– Джейми, ты такой же. Это время не прошло для тебя бесследно. Ты тоже не знал жалости ни для себя, ни для других.

Инстинктивно я дотронулась до рубца на его среднем пальце, будто подтверждая слова действием.

Джейми снова согласился со мной кивком головы.

– У меня было время подумать. – Он говорил очень тихо, впервые поверяя такие тайны своего сердца. – Подумать о том, можно ли доставать нож из ножен и снова прятать его, раз за разом. Очень часто люди теряют себя и становятся вялыми, неспособными принимать решения; на них уже нельзя положиться, это уже железо, часто ржавое, а вовсе не сталь. Сейчас я уже не знаю, я ли распоряжаюсь собой или мое оружие. Все, что я передумал, сводится к одному – я не могу общаться с кем бы то ни было. – Джейми бросил быстрый взгляд на мою руку, лежащую в его ладони. – Я воин, и моя задача – сражаться, побеждать и умирать. Мой нож стал частью меня, и вряд ли это можно изменить.

Мне очень хотелось что-то сказать, но я понимала, что все сказанное будет невпопад, и придержала язык. Заметив это, Джейми улыбнулся и продолжил:

– Англичаночка, я не представлял себя смеющимся, лежащим с женщиной. Мне казалось, что если я и буду спать с женщиной, то буду бесконечно груб, бесконечно эгоистичен, движим только собственным желанием. Насильник, бандит, разбойник – я видел себя таким.

Он помрачнел.

Я коснулась его руки поцелуем в том месте, где был шрам.

– Я никогда не считала тебя насильником.

Я думала, что Джейми воспримет это как шутку, да это и должно было походить на шутку, но он был торжествен:

– То, что ты не считаешь меня насильником, – это очень хорошо. Более того, это заставляет меня надеяться, что я перестану быть им.

Он помолчал, желая сказать что-то еще более важное.

– Англичаночка, ты сильная. И сердечная. Возможно, ты сможешь спасти мою душу.

Я не нашла подходящих слов и молча гладила его сильную руку, чувствуя мощь, таящуюся в ее пальцах.

Джейми был воином. Был.

Я переложила его руку себе на колени и вела пальцем по линиям, видневшимся на руке, обводила холмы у пальцев и провела по полукружию буквы «С»[13], вытатуированной под большим пальцем. Буква означала, что Джейми принадлежит мне.

– Я знавала одну гадалку, живущую в шотландских горах. По ее мнению, линии – это отражение судьбы, а вовсе не ее обещание.

– Да?

Джейми не убрал ладони, хотя его пальцы задрожали.

– Линии при рождении не совпадают с линиями в момент смерти, потому что человек сам вершит свою судьбу. Поступки и дела, совершаемые человеком, изменяют направление линий на руке. Она так считала.

Хотя я не была гадалкой и не могла читать будущее по руке, но обратила внимание на четкую линию на ладони Джейми, которая тянулась через всю ладонь, начинаясь от запястья.

– Линия жизни, – я попыталась увидеть или убедить себя, что вижу. – Смотри – сплошные развилки. Тебе много раз приходилось круто изменять образ жизни, часто принимать нелегкие решения, выбирать путь. Видишь, рука не врет! Здесь все есть.

Джейми, казалось, был удивлен, но понемногу присоединялся к моим рассуждениям.

– Да, было такое дело.

Он начал всматриваться в линии, не убрав руки.

– Да, верно, развилки. Вот Джек Рэндалл, а вот и ты. Это совсем рядом. Так и было.

Я тоже поверила в то, что линии на руке отображают судьбу Джейми, и искала известные мне события, водя туда-сюда по его ладони.

– А это Каллоден?

– Наверное. – Ему не хотелось говорить об этом. – Вот эта линия показывает мое пребывание в тюрьме и последующее возвращение в столицу Шотландии, – перевел разговор Джейми.

– А также начало твоей издательской деятельности. Кстати, Джейми, для меня это было полной неожиданностью. Ты – и вдруг типографский станок. Что случилось?

Он заулыбался.

– Перст судьбы. Счастливая случайность, коротко говоря.

Оказалось, что все довольно прозаично и даже незаконно: Джейми искал легального заработка, которым бы не очень тяготился, чтобы в свободное время заниматься контрабандой. Когда ему удалось кое-что заработать, он задумался над тем, чтобы открыть какое-либо заведение, ведь его незаконный промысел нужно было скрывать, но в то же время нужно было перевозить и прятать товар. Конечно, это лучше было делать, работая извозчиком, то есть держа контору, которая бы занималась извозом. Но по зрелом размышлении Джейми отказался от извоза, как и от питейного заведения и постоялого двора – эти возможности уже были использованы другими контрабандистами, прячущими нелегальные грузы в харчевнях и трактирах, и сборщики податей держали ухо востро. К тому же работники таможни часто проверяли хозяев таких заведений, желая урвать свой куш.

– Впоследствии я вынужден был обратиться за типографскими услугами. Когда я увидел, что типографу привозят бумагу ящиками, а спирт – им разводят чернильный порошок – бочками, я подумал, что это прекрасная мысль. Если фургоны подъезжают часто, это естественно, ведь в типографии все время нужна бумага и чернила. А значит, меня никто не тронет, ни один прощелыга в мундире! Грех было упускать такую возможность.

Так Джейми купил типографию, разместившуюся в тупике Карфакс. Джорджи, нанятый за плату, занимался станком. Когда покупатели начали заказывать печать книг, фолио, объявлений и – что немаловажно – памфлетов, Джейми сообразил, как еще можно использовать типографию.

– Я познакомился с неким Томом Гейджем, – Джейми продолжил повествование.

Он уже убрал руку: рассказ захватил его, и он время от времени рассекал руками воздух и запускал их в волосы.

– Том вел маленькие дела, он заказывал немного, но часто. Все было вполне в рамках закона. Единственное, что отличало его от других заказчиков, так это то, что он любил поболтать о том о сем с нами. – Джейми невольно улыбнулся. – Я временами выглядел глупо – даже Джорджи знал о книгопечатании больше меня, не говоря уж о Томе. Но я раскусил его, потому знаю о людях больше, чем о книгах.

Поняв, что печатник Александр Малькольм никакой не печатник, Томас Гейдж начал, что называется, зондировать почву: нет-нет да и вспомнит общих знакомых или расскажет об известных ему якобитах. Акцент Джейми выдавал в нем хайлендера, что облегчало дело.

В конце концов Джейми сдался и согласился сотрудничать с Гейджем при условии соблюдения строжайшей тайны.

– Гейдж не боялся?

Глупо было спрашивать: все, кто так или иначе сотрудничал с Джейми, рисковали, но в основу сотрудничества было положено доверие, а потому они не боялись измены. Только Карл Стюарт зря доверился ему, но это уже была вина самого Джейми, его роковая ошибка.

– Нет. Мы договорились, что он будет привозить необходимые ему вещи.

Словом, деловые связи переросли в дружеские: у Гейджа была небольшая группа, состоящая из нескольких человек, пишущих злободневные вещи на политические темы. Там были острые критические статьи, не нарушающие закон, но были и листовки с памфлетами, содержащие настолько радикальные призывы, что написавшие их могли угодить в тюрьму или даже надеть веревочный галстук. Все это выходило в свет из-под станка Джейми.

– После выпуска очередной партии мы отправлялись выпить за успешное окончание дела. В таверне к нам часто подсаживались друзья Гейджа, скоро я перезнакомился с ними. Тогда Тому захотелось, чтобы я тоже что-нибудь написал. Я отказался – какой из меня писака? Смех да и только. К тому же мой почерк оставляет желать лучшего, так что пока я что-либо накорябаю, никто не сможет этого увидеть, потому что мы все мирно отойдем в мир иной по дряхлости лет, даже не воспользовавшись виселицей. Пока я втолковывал ему это, Том чуть живот не надорвал, так смеялся: я набирал левой рукой, даже не замечая этого, причем выходило знатно.

Джейми помолчал, демонстрируя физическую мощь. Посмотрев на свои руки, он сжал левую ладонь в кулак, отчего было видно, как играют мускулы под его одеждой.

– У меня хватает сил. Пока хватает, а там посмотрим. В бою на меня не жаловались, палаш и клинок всегда были мне верны, и моя рука не дрожала. Но близится день, когда я не смогу орудовать клинком.

Он поднял с пола камзол.

– Я понял его смех. И взял это тогда с собой – пусть напоминает о славном Томе Гейдже.

Рука Джейми скользнула в карман и вынула оттуда три свинцовые наборные литеры. Они были холодные и твердые, как уверенные слова их владельца. Я знала, какое слово составляют эти буквы.

– Это Q. E. D. – Да, это было оно.

– Мой палаш и клинок отобраны врагом, англичанином. – Джейми прикоснулся к буквам, словно набираясь от них энергии и решимости, хотя это было лишнее – он говорил твердо. – Том раскрыл мне иной мир, вложил в руки иное оружие. Его-то я уж не выпущу.

Мы не опаздывали на встречу, выйдя ровно без пятнадцати минут пять. Съев немного – разве ту устричную похлебку с изрядным количеством перца – и выпив хорошего вина, чередуя приемы еды с другими, не менее приятными вещами, мы чувствовали себя превосходно, идя по излюбленной нами Королевской Миле.

Небо Эдинбурга обещало дождь – над городом сгущался туман. Но пока мы шли, нас освещало солнце, облака были золотых и розовых тонов, мостовая отражала цвета заката и ничто не предвещало беды. Шотландская столица была полна света, как мы были полны любви. Идя рядом, мы не замечали ни признаков надвигающейся непогоды, ни того, что эдинбуржцы живут в неприглядных серых домах и что великолепие заката преходяще. Я зарделась от удовольствия, а Джейми сиял, глядя на меня.

Мы были заняты исключительно собой и, как я уже сказала, не замечали ничего, так что мое шестое чувство сработало с опозданием, когда я оглянулась. Позади нас шел мужчина, скорее всего, мы мешали ему пройти, поэтому он мигом проскочил мимо нас, когда я приостановилась. Но, по-видимому, причина была не в нас: обойдя нас, он стал как вкопанный, не двигаясь с места. Из-за этой внезапной его остановки я потеряла туфельку.