– Это произошло под Каллоденом.

Джейми говорил тихо-тихо. Его голос перекрывало скрипевшее дерево и свист ветра, но он не делал попыток говорить громче.

– Там… сжигали трупы. Да, сжигали. – Теперь я поняла, почему он так тяжело перенес поиски Эуона в груде полусожженных тел на платформе среди папоротников. – Я видел это и представлял, что будет со мной, окажись я в огне.

Луны уже не было видно, но она бросала свой свет на лицо Джейми, делая его мертвенно-бледным, похожим скорее на череп с провалами глазниц или на посмертную маску, нежели на живое лицо.

– Я шел туда, желая умереть. – Это Джейми произнес чуть громче. – Но другие не хотели умирать. Если бы только меня убили сразу, в начале битвы! Я бы не увидел ничего из того, что было потом. Но я прошел через все поле – через все! – и видел, как товарищи гибнут, разорванные на куски.

Он вскочил и возвысился надо мной.

– Но почему? За что мне это? Отчего они мертвы, а я жив, отчего? Скажи, Клэр!

– Значит, так было нужно. У тебя сестра, семья, арендаторы. Я, в конце концов.

– Хочешь сказать, что у них не было семей? Были. Я это точно знаю. И любимые, и сестры. Они не ушли неоплаканными, но они ушли. А я нет! За что мне это?

– Не знаю, милый. – Я прижалась к его щеке.

Он поддержал мое движение и посетовал:

– Я всегда, всегда думаю об этом. Особенно о Мурте. Но не могу ответить, почему так.

Джейми поспешно отвел глаза. Я понимала: где бы он ни был, перед его мысленным взглядом всегда будут идти и падать убитые, а он будет с ними так или иначе.

– Если бы мы выступили раньше!.. Ведь были силы, была возможность. Но его высочество сидел на заднице, и люди стояли в строю, изнывая от тоски, голода и холода.

Карл Стюарт впервые взялся командовать войсками в этой кампании и теперь все время откладывал наступление, озирая вересковую пустошь с командных высот. А англичане не мешкали и выводили пушки, пристреливали их и в конце концов начали обстрел.

– По себе знаю: это было облегчением. Мы все знали, что скоро отправимся в ад, если уже не там, так, осталась формальность – нужно быть убитым, всего-то. – Глаза Джейми затуманились. – Мы видели эти пушки, из жерл которых на нас глядела смерть, и ничего не предпринимали, ничего! Просто стояли и смотрели. А они командовали, тоже ждали, чтобы поскорее убить нас.

Шотландский строй был неровен сам по себе, а когда начался обстрел, он поредел еще больше. Канонада перекрывала их боевой клич, издаваемый по-гэльски, но они кричали, с клинками в руках наступая на врага.

– Там был такой дым, что твой шотландский туман. Пара футов, и не больше, такой обзор. Я разулся и побежал вперед.

В лунном свете я увидела, что он искривил губы в улыбке.

– Знаешь, я даже был счастлив тогда. Единственное, чего я боялся, так это того, что меня покалечат и смерть не будет мгновенной. Но она была желанной. Я так хотел умереть… Ведь тогда я встретился бы с тобой, англичаночка. Этого-то я и хотел.

Я приблизилась к нему, и он отреагировал, взяв мою руку.

– Все падали вокруг меня. Картечь и мушкетные пули пролетали со свистом, они жужжали прямо возле моего уха, но от меня все отскакивало, будто я был зачарованный! Колдовство, не иначе. Какой-то злой колдун постарался, чтобы я все это узрел.

Англичане не заметили его, а он благодаря туману проскользнул через все поле и добрался до их позиций. Можно только представить, что они подумали, увидев его – верно, приняли за демона мести, – но Джейми не дал им времени на размышления.

– Я плохо соображал тогда. Не очень понимал, к чему эта жестокость: мы ведь уже проиграли. Их жизни не воскресили бы моих друзей, как мне этого ни хотелось. Но я уже не мог остановиться. Мне нужно было убивать. Ты можешь в это поверить?

Я могла в это поверить, но плохо себе представляла это. Точнее, представляла слишком хорошо: вот Джейми со сверкающим широким клинком, вот умирающие от его ударов британцы, вот смрад от начинающих разлагаться трупов, скрытых в тумане.

Он судорожно сжал мою ладонь, я поддержала его.

– Нужно убивать, – глухо повторил он. – И я убивал их. И убил бы еще даже сейчас, если бы мог.

Джейми говорил рассудительно, как человек, долгое время размышлявший над занимавшими его вопросами и взвесивший все.

– Не я один такой, всем мужчинам хочется утащить врага за собой в ад. Я отдался этому желанию сполна. Их было четверо, орудийный расчет. У них был нож и пистолет, все. У меня был только клинок. Но я убил их. Они не ожидали меня. Но я пришел. И убил их. Передо мной все вертелось, в груди полыхал пожар, было очень шумно и жарко. Они были беззащитны передо мной. Потом я сообразил, что нахожусь в тылу врага.

И Джейми отправился назад к друзьям, чтобы разделить их участь.

– Мурта подпирал собой кочку посреди поля. На его теле было более десятка ран. На голове самая страшная. Мне подумалось, что старик мертв.

Но когда Джейми взял сухопарое тело крестного, тот открыл глаза.

– Он узнал меня и заулыбался…

Было известно, что Мурта сказал перед смертью – он был в сознании. Это были слова, содержащие обращение к любимым детям. «Bhalaich, отчего ты дрожишь? Это пустячные раны, не обращай внимания. Мне вовсе не больно. Я жив».

– Я думал тогда, что он успокаивает меня. Но он и правда не чувствовал боли. Смерть уже смотрела на него и покрывала своими крылами.

Джейми долго молчал, вспоминая. Его рука бездвижно находилась в моей; изредка он проводил большим пальцем мне по костяшкам пальцев, но мыслями был там, под Калоденом. Потом он тихонько потрогал мою правую руку.

– Я никогда себе не прощу. Столько людей ввязалось в это из-за меня! Многие из них погибли только потому, что знали, кто я такой, и их убили. Мне кажется, что я всюду сею зло и хаос, к чему ни притронусь. Ты терпишь сейчас такую страшную боль потому только, что любишь меня и потащилась за море вместе со мной. Я убиваю тебя. Но мне нужно слышать твой голос, иначе я буду думать, что ты тоже уже мертва. Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Вместо этого я поцеловала его голую грудь: было жарко, и он спал голышом.

– Я жива. Это мой выбор – пойти с тобой. И Мурту убил не ты. И мальчишку мы найдем обязательно. Дай мне влезть в постель.

Я уже дремала, когда услышала голос с пола.

– Мне не нравилось возвращаться домой, когда я жил с Лаогерой. Но она никогда не убегала. Я всегда находил ее там, где оставил. Без меня она ничего не предпринимала.

Джейми сопел во тьме, и я послала вниз уничижительный комментарий:

– Хочешь сказать, что привязывал ее к пушке? Жену в карман не спрячешь. Или ты хочешь попробовать? Где оставил, там и взял, так, что ли?

Он издал звук, одновременно похожий на смех и на кашель, а потом уснул богатырским сном.

Глава 55

Измаил

Я плохо спала и проснулась, чувствуя, как раскалывается голова, с благодарностью приняв предложение Марсали протереть мне лоб. Девушка подарила мне настоящее блаженство, касаясь тряпицей, прохладной от уксуса, моего горячего лба и пульсирующих висков.

Как и все горячечные больные, я радостно уснула после этой нехитрой процедуры и, конечно, не слышала, как Марсали ушла, но сон не был так приятен, как ласковое прикосновение молодой шотландки: снились темные, запущенные штольни, обгорелые кости, стреляющие англичане и прочая муть – следствие истории, рассказанной Джейми. Испугавшись, я проснулась и даже села на койке, чего в моем состоянии делать было категорически нельзя, и я сразу почувствовала месть организма в виде вспышки боли.

– Что это? Что случилось? – крикнула я, желая услышать ответ и таким образом понять, снится мне это все или происходит на самом деле. Защищая меня от света, кто-то добрый затенил окно, и теперь я не могла видеть, что происходит в каюте, даже когда на улице стоял божий день.

Из сумрака отделилась фигура высокого человека, держащегося за голову. «Джейми дразнится», – подумалось мне, но порция китайско-французско-гэльских ругательств, донесшаяся из того угла, где он находился, убедила меня в том, что ему требуется помощь и, возможно, врачебная.

– А-а-а, проклятье! – зазвучал английский говор. – Свиной хвост! Пропади оно все пропадом!

Джейми, а это был, конечно, он, бросился к окну и рванул занавеску. В каюту полился бодрящий воздух и яркий свет.

– Джейми, чтоб тебя приподняло и шлепнуло! Какого беса, скажи на милость? Вообще, за каким чертом ты здесь все крушишь?

Свет был, может быть, приятен кому-то, но точно не мне сейчас: он колол мои веки тысячью иголок, а за голову я, в отличие от Джейми, стукнувшегося башкой о шкаф, но не повредившего прочие органы, не могла взяться без того, чтобы с содроганием не вспомнить о вчерашней операции.

– Ищу твой сундучок. Где лекарства. Где он? – Он ощупал голову. – Все, скоро мозг потечет. Смотри!

Негустая кровь на его пальцах должна была символизировать вытекающий мозг.

Я обмотала его руку платочком с уксусом, предусмотрительно оставленным Марсали, и улеглась на подушки.

– Стоило здесь разводить. Что, нельзя было у меня спросить, где ларчик? Или думаешь, что я коварно припрятала его, чтобы ты изошел кровью? Зачем метаться в темноте, а?

– Чтобы тебя не разбудить, – искренне ответил он.

От улыбки, вызванной умилением, рука пронзила меня миллионом пчелиных укусов.

– Пускай, все равно кошмары снились. А зачем тебе сундучок? Кому-то требуется моя помощь?

– А то! Мне и требуется. – Джейми прерывистыми движениями прикладывал уксусный компресс к повреждению. – Посмотри, пожалуйста. Ты не против?

Даже если бы я и была против, он все равно сунул бы мне свою ужасающую рану, поэтому я махнула рукой, чтобы он наклонился, и для верности притянула его макушку к себе, опустив ее на уровень своей груди. Там была только шишка, правда, внушительных размеров, а на ней была рассечена кожа, образовав ссадину, но более серьезных повреждений я не видела. Ну не контузия же, в самом деле. Разве что легонькая.