– Я могу представить вам мужа?

Джейми как раз говорил о чем-то с адмиралом – при этом был китаец, – а завидев мой знак, подошел к нам.

Зеленое, как крыжовник, лицо губернатора поразило меня. Мистер Грей таращился на нас примерно так, как это делала сестра мистера Кэмпбелла. Бегающий взгляд и дрожащие руки – он что, призраков увидел?

Джейми спокойно наклонил голову в приветствии:

– Рад встрече, Джон.

Эта тихая фраза осталась без ответа: губернатор хватал воздух ртом.

– Я найду вас, и мы поговорим, но не сейчас. Сейчас меня зовут Этьен Александр, – известил друга Джейми.

Разговор, точнее монолог Джейми происходил на английском, а мгновение спустя мой муж взял меня за руку и громко произнес по-французски:

– Разрешите представить – моя жена Клэр.

– К-клэр? Как Клэр?

Лорд Грей совсем расклеился, и я боялась, что он может лишиться чувств. Странно, с чего бы так пугаться, услышав обыкновенное женское имя.

Мы не могли, если бы и хотели, долго стоять, ведь поприветствовать губернатора собралось много народу, и все знатные господа, и, боясь наделать скандала, мы проследовали в салон. Я наивно надеялась, что взмах моего веера приведет Грея в чувство, но нет: он стоял белый как мел, глядя нам вслед.

В салоне было множество людей, составивших пеструю толпу. Низкий потолок, подчеркивавший рост Джейми, и слишком долгий разговор с губернатором – все это могло обратить на нас внимание, выдавая подозрительных особ, но публика, всецело занятая болтовней и поклонами, ничего не видела.

Звуки оркестра заглушали человеческие голоса, поэтому желающие поговорить с глазу на глаз направляли стопы на террасу. Двери с другой стороны зала вели к уборным.

Проблема, кто введет нас в общество, отпала, поскольку мистер Уиллоби вольно и невольно привлекал взгляды. Экзотический китаец интересовал многих, в особенности дам.

– Мой друг, мистер И Тьен Чо. Он пожаловал сюда из самой Поднебесной.

Джейми представлял китайца пухленькой девушке в желтом платье.

– О! – воскликнула она и принялась усиленно обмахиваться веером. – Подумать только, прямиком из Китая! Какая честь! Какое же расстояние вы покрыли? – щебетала она, не рассчитывая получить ответ. – Добро пожаловать, мистер Чо…

Девушка сунула китайцу пухлые пальцы в надежде на поцелуй, но мистер Уиллоби, низко кланяясь, держал руки в рукавах. Услышав любезность, но произнесенную по-китайски, барышня растерялась.

Джейми, видя, что китаец смотрит на туфельки госпожи, овладел собой и галантным жестом взял ее ладонь в свою и проговорил с французским акцентом:

– Мадам, меня зовут Этьен Александр. Прошу позволения представить вам мою жену, Клэр.

– О, конечно, это весьма учтиво с вашей стороны.

Краснея от удовольствия, что можно вдоволь поговорить с кем-нибудь новеньким, она протянула мне руку:

– Марселина Уильямс. Вы не слышали об Иуде, моем братце? Ему принадлежит кофейная плантация «Двенадцать деревьев». Я приезжаю сюда, когда устанавливается погода, и чувствую себя замечательно, верите?

– Нет, милая мисс, мы никого не знаем здесь: мы только с Мартиники. Муж торгует сахаром, – уверенно соврала я.

– О! Тогда позвольте познакомить вас со Стивенсами, это мои близкие друзья. Кто-то из них когда-то вроде бы бывал на Мартинике. Джорджина Стивенс премилая особа, она вам понравится, вот увидите.

Я покорно проследовала за Марселиной, пока она не выдала нового «о!», но зря надеялась покончить этим со знакомствами, потому что за час меня представили десятку людей, с каждым из которых следовало обменяться хотя бы коротенькой фразой.

Так, благодаря мисс Уильямс, запустился маховик знакомств. Интересно, Джейми просто удачно угадал, к кому следует подойти, или видел, что эта девчушка выболтает все, что знает, кому бы то ни было? Сам Джейми с достоинством играл роль предпринимателя-сахаропромышленника, и возле него тоже вились люди, рассчитывая поставлять с его помощью тропический сахар во Францию. Не удивлюсь, если он даже заключил какую-нибудь сделку в салоне губернатора.

Увидев меня мельком, Джейми поклонился по-французски галантно и продолжил разговор. Странно, зачем он все-таки привлекает к себе столько внимания? Я надеялась, что он объяснится или что хотя бы мне станет ясно, к чему это все, если я увижу результат.

Приехавшие в нашей карете Фергюс и Марсали ни с кем не знакомились по понятной причине – им вполне хватало общества друг друга. Фергюс поддерживал девушку рукой в перчатке, приделанной к рукаву на месте крюка. Парню тоже было что прятать, или он попросту не хотел привлекать к себе ненужное внимание, и теперь он поддерживал Марсали за спину черной кожей, в которой были отруби. Вряд ли кто заподозрил что-то.

Я вальсировала с плантатором Карстерсом, не надеясь ничего выпытать, но надеясь произвести впечатление своей хорошей физической формой на общество. Карстерс постоянно отпускал шутки, но эти потуги были жалкими: он не выдерживал темпа танца и задыхался, к тому же англичанин был невысоким.

Мистеру Уиллоби полностью воздало по заслугам общество разряженных и нарумяненных женщин, дивившихся крохотному человечку и таскавших ему лакомства, до которых он сам не мог достать.

От танца с англичанином была какая-никакая, но польза: он подвел меня к группе дам, среди которых я продолжила расспросы насчет Эбернети, мол, их рекомендовали мне и не знает ли кто-нибудь из присутствующих, где их можно найти и что это за люди?

Миссис Хэлл, хорошо сохранившаяся матрона, махнула веером:

– Нет, они, кажется, вовсе не появляются в обществе.

– Нет, Джоан, что ты!

Миссис Йокам, сидевшая подле, делано изумилась – именно так, как изумляются перед тем, как запустить слух.

– Эбернети! Помнишь джентльмена, купившего Роуз-холл? Плантацию выше по Йалле?

– Ну конечно помню! – расширила глаза миссис Хэлл. – Тот, который умер, не успев порадоваться покупке?

– Да-да, именно он, – встряла в разговор третья леди. – Судачили, что это малярия, да только я думаю, что это вовсе не она, потому как беседовала с доктором, который пользует ногу моей матушки, лечит ее от водянки, так вот он…

Кумушки болтали только так, рассказывая все известное и неизвестное им, а особенно преуспела в этом Рози Макивер, имевшая хотя плохую память, но цепкую на отдельных людей, от которых она протягивала ниточки к другим людям.

Я не сразу смогла уследить, что к чему, а поняв, о чем говорят, задала интересующий меня вопрос, который мог бы показать странным внимательным людям, а кумушки судачили, поглощенные процессом передачи сведений из уст в уста.

– Не знаете, миссис Эбернети нанимает людей или пользуется услугами только рабов?

Мне высказали сразу несколько компетентных точек зрения на этот счет: и что она держит белых слуг, и что не держит, и еще что-то. При дальнейших расспросах оказалось, что в Роуз-холл никто из дам не вхож.

Покончив с таинственными обстоятельствами смерти мистера Эбернети, сплетницы принялись обсуждать поведение нового викария мистера Джонса, который будто бы снюхался с Миной Алкотт, вдовой. Одни объясняли все молодостью викария, другие, имевшие счеты с вдовой, осуждали ее и говорили что-то о ее репутации, третьи вспоминали о моральных принципах и считали, что священники обязаны вести себя подобающе и подавать пример мирянам. Извинившись, я ушла, не в силах более выдерживать болтовню.

Идя в уборную, я прошла через весь зал и попутно глядела, где находится Джейми (я не могла узнать его по волосам, но рост выдавал его с головой). У стола с закусками он оживленно беседовал с девушкой, крайне похожей на Брианну – такой же рослой и рыжеволосой.

Я улыбнулась, думая о том, что эта барышня в хлопковом платье наверняка воображает себе, будто ею заинтересовался богатый сахароторговец, а на самом деле Джейми пытался представить, что она – его дочь.

Дамскую уборную составляли три приватные кабины, гардеробная, где гостьи могли оставить шляпки, шали и верхнюю одежду, и главное помещение с большим трюмо. Более того, на туалетном столике размещались все необходимые принадлежности, а в углу стояла кушетка красного бархата, на которую мне отчаянно хотелось прилечь, но я никак не могла себе этого позволить: следовало продолжать расспросы, присоединиться к другим кумушкам и послушать, что говорят там. Туфли жали, но я, играя роль жены сахаропромышленника, не обошла еще и всей залы.

Мы с Джейми составили список кингстонских плантаций, где работали осужденные и наемные рабочие, но о плантации Эбернети удалось разузнать пока совсем немного. Я полагала, что Джейми не замедлит обратиться за помощью к губернатору, иначе зачем вообще было появляться на людях? С другой стороны, это же восемнадцатый век: одну меня бы нигде не приняли.

Кстати, о губернаторе. С чего бы он так странно отреагировал на мое имя? Видел же он меня раньше, да и Леонард, думаю, рассказал обо мне достаточно многое. Я не могла взять в толк. Узнал же он меня? Узнал, пусть я уже не в рванье и растрепанная, а несу на голове прическу и дюжину заколок с бриллиантами, и лицо мое не в разводах грязи, а в пудре миссис Макивер. Странно.

Я еще раз погляделась в зеркало, хлопнула глазами, подражая кумушкам из салона, поправила волосы, пряча их под заколки, и вернулась в залу.

За время представлений, приветствий, танцев и прочей суеты я ничего не могла поесть и теперь направлялась к столу с закусками. Кроме изысканных вин и сыров там были пирожные, печенья, конфеты, рулеты и, разумеется, фрукты. Их-то я набрала себе на тарелку и повернулась было, чтобы идти, когда столкнулась с мужчиной, одетым в черное. Заизвинявшись при виде пятнышка от манго на костюме незнакомца – мужчина отступил на шаг, – я подняла глаза. Незнакомец оказался преподобным Арчибальдом Кэмпбеллом.

– Преподобный… Какой сюрприз… – пролепетала я.

– У вас все в порядке, миссис Малкольм? – как мне показалось, с подозрением глядя мне в декольте, спросил он.