Мальчик был там, где она оставила его час назад. Он стоял молча, вжавшись в стену, и кончики перьев на его крыльях уже начинали дымиться. Энни сорвала мокрое полотенце с лица. Секунду она и Гус молча смотрели друг на друга. Только сейчас она почувствовала испуг. Пока ей надо было его найти в горящем доме, ей просто некогда было бояться, но теперь ребенок видел в ее глазах тот же страх, какой она видела в его. В нем она словно увидела себя – испуганного и забитого ребенка, – какой много лет назад была сама в доме миссис Гилби.

– Держи руки в стороны, – говорит она, и он поднимает руки так, чтобы горящие крылья не касались ее одежды.

Ощупью через дым они пробираются по коридору к спальне Изабель. На этот край дома огонь еще не добрался, он бушевал где-то внизу, пробиваясь вверх сквозь межэтажное перекрытие. Спальня уже вся в дыму, но окно оказывается открыто. Оставив мальчика возле двери, она бросается к постели Изабель, выдергивает матрас и перебрасывает его через подоконник – кувыркаясь в воздухе, матрас полетел вниз. Перья на крыльях мальчика уже горели, но нет времени ни снимать их, ни пытаться потушить. Энни подхватывает мальчика под мышки и ставит на подоконник.

– Слава богу, я тебя нашла, – говорит она. – А теперь лети.

С этими словами она легонько подталкивает его.

Перегнувшись через подоконник, она следит за его полетом.

Майкл и Коннор, подумала она. Если бы от нее зависело спасти им жизнь, она сделала бы это так же, как сейчас. Если бы в ее силах было воскресить их, она сделала бы это, как сейчас, когда она стащила этого маленького ангела, который почти было уже вознесся на небо, с небес на землю. Почувствовав легкую щекотку, Энни посмотрела вниз и увидела, что это горит край ее плаща.

Эльдон попытался пройти в центральную часть здания, но анфилада комнат, соединяющая ее с библиотекой, была уже так задымлена, что ему пришлось двигаться на ощупь. Дым разъедал ему глаза. Впервые он осознал, как хорошо знает этот дом – особенности каждого порожка, каждую трещину в штукатурке. Ему ничего не стоит обойти на ощупь весь этот дом, определяя свое местоположение по малоприметным, но характерным деталям. «Инстинкт исследователя», – подумал он. Будь он исследователем, он бы мерил расстояние точно так же – от прикосновения до прикосновения, от дерева до дерева, от камня до камня.

Главная лестница пылала, и подняться по ней было уже невозможно. Эльдон бессильно опустился на нижнюю ступеньку – надо снова возвращаться в кухню и попробовать заднюю лестницу, может быть, этот путь еще открыт. Но дышать он уже почти не мог, голова его раскалывалась от боли. Да и торопиться ему некуда – все, кто еще оставался в доме и кого он шел спасать, скорее всего, сами давно уже вышли наружу. Так что все в порядке. Он сделал все, что в его силах. Он пытался спасти членов экспедиции. Он поступил мужественно.

Этот путь был неблизким, но наконец-то он прибыл домой.

Эльдон облегченно вытянул ноги. Дым, который он вдыхал, исходил уже от его собственного тлеющего тела, но вместо жара он сейчас чувствовал холод – как тогда, когда они с Энни вышли на поиски экспедиции Франклина.

Пепел с верхнего этажа сыпался ему на голову мелкими хлопьями, словно черный снег.

Закончив процесс проявки, Изабель закрыла дверь погреба и выбралась наружу.

К этому времени пожар бушевал уже вовсю: дым валил от крыши и изо всех окон густым черным облаком, с громким треском лопалась черепица, в воздух, словно фейерверки, взлетали снопы искр… «Что это? Чей это дом?» – подумала Изабель так отстраненно, словно набрела во время прогулки в лесу на какие-то загадочные, незнакомые руины.

Внизу суетились какие-то люди с ведрами, было видно кухарку и Тэсс, сидящих рядом друг с другом возле кустов на голой земле.

– Смотрите! – вдруг раздался чей-то крик, и люди с ведрами замерли, задрав головы кверху.

Из одного из верхних окон вылетела огненная полоса. Это был мальчик с огненными крыльями.

Ангел. Он то ли плыл в воздухе, как видение, то ли камнем падал на землю – и шлейф дыма и огня тянулся от его крыльев. «Вот прекрасный кадр! – подумала Изабель. – Как жаль упустить такое мгновение…»

Карта мира

Изабель стояла на дымящейся куче камней. От того, что совсем недавно было ее домом, остались голые закопченные стены и груды дымящегося щебня. Впрочем, библиотека и кухня уцелели – огонь удалось отсечь от пристроек. Изабель подошла к месту, где до пожара находилась главная лестница. Под носком ее ботинка блеснуло что-то, показавшееся ей знакомым. То была почерневшая от огня пластинка негатива, с которой на нее пристально смотрела Энни Фелан, запечатленная в виде аллегории Любви.

Кто-то окликнул ее по имени, и звук этого-голоса донесся словно издалека. Люди с фермы Брук, помогавшие тушить пожар, жестами зачем-то звали ее в библиотеку.

Эльдона положили на стол в библиотеке, так как это было самое приличное из уцелевших помещений, где его можно было бы его оставить, пока не прибудет врач и не произведет формальный осмотр.

Изабель молча рассматривала останки мужа. Большая часть его одежды полностью сгорела, отсутствовали также волосы и борода. Спасибо, что кто-то из добровольных пожарных позаботился прикрыть ему глаза. Тело издавало сильный и едкий запах горелого мяса, который, как навязчивый призрак, преследовал Изабель еще многие месяцы спустя.

Ногти на пальцах рук Эльдона были сорваны. «Это потому, что он пытался выползти наружу, – объяснил один из людей с фермы Брук. – Мы нашли его в одном из помещений недалеко от кухни. Он полз туда, пытаясь выбраться из огня этим путем».

Кухарка не могла простить себе, что отпустила его.

– Я уже держала его за руку, но он вырвался, – сказала она Изабель. – Мне надо было, не раздумывая, скорее тащить его наружу.

Дотронуться до кожи трупа, черной и пузырчатой, словно застывшая смола, Изабель не могла, это было выше ее сил. Пусть лучше она останется в ее памяти живой, молодой и свежей, как в те незапамятно далекие годы.

Должно быть, ему было очень больно и страшно. Может быть, перед смертью он звал ее. «Если бы я была там, я бы пошла за ним в огонь», – мысленно сказала она самой себе, понимая, что это неправда.

– Прости меня, – вслух сказала она Эльдону. Последние годы они удалялись друг от друга медленно, но верно, словно расходящиеся континенты Старого и Нового Света. Сначала они хотели верить, что любят друг друга. Они прожили вместе многие годы, похоронили троих детей. На каждом из их маленьких надгробий было изображение ангельского крыла. На одном надгробии было написано: «Младенец сын Эльдона и Изабель Дашелл». На другом: «Младенец дочь тех же родителей». А на надгробии Роз: «Наше дитя, слишком быстро призванное на небеса».

Какой-никакой, он был для нее опорой и прибежищем – теперь она ясно чувствовала это всей своей плотью. Теперь он ушел и забрал с собой все их совместное прошлое, и она осталась одна на дымящихся руинах собственной жизни. Что значит теперь для нее память о нем, этот груз, которым она не умеет распорядиться? Будет ли кто-то другой знать ее так же близко и хорошо, как он? Но пока она помнит Эльдона, этого не случится. Можно ли это считать любовью? Может быть, краткие, но бесчисленные мгновения близости душ, собранные, как маленькие искорки, вместе, не уступят яркостью вспышке безумной страсти?

То, что Эльдон умер, означало для нее прежде всего, что ее жизнь больше не будет прежней. Если только ее будущее вообще можно будет назвать жизнью. Эльдон ушел и словно забрал ее с собой.

Она опустила голову на стол и закрыла глаза.

– Боже правый! – воскликнул врач, переступая порог библиотеки.

Он медленно подошел к столу, протянул руку, но так и не решился дотронуться до останков.

Изабель кивком головы поприветствовала их окружного врача, который в течение многих лет пользовал их с мужем и принимал ее мертворожденных детей.

– Когда его нашли, он был уже давно мертв. Для вас тут нет работы, Рассел.

Врач склонил голову, обозначив скорбь формальным жестом. Изабель отвернулась и, заметив на краю стола какое-то письмо, быстро спрятала его в рукав.

Пришли санитары с носилками и вынесли останки в медицинскую карету. Изабель молча наблюдала за их работой; после их ухода в воздухе продолжал висеть все тот же едко-кислый запах горелой плоти и паленых волос.

За окном послышался шум и голоса: карета тронулась, колеса застучали по камням. Подойдя ближе к столу, Изабель рассеянно дотронулась до карт, на которых только что лежало тело… Сверху большая карта Англии и Ирландии, выпущенная в 1840 году, но Изабель не сразу ее узнала. В океане, за пределами Ирландии, появились очертания каких-то новых островов и земель, словно неких новых, неведомых Атлантид, а очертания знакомых стран причудливо, неузнаваемо изменились. Изабель не сразу поняла, в чем тут дело: рыхлая бумага, как губка, впитала почерневшую лимфу, сочащуюся из распадающегося тела. Изабель вытащила лист, лежавший ниже. Трупная жидкость просочилась насквозь через пачку карт, и на каждой из них были теперь новые, неведомые острова и озера. Изабель брала в руки листы один за другим, внимательно рассматривая новые, необычные очертания.


Так Эльдон Дашелл создал свою карту мира, о которой мечтал всю жизнь.

Его похоронили на маленьком деревенском кладбище рядом с могилами его детей. Весь день шел дождь, и гроб опускали в воду. Энни стояла рядом с Изабель, держа ее под руку. Когда первая лопата земли со стуком упала на крышку гроба, Изабель вздрогнула, повернулась и пошла обратно к повозке. Всю дорогу обратно к дому Энни плакала, уткнувшись ей в плечо.

Следующие несколько дней были посвящены обустройству их жилья на руинах сгоревшего дома. Уцелевшие помещения, примыкающие к библиотеке Эльдона, были превращены в спальню Изабель и спальню для прислуги. В самой библиотеке ничего не изменилось, там только сложили кое-какие вещи. Кухней можно было пользоваться по-прежнему, но войти в нее удавалось только со стороны сада, так как выход внутрь главного здания был завален грудами щебня. Чтобы согреть чайник, Изабель теперь должна была делать большой круг по саду в обход развалин. Вход в уцелевшее крыло, которое раньше совсем не использовалось, теперь был частично заложен кирпичами так, что это кры – ло превратилось в самостоятельное строение. Вместо двери вход в него прикрывало тяжелое одеяло.