, которая очень богата, но он с ней совершенно не ладит.

— Так он женат! — удивленно воскликнула Камала. — Но я думала…

— Я уже сказал, что он увлечен вами, — тихо ответил Конрад. — Но не собирается жениться на вас.

— Я бы ни за что не вышла за него замуж. Но то, чего он желает, — это…

Она не договорила. До нее наконец дошло, как Ван Вик намеревался повести себя, войдя к ней в каюту.

Боже, какой опасности она, оказывается, подвергалась! Камала даже вскрикнула и потянулась к Конраду.

— Вы же не позволите ему… не позволите прикоснуться ко мне, правда? — взмолилась она. — Я так боюсь его! Я видела это выражение в его глазах, и я… я боюсь!

— О, моя дорогая! Моя бесценная! Мне не следовало брать тебя с собой! — воскликнул Конрад. — Боже, какой я глупец! Мне нужно было предположить, что на корабле окажутся мужчины, которые захотят тебя! Мужчины, которые будут вожделеть тебя, и ты будешь постоянно подвергаться опасности.

— Каким образом? — спросила Камала.

— Я уверен, — ответил Конрад, — что Ван Вик не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего, и только я могу стать между ним и вами.

— Вы хотите сказать, что он способен причинить вам зло?

— В море очень просто упасть за борт и исчезнуть навсегда, — многозначительно ответил Конрад.

Говоря эти слова, он пристально посмотрел Камале в глаза, и та не удержалась от испуганного возгласа.

— Нет! Нет! Нет! Этого не должно случиться! Лучше я сделаю то, чего он от меня хочет.

Конрад притянул ее к себе и прижал так крепко, что Камале стало трудно дышать.

— А вот этому не бывать, — решительно заявил он. — Но нам нужно быть благоразумными, моя дорогая. Я втянул вас в этот кошмар и во что бы то ни стало обязан вас от него избавить.

— Но как? — спросила Камала.

— Это только одному богу известно, — ответил Конрад.

Глава седьмая

— Это восхитительно! Я даже не представляла, что существует такая красота! — воскликнула Камала.

Она слегка запыхалась, как, впрочем, и Конрад. Они только что забрались на высокий утес позади порта и теперь любовались открывшейся их взглядам изумительной панорамой.

Лазурь моря напоминала одежды Мадонны на картинах великих мастеров и простиралась до подернутого легкой дымкой горизонта. Величественные горы вздымались ввысь. К чаше гавани прилепились прелестные португальские домики, выделявшиеся своими красными черепичными крышами и похожие на бесчисленные цветы, в обилии произраставшие повсюду.

Ярко-красные, желтые, белые, они покрывали склоны гор, скрываясь в глубоких ущельях, и теснились вокруг манговых рощ. Их великолепие, усиленное ярким солнечным светом, ослепляло богатством оттенков, а благоухание наполняло собой воздух.

— Скажите, что это прекрасно! — взмолилась Камала.

— Да-да, весьма красиво, — согласился Конрад, глядя лишь на Камалу и не замечая красоты природы.

Она опустилась на мягкую землю и откинулась на спину. Ее огромные глаза сияли счастьем, а волосы струились живым золотом. Огромная скала, вздымавшаяся над ними, отбрасывала тень на ее лицо, милосердно спасая от жгучих лучей.

— Наконец-то мы одни, — произнес Конрад и лег рядом с ней.

— Боюсь, нам никогда не скрыться от людей, — ответила Камала, и ее голос слегка дрогнул.

Затем, как будто опасаясь, что даже здесь, далеко от "Афродиты", они все еще остаются в опасности, она спросила:

— Где сейчас… мистер Ван Вик?

— Если верить тому, что он сказал мне перед завтраком, — ответил Конрад, — то сейчас он находится в борделе.

— Что это такое? — удивилась Камала.

— Место, о котором вам лучше не знать.

— Там есть… красивые женщины?

— Непременно!

— Тогда… зачем ему я?

— Вы знаете ответ на ваш вопрос.

На мгновение повисла тишина. Первой ее нарушила Камала:

— Я не хочу, чтобы… чтобы вы беспокоились из-за меня.

Говоря эти слова, она устремила взгляд ввысь, и Конрад, опираясь на локоть, повернулся, чтобы заглянуть ей в лицо.

Ее голова была окружена цветами, а белое легкое платье напоминало летучее облако.

Конрад долго смотрел на нее, и, смутившись под его пристально-нежным взглядом, она спросила:

— Почему вы так на меня смотрите?

— Пытаюсь найти хотя бы один изъян в вашей внешности, — ответил он, — но не нахожу. Поверить не могу, что в мире может существовать столь совершенное создание, как вы.

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась Камала.

— Я люблю вас не только за красоту, — медленно произнес Конрад. — Я люблю вас потому, что вы — это все, что только может мужчина найти в женщине. Вы милы, добры, умны, смелы, но прежде и превыше всего — вы невероятно желанны.

Камалу тронул неожиданный порыв страсти, прозвучавший в его голосе.

— Прошлой ночью, — продолжил Конрад, — я дал себе слово больше не целовать вас. Но сейчас во всем мире для меня нет ничего важнее, нежели прикоснуться к вашим губам.

Их взгляды встретились, и между ними пробежало нечто волшебное, экстатическое, как будто они уже стали единым целым, мужчиной и женщиной, неразрывно спаянными любовью.

Конрад заметил, что Камала дрожит. Поняв, что она взволнованна, он медленно наклонился к ней. Их губы встретились.

В этом поцелуе не было того страстного и настойчивого желания, как накануне ночью. Это был почти священный, едва ли не божественный поцелуй.

— Я люблю тебя, моя дорогая, — прошептал Конрад. — Люблю, о господи, как я тебя люблю!

Он снова поцеловал ее. Однако переполнявший его восторг был настолько силен, что он поспешил отвернуться и устремил взгляд в небо. Конрад часто дышал, сердце стучало как бешеное.

— Я люблю тебя, — наконец произнес он, — но, моя дорогая, хочу тебя предупредить. Я говорю это тебе в последний раз до нашего прибытия в Мексику.