– О нет, я не поэт, я бы никогда не написала так. – Я подтянула его чулок. – Это написал господин Хаусман. Вот он большой поэт, это правда.

– Мне хватило бы двух строк, чтобы уразуметь, насколько он кровожаден, – бросил Джейми, задетый упоминанием о виселице.

Надев парик, он попытался приладить его, рассыпая ароматическую пудру, чтобы тот лучше сидел.

– Он твой знакомый?

– Считай что так. В ординаторской – это такая комната, где врачи могут отдохнуть до того, как привезут следующего больного, – лежал томик его стихов. Я люблю читать серьезную литературу, но там, конечно, нет ни времени, ни сил, к тому же все время ждешь нового вызова. Так вот я и читала стихи, они коротенькие, зато не хуже романов.

Некоторые вещи Хаусмана ранили в самое сердце, поэтому я могла прочесть наизусть довольно многие его произведения.

Джейми взглянул на меня с опаской – а ну как я снова начну говорить о виселице? – но я молчала, и он мог продолжить свое занятие, состоящее в удивительном преображении.

Красные высокие каблуки. Черные стрелки на шелковых чулках. Серые атласные кюлоты, имевшие серебряные пряжки на коленях. Пышные брюссельские кружева на манжетах сорочки. Жабо. Серо-голубой атласный камзол, сидевший как влитой на мощной фигуре Джейми. Напудренное лицо и мушка в уголке рта.

– Так что же, англичаночка, меня, французского месье, следует повесить?

Ничего в его облике не напоминало рыжеволосого шотландского контрабандиста-бунтаря, но взбитый парик, пенящиеся кружева и сафьяновые туфли с чулками, плотно облегавшими его фигуру, делали его похожим на горгулью, о чем я не замедлила сообщить.

Неестественно красные по контрасту с пудрой губы расплылись в улыбке.

– Non, милорд похож на француза, – заметил появившийся Фергюс.

– Ага, что в лоб, что по лбу. – Джейми утерся платком и принес извинения за то, что невинная поговорка, сказанная в таких условиях, могла обидеть француза и таки сделала это.

Одернув камзол, Джейми в последний раз погляделся в зеркало. Шесть футов семь дюймов – таким рослым был этот разряженный месье в туфлях с каблуками.

– Знаешь, я как-то не припоминаю, чтобы французы были такими высокими, если честно, – усомнилась в качестве маскарада я.

Джейми вздернул плечо, и камзол отозвался шелестом атласа.

– Ты предлагаешь мне скрыть мой рост? Я бы рад, но как? Укоротить меня с помощью твоего ножичка – прошу покорно! Главное, что волосы под париком, а все остальное несущественно. Ты ведь оттянешь на себя их взгляды, правда, англичаночка? Ну-ка покажись.

Я честно встала и, как все девочки в новых платьицах, закружилась. Шелк переливался фиолетовым, кружева шевелились на ветру, созданном моим движением. Рукава открывали предплечья и заканчивались у локтей, а вырез декольте был низким.

– Сюда бы жемчуга твоей матушки…

Но их не было здесь: я оставила их Брианне, заключив в шкатулку драгоценности, фотографии и фамильные документы. Конечно, хотелось бы их иметь сейчас, ведь голая шея, не унизанная камнями, и открытая грудь так и просили какого-то украшения, а пучок волос сзади открывал дополнительное пространство для взглядов.

– Не волнуйся, я позаботился об этом.

Джейми сунул руку во внутренний карман камзола и выудил оттуда коробочку, о характере содержимого которой я вмиг догадалась. Она была презентована мне с учтивым поклоном и каким-то кренделем, произведенным ногой Джейми. «Уж не Фергюс ли научил? Откуда он знает поведение придворных?» – подумалось мне.

Рыбка сверкала чешуйками, по краям которых виднелась позолота.

– Брошка. Я вот что подумал: она черная, так что ты можешь набросить на шею белый шарф.

– Точно, будет очень красиво! Но из чего она сделана? Такая твердая. Дерево?

– Нет, коралл. Вчера мы с Фергюсом были в Монтего, там и купили.

Гуано наконец был доставлен ямайскому заказчику, и мы смогли разжиться деньгами и товарами. Белый атлас, предложенный Джейми, изумительно подходил к фиолетовому шелку.

– Да уж, все взоры будут обращены на тебя, англичаночка. Хотя нет, не все – половина, потому что половина будет глазеть на китайца.

– Мистер Уиллоби тоже пойдет с нами? А это не… – осеклась я, представив, что может наделать пьяный китаец в обществе, полном лощеных женщин. Пока что мистер Уиллоби смирно сидел, но…

– Да, ты права, там будет вино. Но виски, джин, портвейн и пунш будут тоже, не говоря уже о шампанском. И французский бренди в маленьком бочонке, подарок от месье Этьена Марселя де Провака Александра.

Последние слова он проговорил с поклоном, представляя свою скромную особу многочисленному обществу.

– Нет, англичаночка, не волнуйся, я посмотрю за ним. Слышишь, маленький извращенец? Если ты полезешь к тамошним девкам, я оторву твой шарик, ты понял?

Джейми имел в виду подвеску на вышитой черной шелковой шапочке китайца. Этот знак принадлежности к профессии, указывавший на ум и мастерство, мистер Уиллоби потерял в своих странствиях или вынужден был продать, но в порту Монтего им встретился торговец кораллами, который вырезал вожделенный шарик за небольшую плату. Китаец, гордый и исполненный достоинства, сдержанно кивнул. Казалось, даже его спина выпрямилась после получения шарика.

– Джейми, подумай хорошенько, может быть, мы не пойдем?

Представляя, как напудренный парик падает с головы Джейми и сам губернатор видит рыжие волосы, отнюдь не похожие на волосы истинного француза, я чувствовала пустоту в желудке, а тугой корсаж усугублял мои страдания. Наверняка все знали приметы разыскиваемого преступника Джейми Фрэзера, первейшей из которых был примечательный цвет волос.

– Мы пойдем, англичаночка. Никто меня не узнает, не трусь. Даже если туда захотят прийти спасенные тобой люди с «Дельфина».

– Хотелось бы верить, – жалобно протянула я. – А ну как они заявятся туда?

– Да нет, вряд ли. Что им там делать, сама посуди. – Запуская руку в парик, он почесал за левым ухом. – Фергюс, откуда ты это притаранил, а? Здесь вшей как ни у кого в штанах не бывает!

– Что вы, милорд, я взял его напрокат. Мастер побожился, что содержит свои изделия в порядке и промывает их иссопом и крапивой.

Фергюс уступал милорду и не имел парика, напудрив свои волосы. Правда, на нем был новый синий бархатный костюм, что делало его по-своему привлекательным.

После негромкого стука в дверь вошла Марсали, тоже имевшая обновку – бледно-розовое платье, расшитое ярко-розовыми лентами, очень шедшее к ее юному бледному личику.

Мне показалось, что она сияет тем особым внутренним сиянием, которое излучают только забеременевшие молодые девушки, и я решила проверить свои подозрения, когда мы проходили, держа полы юбок, по узкому коридорчику.

– Марсали, у тебя осталось еще пижмовое масло или дать новое?

– А? – переспросила она с отсутствующим видом. – Что, матушка Клэр?

Фергюс с изысканным поклоном открывал дверцу кареты, и все внимание Марсали было занято только им.

– Ничего особенного.

В конце концов, этим вопросом мы могли заняться много позже, а сейчас нас заботили более важные вещи.

Губернаторский дом сиял: вдоль всей длинной веранды на шестах размещались фонари, освещая подъезд, а фонари, висевшие на деревьях, освещали дорожки сада. Высокие двери особняка поминутно открывались, чтобы впустить в дом новых гостей.

Джаред помог нам с экипажем, и мы приехали как подобает, но не стали сразу заходить в дом, ожидая, чтобы собралось побольше народу – в толпе легче затеряться. Джейми не подавал виду, что нервничает, но его непрестанные увещевания, чтобы я не беспокоилась, и пальцы, теребившие ткань, выдавали волнение.

Представители островных властей стояли в фойе шеренгой, приветствуя гостей вместе с новым губернатором. Я, отвлекая внимание, пошла вперед, кивая мэру Кингстону с супругой и робея при виде адмиральских эполет и шитого золотом мундира. Высоченный «француз» Джейми и крохотный китаец, казалось, нисколько не удивили адмирала, наверное, он видывал и не такое, проводя большую часть жизни в портах, а на балах и приемах видя экзотику не меньшую, нежели на отдаленных островах.

Новый губернатор, лорд Джон Грей, тоже был в парике, но его можно было узнать по тонкому лицу и хрупкой фигуре. Отчего-то он держался поодаль, и я вспомнила слухи о том, что жена отказалась ехать на Ямайку вслед за ним.

Формальная любезность, выказанная им в мой адрес, сменилась теплым удивлением при узнавании.

– Миссис Малкольм! Как я рад, что мы снова видимся! – он взял меня за руки.

– Я тоже рада, господин Грей. Я должна просить вас извинить меня: на корабле я не могла отнестись к вам с должной почтительностью, не зная, что вы губернатор.

Он махнул рукой, показывая, что мое волнение по этому поводу пустяковое. Здесь, внутри особняка, горели свечи, и лорд Джон Грей предстал в их свете очень симпатичным молодым человеком. Оно и неудивительно: я ведь видела его прежде в полутьме.

– Вы ничуть не виноваты передо мной, миссис Малкольм, поверьте. У нас были достаточно веские причины, чтобы не обращать внимания на подобные мелочи, как то соблюдение этикета. Позвольте я сделаю вам комплимент, вы заслуживаете похвалы не только как врач, но и как хорошенькая женщина. Сегодня вы особенно очаровательны. Это действие островного воздуха, я полагаю? – он улыбнулся. – Даже для старых матросов длительное пребывание на корабле вредно, а что уж говорить о молодых женщинах, да еще таких, которые столько выдюжили на себе! Мне хотелось увидеться с вами раньше, но мистер Леонард сказал, что вам худо. Как ваше здоровье, осмелюсь спросить?

– Спасибо, ничего.

Дела… Конечно, после всего пережитого мне действительно было худо, но Том Леонард скрыл мое отсутствие, отговорившись моей болезнью. Интересно, скрыл он это от команды или только от губернатора и внес ли в судовой журнал пометку «хирург К. Малкольм болеет»? В сущности, я понимала, что мальчик не мог выдумать ничего более правдоподобного, но все равно была удивлена.