Но назад «Артемида» не могла отправиться так скоро: нужно было буквально ждать у моря погоды, то есть конца апреля – начала мая, когда прекратятся шторма. По нашим расчетам, на Ямайку мы должны были попасть в феврале, а вернуться назад, в Шотландию, в мае. Таким образом, у нас было около трех месяцев, за которые мы должны были найти Эуона на Ямайке или избороздить Карибское море в поисках мальчика, если это потребуется. Мы должны были найти его за это время…

Строго говоря, отправляясь в путешествие, мы рисковали не только своей жизнью, но и имуществом, любезно предоставленным нам Джаредом. Что и говорить, потеря корабля огорчила бы его, но ведь у него была не только «Артемида», да и к тому же мы должны были привезти из путешествия ром, который, несомненно, принес бы хорошую прибыль Джареду, хотя его дела и без того шли довольно успешно.

Мне не спалось – оно и неудивительно, если учесть, какие мысли вертелись в моей голове. Ворочаться в постели надоело, и я пошла к окну, предварительно завернувшись в теплое одеяло.

Ветер уже немного ослабел, и не было слышно ужасного пугающего воя в печной трубе, но его дуновения было достаточно для того, чтобы гнать по темному небу тучи, закрывавшие на время луну. Дождь, хлеставший по стеклам, все же не мог скрыть мутное небесное светило, так что я могла видеть корабли у причала. Ветер гнал воздух и паруса, но тугие якоря крепко держали суда, качавшиеся на волнах от этих разнонаправленных сил. Это было прекрасно, но еще прекраснее было осознавать, что очень скоро – уже через неделю – я сама взойду на борт и смогу ощутить дыхание морского ветра на щеках.

Когда я отправлялась в Шотландию сквозь камни, я не позволяла себе испытывать судьбу и не думала о том, как сложится моя жизнь с Джейми и что будет, если мне не удастся его найти. Впрочем, у меня в голове была одна мысль – я хочу быть с любимым, что бы мне ни пришлось сделать для этого. К счастью, судьба оказалась благосклонна ко мне, и я нашла Джейми сравнительно легко. Разумеется, я не знала, как он живет, а потому за несколько месяцев я смогла оценить прелесть перемен, перемещаясь вместе с ним по тайным тропкам Шотландии. Я была женой печатника Малькольма в Эдинбурге, где Джейми, как оказалось, вел двойную жизнь, печатая как непритязательные литературные вещицы, так и острые политические памфлеты, спутницей контрабандиста, которую часто подозревали в распутной жизни, и поселянкой, ведущей мирную жизнь в горах.

Но теперь мы вновь сжигаем за собой мосты и оставляем весь устоявшийся быт по своей воле.

Это нисколько не пугало меня, напротив – возбуждало. Я так долго сидела на одном месте, привязанная к семье и работе, не могущая себе позволить поступать по своей воле, что сейчас одна перспектива самостоятельно вершить свою судьбу кружила мне голову, а ведь я в самом деле взяла все в свои руки. Я без оглядки бросилась в бурлящий поток событий, он подхватил меня и понес навстречу неизвестности. И эта безумная и безвестная стихия несет меня до сих пор.

Пока я размышляла о предстоящем путешествии, на оконном стекле образовалось пятнышко от моего дыхания. Вспомнив былое, я начертила пальцем сердечко: так когда-то я рисовала сюрпризы для Брианны. На морозной поверхности тогда появлялось изображение сердечка, содержащего инициалы дочери B. E. R. – Брианна Элен Рэндолл. Будет ли она впредь называть себя Рэндолл? Или назовется по-настоящему – Фрэзер? Мгновение я раздумывала, а затем вписала в фигуру всего две буквы – «J» и «C».

Джейми застал меня у окна.

– Не спится?

– Это из-за дождя, – слегка удивилась я его вопросу.

В тревожном ночном холоде Джейми был надежной и теплой опорой, и обнимать его было вдвойне приятно.

В ответ он обнял меня, уткнувшись мне в волосы. Я почувствовала запах горящего воска и чернил, а еще от него исходил запах, характерный для перенесших морскую болезнь.

– Что-то писал?

Джейми воззрился на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Услышала запах чернил, – пояснила я.

Джейми слегка улыбнулся, но все же растерянно взъерошил волосы.

– Вот это да, англичаночка! Этак свинья ищет трюфели, с таким-то чутьем!

– Ну спасибо. – Комплимент был вполне в стиле Джейми, поэтому я как оскорбленная сторона сочла себя вправе подвергнуть его расспросам. – Так что ты писал?

Он перестал улыбаться и насупился.

– Решил написать сестре, – бросил он, снимая плащ и развязывая галстук. – Поскольку мы уже поговорили с Джаредом и сможем вскоре начать поиски, будет нелишним известить о том, что произошло. И по чьей вине, – добавил он. – Теперь можно рассказать, что мы собираемся делать, чтобы вернуть парнишку.

Он помолчал и снял рубашку. Гримаса боли исказила его лицо.

– Представляю, в какую фурию она превратится, когда все узнает. Хорошо, что я буду далеко от дома, когда она получит эту добрую весточку от заботливого брата. – Горькая усмешка выказывала истинные его чувства – смесь ярости, сожаления и вины.

Признание, пусть и письменное, далось ему нелегко, но оно облегчило душу. Джейми уселся, все еще раздумывая, как отнесется к нему сестра после прочтения письма. Пока он разувался, я коснулась его волос, чтобы расплести их.

– Хорошо, что я написал ей, – произнес он. Видимо, содержание письма не давало ему покоя, но я поняла, в чем причина, когда Джейми пояснил: – Мне никогда еще не было так страшно. Кто бы мог подумать, что я буду бояться родной сестры.

– Выходит, ты во всем признался? Ты написал все как есть? Сказал, что Эуона похитили? – Я все же не удержалась от расспросов.

– Ну да, – пожал он плечами. – Я не мог соврать. Я никогда не вру, никому.

«Разумеется, никому, я не в счет», – мелькнуло у меня в голове. Однако я сдержалась и провела ладонью по спине Джейми, лаская его узловатые мускулы.

– А где мистер Уиллоби? – вспомнила я любовь китайца к оригинальному массажу. Мистер Уиллоби постоянно присутствовал на корабле, словно ангел-хранитель в одеждах цвета небесной лазури, зорко наблюдая за Джейми и помогая ему по мере возможности. Джаред не стал подвергать его расспросам и, казалось, ничуть не удивился, по крайней мере не выказал своего изумления ни появлением незваного гостя, ни его крохотным росточком. Мне думалось, что это оттого, что французские порты предоставляли массу возможностей познакомиться с экзотической публикой и Джаред видал всякое. Он сказал пару слов китайцу и был серьезен в общении с ним – в его тоне нельзя было заподозрить и тени иронии. Правда, экономка не была так учтива и намекала на то, что не рада видеть мистера Уиллоби в доме.

– Думаю, он спит на конюшне, ведь Матильда не пустила его ночевать, хоть и дала поужинать. Ты знаешь, она заявила, что нога язычника не ступит в дом, и даже окропила кухню святой водой.

Джейми растянулся на кровати, улыбаясь. Заметив сердечко, которое я нарисовала на окне, он вопросительно посмотрел на меня.

– Ничего особенного, я дурачилась, – ответила я.

Он взял мою ладонь и тронул большим пальцем то место, где у меня был шрам в виде буквы «J», – след, оставленный им у основания моего большого пальца перед Каллоденом. Он хотел, чтобы хоть что-то напоминало мне о нем. Джейми ошибся: я никогда не вспоминала о нем, потому что помнила его всегда.

– Англичаночка, я не спросил, хочешь ли ты пуститься в путешествие. Видишь ли, я все решил за тебя, но ты можешь остаться у Джареда, кузен будет рад. Или перебраться в Париж, он поможет. Или даже вернуться на ферму в Лаллиброх.

– Верно, ты все решил за меня, потому что знал, что я отвечу. Разумеется, ни в какой Париж или Лаллиброх я не поеду, потому что я отправляюсь с тобой в плавание.

Наша обоюдная одновременная улыбка была лучшим подтверждением того, что наши мысли и чувства совпадают. Забыв тревогу и усталость, мы улыбались друг другу, твердо зная, что преодолеем все трудности, какие нам сулит судьба. Джейми тронул мою ладонь губами. Его рыжие волосы вспыхнули золотом в свете свечей.

Дождь хлестал по плакавшему крупными каплями стеклу, ветер не утихал, но я была уверена в успехе нашего предприятия и смогла наконец спокойно уснуть рядом с Джейми.

Утро встретило нас ярким солнцем, которое, правда, не дарило тепло. На улице царил холод, и ветер бился в стекла, но мы пока наблюдали за буйством погоды из теплых комнат. Если в Париже у дяди Джейми была роскошная резиденция, то дом Джареда в Гавре в три этажа тоже был довольно солидным зданием.

Огонь весело трещал в камине. Я писала, поставив ноги на каминную решетку. Перо выводило на бумаге латинские слова, составлявшие список необходимых вещей для аптечки. Так я была похожа на заправского старинного лекаря, соотносящего свои возможности с объективными потребностями. Одной из таких потребностей был чистый спирт – дезинфицирующее средство, без которого было не обойтись, – но она удовлетворялась очень легко: Джаред обещал доставить для нас бочонок из Парижа.

– Только учтите: если вы так и напишете, что в бочонке содержится спирт, команда быстро смекнет что к чему и выдует его еще в порту. Так что стоит подумать над содержанием этикетки.

В таких заботах, мелких и не очень, проходил день. На бумаге то и дело появлялись новые слова: «очищенный лярд», «зверобой», «чеснок» (с припиской «десять фунтов»), «тысячелистник».

«Огуречник»… впрочем, нет, стоит написать «воловик», иначе аптекари могут не понять. Лучше употреблять более старые названия, благо я их знаю.

Нельзя сказать, чтобы я писала очень быстро, ведь нужно было хорошенько подумать, прежде чем выбрать, какое из снадобий поможет лучше других, да и я, честно говоря, подзабыла, как можно использовать то или иное средство. Впрочем, вернувшись в Бостон, я еще долго пользовалась знаниями, приобретенными таким необычным путем, и коллеги и наставники удивлялись и ужасались, видя, как я прибегаю к лечению травами, свойства которых мало изучены (а на самом деле просто забыты или вытеснены более эффективными современными лекарствами). Конечно, со временем я перестала шокировать публику экзотическими методами лечения, хотя они и приносили свои плоды, и не обрабатывала раны тысячелистником или окопником, имея под рукой раствор йода. Никакая пузырчатка не сравнится с действием пенициллина, это было ясно. Но теперь я снова была в том времени, когда медицина безуспешно боролась со многими болезнями, которые не приводят к смертельному исходу в двадцатом веке, и проигрывала в неравном поединке с системными инфекциями.