— Ну, не я, конечно, — честно признался он. — Я знаю несколько кораблей, на которых бывал, знаком с их капитанами, часто видел в порту или на рейде — эти, конечно, я различу. Но моряки — совсем другое дело. Они знают в лицо множество кораблей, как человек может помнить десятки, сотни знакомых.

— Ага, значит, возможность узнать, что за корабль забрал Айена, не исключена.

Джейми кивнул и взглянул на меня с любопытством.

— Думаю, да. Пока мы шли, я старался припомнить все, что можно, об этом корабле, чтобы рассказать Джареду. Он знает множество кораблей и еще больше капитанов — и, возможно, кто–то из его знакомых узнает по описанию синий трехмачтовый корабль, широкий в бимсе, с двенадцатью пушками и набычившимся ростром.

Мое сердце подскочило вверх.

— Значит, у тебя все–таки есть план?

— Я бы пока поостерегся называть это планом, — проворчал Джейми. — Просто это единственное, что приходит мне в голову.

Он вздохнул, пожал плечами и провел рукой по лицу, стирая крохотные капельки влаги, осевшие на его бровях и щеках и поблескивавшие, как слезы.

— Нужно отправляться в Инвернесс: лучшее, что я могу сделать, — это двигаться. Джаред будет ожидать нас в Гавре. Когда мы встретимся с ним, может быть, он сможет помочь нам выяснить, как называется синий корабль. А не исключено — и к чему он приписан. Да, — сухо добавил Джейми, упреждая мой вопрос, — корабли приписаны к портам, и если они не принадлежат к военному флоту, то совершают рейсы по определенному маршруту и имеют на борту бумаги для представления начальнику порта, где указано, куда они направляются.

Мне полегчало впервые с того момента, как Айен спустился с башни Элен.

— Если, конечно, это не пираты или каперы, — добавил Джейми, мгновенно охладив мое поднявшееся настроение.

— Ну а если это пираты?

— Тогда где их искать, известно одному Богу, но никак не мне, — лаконично ответил Джейми и больше ничего не говорил, пока мы не дошли до лошадей.

Они как ни в чем не бывало пощипывали травку рядом с башенкой, где мы оставили пони Айена. Тот тоже вел себя спокойно, делая вид, что находит жесткую морскую траву восхитительной.

Джейми фыркнул, обозвал их глупыми животными, достал кольцо веревки и дважды обмотал ее вокруг выступающего камня. Вручил мне конец, велев держать крепко, сбросил нижний конец в щель, снял плащ и обувь и начал спуск.

Некоторое время спустя он вернулся изрядно вспотевший, с маленьким свертком под мышкой: рубашка Айена–младшего, плащ, обувь и чулки, а также нож и маленький кожаный кошелек, в котором парнишка хранил те скудные ценности, какие у него были.

— Ты хочешь отвезти их домой, Дженни? — спросила я, живо представив себе, каковы будут чувства бедной матери.

Мне сделалось дурно от понимания того, что мое собственное чувство опустошения и утраты — ничто по сравнению с горем, ожидающим ее.

Лицо Джейми раскраснелось от подъема, но после моего вопроса кровь отхлынула от щек, руки напряглись на свертке.

— Ох, как же это? Как я поеду домой и расскажу сестре, что потерял ее младшего сына? Она не хотела отпускать его со мной, а я настоял. Сказал, что пригляжу за ним. И теперь он схвачен, может быть, мертв — и на память от него осталась только одежда. — Он сжал челюсти и судорожно сглотнул. — Лучше мне самому умереть.

Джейми опустился на колени, встряхнул одежду племянника, сложил в стопку, завернул в плащ и засунул в седельную сумку.

— Она понадобится Айену, когда мы найдем его, — сказала я, стараясь говорить убежденно.

Джейми посмотрел на меня, помолчал и кивнул.

— Да, — тихо произнес он. — Надеюсь, так оно и будет.

Было слишком поздно, чтобы пускаться в путь до Инвернесса. Солнце садилось, тусклое красноватое свечение подкрашивало сгущавшийся туман. Мы молча начали разбивать лагерь. В седельных сумках имелась холодная еда, но аппетита не было, а потому мы завернулись в плащи и легли, пристроившись в неглубоких выемках, которые Джейми выкопал в земле.

Но я не могла заснуть. Каменистая земля была жесткой, шум прибоя внизу сам по себе мог перебить сон, но главное, мои мысли были полны Айеном.

Сильно ли ему досталось? Обмякшее тело говорило о бессознательном состоянии, но крови видно не было. Вероятно, его просто ударили по голове. Но каково ему придется, когда бедняга, очнувшись, поймет, что его похитили и с каждый минутой увозят все дальше от дома и семьи?

И как мы вообще будем его искать? Когда Джейми в первый раз упомянул Джареда, у меня появилась надежда, но чем больше я об этом думала, тем призрачнее казались перспективы найти этот корабль, который мог теперь плыть в любом направлении, в любой порт мира. И сохранят ли Айену жизнь или, сочтя его обузой, выбросят за борт?

Мне казалось, будто я не сомкнула глаз, но, должно быть, я все же задремала, просто тревога преследовала меня и во сне. Я проснулась, дрожа от холода, а когда протянула руку, чтобы коснуться Джейми, его там не было. Он накрыл меня своим одеялом, но оно было плохой заменой теплу его тела.

Джейми сидел неподалеку спиной ко мне. Ветер, подувший с закатом со стороны берега, частично разогнал туман, месяц проливал сквозь облака достаточно света, и мне была отчетливо видна его сгорбившаяся фигура.

Поднявшись, я направилась к нему, плотно кутаясь в плащ. Гранитное крошево слегка хрустело под ногами, но эти звуки тонули в доносившихся снизу могучих вздохах моря. Джейми, видимо, услышал меня: он не обернулся, но и не выказал никаких признаков удивления, когда я опустилась рядом с ним.

Он сидел, поставив локти на колени и упершись подбородком в ладони. Широко открытые невидящие глаза уставились на темные воды бухты. Если тюлени и не спали, то в эту ночь они вели себя тихо.

— Ты как? — спросила я. — Чертовски холодно.

На Джейми не было ничего, кроме плаща, и в эти холодные предутренние часы на сыром морском воздухе его била мелкая дрожь.

— Все нормально, — пробурчал он, но прозвучало это неубедительно.

Я хмыкнула и присела рядом с ним на обломок гранита.

— Это не твоя вина, — сказала я после затянувшегося молчания.

— Тебе нужно пойти и поспать, англичаночка.

Голос был спокойным, но в нем сквозила безнадежность. Я придвинулась ближе и обняла Джейми. Он хотел отстраниться, но я сильно дрожала и искала его тепла, поэтому заявила:

— Никуда я не пойду.

Он глубоко вздохнул и посадил меня к себе на колено, крепко обхватив меня под плащом. Мало–помалу дрожь отпустила.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я наконец.

— Молюсь, — ответил он. — Вернее, пытаюсь молиться.

— Не буду тебе мешать.

Я сделала движение, чтобы уйти, но он крепче прижал меня к себе.

— Нет, останься, — сказал он, и мы прижались друг к другу еще теснее.

Я ощущала ухом тепло его дыхания. Он набрал воздуха, как будто собираясь заговорить, но выдохнул, так ничего и не сказав. Я повернулась и дотронулась до его лица.

— В чем дело, Джейми?

— Неужели это неправильно — то, что ты у меня есть? — прошептал он. Его лицо было белым, как кость, глаза в сумрачном свете казались черными дырами. — Я все время думаю: моя ли это вина? Неужели я сильно согрешил, желая тебя так горячо, нуждаясь в тебе больше, чем в самой жизни?

— А это так? — спросила я, обхватив его лицо ладонями, — И если это так, что тут может быть неправильного? Ведь я твоя жена.

Несмотря ни на что, от этого простого слова — «жена» — на душе у меня стало легче.

Он слегка повернул голову, так что его губы оказались прижатыми к моей ладони, а рука легла поверх моей. Пальцы у Джейми были холодными и твердыми, точно плавучее дерево, вымоченное в морской воде.

— Я убеждаю себя в этом. Господь дал тебя мне. Как я могу не любить тебя? И вместе с тем я все думаю и не могу остановиться.

Он посмотрел на меня, нахмурив лоб от беспокойства.

— Клад. Конечно, было правильно использовать его, когда возникала нужда накормить голодных или спасти людей в тюрьме. Но попытаться выкупить мою свободу — потратить его на то, чтобы я мог свободно жить с тобой в Лаллиброхе и не беспокоиться насчет Лаогеры, — наверное, это было грешное желание.

Я положила его руку на свою талию и привлекла его к себе. Ища успокоения, Джейми положил голову мне на плечо.

— Тихо, — сказала я ему, хотя он и так молчал. — Успокойся. Джейми, неужели ты когда–нибудь делал что–то исключительно для себя, не заботясь о ком–то еще?

Он осторожно провел рукой по моей спине, исследуя шов на корсаже. Его дыхание таило намек на улыбку.

— О, много, много раз, — прошептал он. — Когда я увидел тебя. Когда я взял тебя, не думая, хочешь ты меня или нет, есть ли тебе куда пойти, есть ли у тебя еще кто–то, чтобы любить.

— Дурачок, — прошептала я ему на ухо, баюкая его в своих объятиях. — Ты такой болван, Джейми Фрэзер. А как насчет Брианны? Это ведь не было неправильно?

— Да. — Пульс у него на шее забился сильнее. — Но теперь я забрал тебя у нее. Я люблю тебя и люблю Айена, как собственного сына. И мне приходит в голову, что, может быть, это непозволительно — иметь вас обоих.

— Джейми Фрэзер, — четко произнесла я, постаравшись вложить в голос как можно больше убежденности, — ты ужасный дурак.

Я загладила его волосы назад, убрав со лба и захватив в горсть густой хвост на загривке, и легонько потянула назад, чтобы заставить его смотреть на меня. В сумраке мое лицо, наверное, казалось ему таким же странным: бледные щеки и темные, как кровь, губы и глаза.

— Ты не вынуждал меня прийти к тебе, не отнимал меня у Брианны. Я пришла, потому что я хотела, потому что нуждалась в тебе так же, как и ты во мне. И то, что я здесь, не имеет никакого отношения к тому, что произошло. Мы женаты, пойми ты это! По любым законам, какие ни назови, — перед Богом, Нептуном или кем угодно!