Джейми, которого я обрекла лезть в горящую груду мертвых тел, замер, но после прыгнул на платформу и начал пересматривать человеческие останки, которые еще можно было распознать.

Рядом, в куче пепла, лежали непрогоревшие кости, выделяясь своей белизной и изгибами. Черепная крышка, венчавшая верхушку сооружения, напоминала драконье яйцо.

– Хорош урожай, – заметил смотритель. Или смотрительница – за сажей было непонятно, кто это.

По крайней мере, рост этого существа был немногим выше роста мистера Уиллоби. Смотритель появился у моего локтя, чтобы получить какую-нибудь мелкую монетку, и указал на золу:

– Зола в земля, все быть большим. Цветы расти.

– Н-нет, не надо. – Я представила себе эти цветы зла и содрогнулась.

За дымом уже не было видно Джейми, и я встревожилась. Отправляя его туда, думала ли я о тлетворном влиянии дыма на человеческие легкие? Он же может угореть! Задохнется, упадет на платформу, и груда тел похоронит его под собой!..

– Джейми!

Пахло горелым мясом.

– Джейми!

Тишину нарушал звук гудящего огня и надсадный кашель. Джейми явился только через несколько минут, задыхаясь от кашля.

Он прошел сквозь дымовую завесу и сполз с платформы. Скрючившись, он выхаркивал легкие, как мне показалось. Весь в саже и смоле, он плакал от дыма и пережитого.

Я взяла его за руку и, вручив смотрителю горсть монет, увела его прочь, подальше от ужасающей картины. Джейми покорно шел за мной, ничего не видя от огня, ослепившего его, и продолжал кашлять, а под пальмами, на изумруде папоротников его вырвало.

– Уйди, – ответил он, видя, что я хочу помочь.

Стоя на коленях, он мучился от рвоты. Его вывернуло раза четыре, а затем он, шатаясь, поднялся.

– Нет, не трогай.

Он охрип от рвоты и едкого дыма, раздиравшего легкие, но самый голос его изменился после этого путешествия в долину смерти. Джейми снял камзол, башмаки, остальную одежду оставил на себе и вошел в воду.

Я собрала его вещи, но по понятной причине не стала прижимать к себе, как это делала всегда. В камзоле имелся внутренний карман, где виднелись фотокарточки, изображавшие Брианну, – они плотным прямоугольником поднимали ткань.

Выкупавшись, Джейми вылез на берег. Главного, то есть избавиться от сажи и характерного запаха гари, ему удалось достичь, но смола, конечно, прилипла к ткани намертво. Матросы таращились с «Артемиды», как он сидит, сложив руки на коленях.

Я не могла никак помочь ему, кроме того, что положила руку ему на плечо. Тогда он пожал мою руку своей и чужим глухим голосом проинформировал:

– Его не было там.

Ветерок принес морскую прохладу, заставляя забыть об увиденных ужасах; соль выступала на мокрых волосах Джейми. Впрочем, ужасы никуда не делись: дым над долиной в изумрудных папоротниках потемнел и стал густым, а затем начал дрейф над морем в сторону Африки, родины этих бедных людей, насильно вывезенных с Черного континента.

Глава 54

«Пылкий пират»

– Послушай, что мне с ним делать? Я не могу распоряжаться кем-то. Что значит «он твой»?

Я вяло перебирала бумаги – купчую на Темерера.

– Ну да, англичаночка, здесь ты права. – Джейми заглядывал мне через плечо, усевшись рядом.

Ероша волосы, он задумался.

– Конечно, лучше всего будет отпустить его. Это самое хорошее, что мы можем для него сделать. Но подумай, что будет с ним, если мы поступим так? По документам он принадлежит тебе, и любой человек скажет, что это беглый раб и его следует вернуть хозяйке. Это раз. Во-вторых, языков он не знает, ни английского, ни французского. Что с ним будет, если он станет жить сам по себе? Куда он пойдет, ты подумала? Да его первый же работорговец сцапает! Продолжение ты видела.

Мерфи испек для нас сырные булочки, вкусные, но пахнувшие странно на фоне запаха гуано, от которого мы не могли никуда спрятаться, и горящего лампадного масла.

– Я думала над этим, – сказала я, жуя булочку. – Лоренц утверждает, что на Эспаньоле много свободных чернокожих, живущих с земли, собственным трудом. Креолы и полукровки. Полагаю, что и на Ямайке…

Не согласный со мной Джейми взял булочку.

– Не думаю. Здесь другое. Чернокожие могут жить своим трудом, я не спорю – все могут жить своим трудом. Если умеют. Ловить рыбу, шить одежду, ходить за животными – это все те навыки, необходимые в хозяйстве, не мне тебе рассказывать. Темерер не умеет ничего: он рубил сахарный тростник и отрубил себе руку. Чтобы он мог жить на свободе, ему нужна жена. А пока он будет ее искать, его сто раз сцапают.

Я отложила еду и взялась за бумаги, в который раз перечитывая то, что мне было известно и так: мне принадлежит человек, и я могу им распоряжаться как пожелаю. Гадкое явление работорговли теперь легло своим постыдным клеймом и на меня. С другой стороны, я могла устроить судьбу Темерера лучше, чем кто-либо из работорговцев, а это вселяло веру в свои силы.

Его привезли из Гвинеи пять лет назад, и было ясно, что вернуть его домой не представляется возможным, как бы мне того ни хотелось. Даже если бы мы смогли уговорить кого-нибудь отправиться в Африку – полнейшее безумие, особенно если учесть то, мы что ищем Эуона, – вряд ли бы Темерер остался на свободе: скорее всего, его бы вновь сделали рабом, если не на корабле, то в первом же порту.

Лоренц сообщил, что соплеменники посчитали бы вернувшегося опасным духом, и ему бы всю жизнь пришлось скрываться в джунглях, потому что увечье нельзя никак спрятать, а по нему работорговцы и односельчане безошибочно узнали бы Темерера.

– А если мы продадим его, а, англичаночка? – предложил Джейми. – Например, найдем хорошего человека, в котором будем уверены.

– Нет, – отрезала я. – Я не думаю, что следует продать его: новые хозяева могут быть с ним так же жестоки, как и прежние, а то и вовсе продадут. И маховик закрутится снова.

Я провела рукой по лбу и потерла между бровей, чтобы прогнать головную боль.

Джейми заерзал на стуле. Он нуждался в отдыхе, поскольку весь день проторчал в трюме, описывая количество гуано, а здесь я со своими капризами.

– Согласен. Да только если мы пустим его просто так, на все четыре, и дадим деньги, сомневаюсь, что он сможет ими воспользоваться и не даст себя ограбить. Сам он умрет с голоду.

– Да.

Ох, если бы вовсе не встречаться никогда с Темерером! Не было бы того постыдного поступка работорговца, и тогда… И что тогда? Тогда бы я не имела возможности облегчить хоть чью-то участь. Мои мучения в сравнении с их мучениями – ничто.

Джейми, видя, что я тру уже виски, потянулся, рывком вскочил с койки и поцеловал меня в лоб.

– Англичаночка, у меня есть кое-какая задумка: можно переговорить с управляющим плантации Джареда. Там же сахарный тростник, верно? Вот мы и…

Вопль не дал договорить ему.

– Аврал! Свистать всех наверх! Слева по борту! Тревога!

Вопил вахтенный, а вслед за воплем послышались крики и топот множества ног, означавший, что по тревоге поднята вся команда. Закричали еще громче, и корабль мотнуло от сильнейшего толчка.

– Да пропадите вы пропадом, черти… – заартачился Джейми, но что-то затрещало и загрохотало.

Я упала, потому что табурет выпал из-под меня, а Джейми свалился, потому что стоял на полу, а каюту затрясло. Лампа, полная масла, вывернулась из консоли и упала, по счастью, потухнув, иначе было не миновать взрыва в каюте. Мы остались лежать во тьме.

– Англичаночка, ты жива? – Джейми был взволнован.

– Кажется. – Я вылезла из-под стола. – А что произошло? Кораблекрушение?

Джейми дополз до двери, открыл ее, и мы услышали, как на палубе кричат и стреляют, причем стреляют из револьверов.

– Это пираты! – выдохнул он. – Берут нас на абордаж.

Из двери проникало достаточно света, да и я уже приспособилась к темноте, чтобы видеть, как Джейми шарит в ящиках стола в поисках оружия. Взяв пистолет и достав с постели кортик, он ринулся в дверной проем, бросив мне на ходу:

– Англичаночка, забери девчонку и бегом в трюм, да только сидите подальше, у кормы, возле гуано. За пачками сидите, в общем. И не высовываться!

Он ушел воевать.

– Матушка Клэр?

В каюте нарисовался призрак – платье Марсали белело в темноте. Судя по голосу, девушка была не на шутку испугана и впервые назвала меня матушкой.

– Да, это я.

Под столом лежал упавший нож, которым вскрывают письма. Я нащупала руку Марсали и сунула ей это подобие оружия.

– Держи, пускай будет с тобой на всякий случай. А сейчас идем, не мешкай.

Я вооружилась кучей скальпелей и более серьезным оружием в виде ампутационного ножа с длинной ручкой и провела девушку в кормовой трюм. Мы шли через весь корабль, слушая, как на палубе топочут, проклинают, кричат, стреляют и дерутся, а покрывал все эти звуки треск досок – очевидно, корабль таки взяли на абордаж и теперь борта «Артемиды» касаются бортов чужого корабля.

Трюм встретил нас запахом гуано и духотой. Света там, конечно, не было, и мы пробирались на ощупь, идя на запах, то есть туда, где пахло хуже всего – это и было самое укромное местечко.

– Кто бы это мог быть? – Марсали думала сейчас о таинственных незнакомцах, вовсю дерущих глотки на нашей палубе. Тюки с гуано заполнили весь трюм, и эхо не было слышно. – Неужели пираты?

– Очень может быть.

По словам Лоренца, Карибское море является чуть ли не угодьями люггеров и многих других суден, на которых промышляют пираты. Кажется, «Артемида» издавала запах гуано по всему пути своего следования с той поры, как мы затарились этим грузом. Какую ценность мы могли представлять?

– Хронический насморк у ваших пиратов, а то и гайморит, – констатировала я.

Марсали вскинула светлые брови.

– Не обращай внимания, матушка Клэр раздает диагнозы. Давай помолчим немножко. Хоть нас здесь и не найдут, лучше проявить осторожность.