«Удивительно, как похоже на голос Джо Эбернети. Совсем такой, каким он диктовал отчет о вскрытии».

Голос Джо мог сделать красиво звучащими даже такие вещи, как отчет о вскрытии жертвы несчастного случая. Эбернети производил вскрытие трупа, надиктовывая отчет на магнитофон. Руки его на фоне бледности мертвого тела казались еще чернее.

«… мужчина, около шести футов, худощавого телосложения…»

Услышав голос Джо наяву, я вздрогнула и проснулась. Это было невероятно, но он звучал. За столом сидел…

– Нет! – воскликнула я, немало напугав этим мужчин.

Волосы спутались и налипали на руку, когда я отбрасывала их назад.

– Нет-нет, ничего, продолжайте. Сон дурной.

Они продолжили говорить, а я принялась размышлять.

Внешнего сходства ничуть не было: телосложение Джо делало его похожим на медведя, а Измаил был тоненьким и жилистым, очень сильным, если судить по рельефу мускулатуры.

Выражение лица и цвет кожи тоже разнились: широколицый Джо приветливо улыбался, Измаил выглядит так, словно прячется от кого-то, преследуемый кем-то, а потому не доверяет никому и имеет настороженный волчий взгляд. У Эбернети была кожа цвета свежего кофе, а у Измаила она имела красновато-черный оттенок, будто догорающие угли в костре. Штерн говорил, что таковы рабы с побережья Гвинеи, не так высоко ценившиеся на рынке рабов, как иссиня-черные сенегальцы, но выше желтовато-коричневых яга и конголезцев.

Но голоса, голоса, черт возьми, были до ужаса похожи: закрыв глаза, я не могла отличить голоса Измаила от голоса Джо, упорно возникавшего в моей памяти. Парадоксально. Эбернети прекрасно знал английский, а речь Измаила являла собой образчик того карибского английского, известного всем как «рабский». Других признаков сходства не было. Я приоткрыла глаза, не желая быть замеченной Измаилом во время наблюдений, и прошлась по его телу внимательным взглядом. Теперь в глаза бросилось то, чего я раньше не видела из-за того, что его кожа была испещрена татуировками, шрамам и ссадинами.

Чуть ниже плеча у него был срезан лоскут кожи. Именно срезан, то есть повреждение носило рукотворный характер. Кожа была совсем розовой, а это значило, что ранение свежее, недавнее. В кубрике было темно, и я не сразу сообразила, что бы это могло быть, а сообразив, охнула.

«Отказаться от рабских имен», – приблизительно так говорил Джо о своем сыне. Леонард Эбернети переименовал себя, не желая называться европейским именем.

Кусок кожи, срезанный Измаилом, содержал клеймо, которое нельзя было иначе вывести. Клейма же информировали, кто является хозяином того или иного раба. Негр избавился от клейма, чтобы его не вернули прежним хозяевам, по-видимому, нещадно его бившим.

Удивительное совпадение – Измаил. Неужели это был безвестный дед сына Джо? Сам пленник не отождествлял себя с этим именем («Они звать моя Измаил»), но не стал называть своего настоящего, племенного имени.

Имя Измаил слишком походило на имя, выдуманное фантазией работорговца. Но каким же было настоящее имя пленника? Ленни мог проследить родословную вплоть до этого колена, я не отрицала такой возможности. И тогда, подобно своему далекому предку, он отказался от постыдных имен, данных рабам господами и взял себе прозвище как символическое родовое имя. Но…

Потолок каюты ограничивал безбрежный полет моей мысли. Эбернети и Измаил. Следовало кое-что проверить.

Фергюс продолжал стоять, подпирая стену, но он заметил мой тайный знак и подошел ко мне, готовый выполнить любое мое желание.

– Я хочу выйти на воздух. Выведешь меня?

Джейми, говоривший об оснащении «Брухи» и составе ее экипажа, бросил на меня озабоченный взгляд, но я улыбкой показала ему, что все в порядке.

– Куда дели бумаги на барбадосских рабов? И где Тенерер?

Бумаги оказались у Фергюса за пазухой.

– Вот документы. Раб, наверное, в кубрике. А что угодно миледи?

Листы за короткое время пребывания на «Артемиде» успели набрать грязи, сделавшись еще более склизкими и неприятными на ощупь. Впрочем, может быть, это работало мое воображение.

– Вот! – Я нашла лист, который читал Джейми. – Эбернети! Эти рабовладельцы выжигали клейма в виде геральдической лилии на левом плече своих рабов. Фергюс, тебе знаком этот знак? Ты видел его где-нибудь ранее?

Парень не понимал.

– Хорошо, идем, я покажу тебе, – я потащила его в кубрик.

Цветок над литерой «А», три дюйма в длину и три в ширину, выжженный на пару дюймов ниже плеча. Тенерер и Измаил имели одинаковые клейма, только последний избавился от своего, не желая принадлежать Эбернети. Самым удивительным было то, что цветок не был в строгом смысле геральдической лилией: это была эмблема Карла Стюарта и якобитов – роза с шестнадцатью лепестками. Вот это да! Здесь, на Ямайке, так далеко от Шотландии, кто-то из патриотов решил проявить преданность делу молодости и, движимый благими намерениями, совершить подлог, выдав свой герб за геральдическую лилию.

– Миледи, вы не хотели бы прилечь? – Фергюсу не очень нравилось, что я разглядываю Темерера.

Тот очень спокойно отнесся к осмотру, явно не первому в его рабской жизни и, увы, не последнему.

– Ваше лицо… простите, миледи, но оно похоже на гусиный помет – такого цвета. Милорд будет зол, что вы ушли без него, а тем более если вы упадете.

– Я не хочу и не собираюсь падать в обморок. А мой цвет лица пусть заботит кого-нибудь другого: я второй день как после операции, между прочим. Это объяснимо. Лучше давай поговорим о другом. Фергюс, мне срочно требуется твоя помощь.

– Слушаю вас, миледи. – Он подхватил меня под локоть, когда я не сдержала свое обещание не падать и пошатнулась от того, что на «Артемиду» налетел ветер. – Но прежде вы ляжете. А расскажете уже лежа.

Я не была уверена на все сто процентов, что не упаду, и с радостью согласилась, все-таки решив рассказать французу все стоя, без посторонних ушей.

– Ох, англичаночка, наконец-то ты пришла. Зачем так долго гуляла? Ты еще нездорова, не следует подвергать себя таким опасностям. Как чувствуешь себя? Выглядишь ты хреново, лицо цвета испорченного заварного крема, – засуетился вокруг меня Джейми, когда я снова ступила в каюту.

Удивительно, но про помет упомянул галантный Фергюс, а не наоборот.

– Все в порядке. Не нужно так беспокоиться о моем лице. – Поскольку Измаил все еще был в каюте, я спросила, договорили ли они и могу ли я спокойно отдохнуть.

Измаил твердо выдержал взгляд Джейми, который не то чтобы не сулил ничего хорошего, но не был очень уж доброжелательным. Какая-то напряженность сохранялась, несмотря на долгие в меру откровенные разговоры.

– Да, мы договорили, но, быть может, вернемся к нашему разговору чуть позже. В любом случае, англичаночка, ты можешь отдыхать.

Джейми попросил Фергюса, прислуживавшего нам сегодня, отвести негра вниз, накормить и одеть и подождал, пока они скроются из виду.

– Ты правда плохо выглядишь, без обид. Стоит принести бутылочку?

– Потом. Слушай, я нашла ниточку, за которую можно потянуть. Я догадываюсь, откуда прибыл Измаил.

Джейми с надеждой уставился на меня:

– Да? И откуда же?

Я рассказала об избавлении негра от предполагаемого клейма, а также о сведениях, представленных бумагами.

– Даю пять из десяти, что оба с Ямайки. Плантация миссис Эбернети.

– Пять из десяти…

Мне подумалось, что Джейми неохотно верит мне, и я готова была привести еще какие-нибудь доводы, но он сказал:

– Надеюсь, ты права, англичаночка. Этот засранец, конечно, не признается, хоть клещами из него тяни, откуда он драпанул. Я бы поступил точно так же, будь я на его месте, – горячо заключил муж.

– И я… Так что там с дюжиной шотландских мальчиков? Эуон был среди них?

– Полагаю, что да. – Рука Джейми сжалась в кулак. – Двое мальцов очень уж похожи. Пиратским кораблем была «Бруха». Если стало известно, как ты говоришь, откуда нарисовался Измаил, мы обязаны найти мальчишку!

Хоть негр и не признался, в устье какой реки его сцапали, зато проговорился, что еще дюжину людей постигла такая же участь после него, причем этими людьми были как раз ребята из Шотландии.

– Дюжина малых. Что с ними делать? Кому такое могло понадобиться?

Джейми нахмурился и рисовал себе самые фантастические картины, равно как и я, поэтому я решила немного позабавить его.

– А что, если это коллекционер? Человек, интересующийся монетами, камушками, кладами и шотландскими мальчишками.

Джейми мог бы и буркнуть колкость в ответ, но, напротив, оживился.

– Думаешь, что Эуон и сокровища теперь в руках одного человека?

– Как знать. – Я пошутила, но когда Джейми перевел разговор в более серьезную плоскость, отказалась продолжать, желая как следует выспаться. – Может, Измаил что-нибудь сообщит, вы ведь поговорите еще раз. За ним будет смотреть Темерер, я сказала Фергюсу.

Потеря крови естественно привела к нехватке кислорода, восполнить которую я пыталась зеванием.

– О, это очень хорошее решение, англичаночка, – одобрил удивленный Джейми.

Отдавая такое приказание, я руководствовалась больше интуицией, нежели здравым смыслом: думать в моем состоянии было затруднительно.

Джейми, видя это, встал и провел по моей руке в одобрительном жесте.

– Все, не думай о глупостях, лучше отдохни. Я попрошу Марсали, чтобы принесла китайский чай.

– Виски! – неожиданно для себя потребовала я.

– Ну хорошо, виски так виски, – заулыбался Джейми.

Он осторожно уложил меня на подушки, погладил по голове и поцеловал в лоб, памятуя, что это способствует лучшему заживлению ран.

– Теперь лучше?

– Ох, намного. – Улыбаясь, я закрыла глаза.

Глава 56

Черепаховый суп

И в этот день я пробудилась довольно поздно, после полудня, и, как и прошлое, это пробуждение было ужасным – у меня болело все тело. Во сне я разметалась и сбросила на пол все покрывала, а сорочка вымокла от пота. Ветерок приносил облегчение, но слишком слабое, чтобы удовлетвориться этим. Мистер Уиллоби сделал ровным счетом сорок три стежка, и все они жгли мою кожу огнем, как раскаленные булавки.