Я услышала, как топот мужских сапог отдаляется от моей комнаты. На смену ему пришли разнообразные звуки просыпающегося дома. Эдинбуржцы вставали засветло, поэтому обитатели места, где я находилась, по праву могли считаться сонями, хотя, разумеется, это было связано со спецификой их работы, слишком своеобразной, чтобы быть общепринятой.

Постепенно открывались окна, наружу выливались помои, внутрь входил утренний воздух. В холле говорили, входили и покидали здание. Дом просыпался, потягиваясь всеми членами и издавая треск и скрип. Ступеньки поскрипывали под ногами сновавших служанок, где-то зажгли камин, и очаг в моей комнате пылал теплом.

Я снова прилегла. Конечно, мне бы хотелось еще побыть с Джейми, но нужно было и обдумать происходящее, а также произошедшее и могущее произойти. Думая, я чувствовала, как приятно болят бедра и расслаблено мое довольное тело.

Сейчас я представляла человека, разыскавшего утерянную драгоценность, скорее даже человека, которому преподнесли эту драгоценность в закрытой коробке. Можно сколько угодно ликовать по поводу находки, но нельзя точно быть уверенным, что в коробке именно твоя драгоценность, да и что она вообще там есть.

Разумеется, я хотела знать все-все о Джейми: чем он жил после меня, где бывал, что думал, чем занимался, с кем общался? Пережив Каллоден, он не мог не измениться – на его месте изменился бы любой. Значит, все это время он как-то жил, и жил совсем не просто, будучи Джейми Фрэзером. Это было ясно и без размышлений; я думала об этом еще до путешествия к камням. Но думать и видеть – это разные вещи.

Мне казалось, будто я запомнила Джейми неподвижным, однотонным, хотя и ярким – подобно насекомому, попавшему в янтарь и застывшему в нем навсегда. Но я не знала того, как перемещалось это насекомое, как летало, как двигались его крылья, – все это я смогла узнать только благодаря работе Роджера с архивными документами. Тогда насекомое обрело дух и плоть, стало деятельным и зашевелилось, разбивая камень. А теперь и вовсе перемещалось с бешеной скоростью, так, что тяжело было ухватить взглядом движение крылышек.

Я не знала еще очень многого: что происходит в Лаллиброхе, как поживает Дженни и ее дети. Это предстояло узнать. Эуона я уже видела, но увижу ли всех остальных? Горы Шотландии должны были обезлюдеть после Каллодена. Что стало с родовым гнездом Фрэзеров? Почему он не там?

И – что немаловажно – что сказать родным Джейми? Ведь я буквально свалилась с неба. Я попыталась придумать несколько более или менее удовлетворяющих объяснений, но понимала, что это зависит не так от меня, как от того, как объяснил это Джейми. Как по мне, то вполне можно было сказать, что я погибла при Каллодене, то есть после того, что произошло под Каллоденом. Потеряла все и умерла голодной смертью, была замучена англичанами и еще что-нибудь в этом роде.

На самом деле это было не таким уж и жизненно важным. Отвечу, когда меня спросят, вот и все. Мне куда больше хотелось подумать о занятиях Джейми, точнее о его контрабандной деятельности. Интересно, как долго и как серьезно он промышляет этим? Разумеется, шотландцы не гнушаются этим родом занятий, для них он естественен, подобно угону скота, так что в этом смысле Джейми настоящий шотландец. Но нельзя забывать и о том, что его неоднократно судили, а это грозило обвинением в подстрекательстве, принимая во внимание его печатную пропаганду.

Теперь ясно, почему он печатался под псевдонимом, – на это были причины, и, наверное, их было больше, чем я могла предположить. Мадам Жанна, увидев Джейми, назвала его по имени, я запомнила. Следовательно… следовательно, существует контрабандист – и мятежник – Джейми Фрэзер и печатник Александр Малькольм! Получается, всю издательскую деятельность Джейми осуществляет этот Малькольм, якобы совершенно другой человек. Неглупо придумано.

Да, Джейми Фрэзер, каким я его запомнила, чуть выше или чуть ниже ростом, был и есть. То, что он есть, подтверждали наши ночные и утренние разговоры; здесь Джейми был прав – этого времени хватило, чтобы удостовериться в том, в чем я хотела. Теперь же передо мной стояла куда более сложная задача – узнать, кто еще есть в Джейми, кроме Малкольма.

В дверь тихо постучали.

«Наконец-то пришла служанка! Хоть можно поесть и одеться», – думала я, усаживаясь в кровати.

– Не заперто.

Только спустя минуту дверь отворилась, но отворилась ровно настолько, чтобы можно было заглянуть в комнату не заходя. Очень осторожно, будто улитка после дождя, в дверном проеме нарисовалась голова. Ее владелец – а это был парень – был лопоухим брюнетом; шевелюра свисала ему на глаза. В целом он был вполне хорошеньким. Здоровенные, вполлица, глаза делали его похожим уже не на улитку, а на оленя. Паренек увидел меня, лежащую на кровати, и не решался войти.

Я тоже не знала, как вести себя, и молча глядела на него, пока он косил на меня из-за двери.

– Это вы… живете с мистером Малькольмом? – изрек олененок.

– Ну, я, – ответила я, подумав, что глупо скрывать очевидное, тем более что этот парень, видимо, что-то знал о Джейми.

Я не могла сообразить, с кем говорю. Кажется, он напоминал кого-то, но кого – я не могла вспомнить. Я не могла понять и того, что он делает здесь. Вряд ли он был сотрудником борделя. Возможно, ищет Джейми? Тогда тем более как мне стоит говорить с ним? Я решила спросить напрямик:

– Ты кто?

Он снова повременил с ответом, но все же представился:

– Я – Эуон Мюррей.

– Кто-о-о?

От неожиданности я села на постели, забыв о том, что не одета. Хорошо, хоть опомнилась и успела натянуть на себя одеяло.

– Иди-ка сюда. Как ты здесь оказался? Зачем пришел?

Расспросами и повелительным тоном я напугала его больше: малец хотел дать деру, пока не поздно, и уже намеревался было приступить к осуществлению своего желания.

– Не двигайся! – Я хотела вылезти из кровати, замотавшись в одеяло. Увидев мою ногу, стоящую на полу, Эуон-младший и в самом деле остолбенел.

– Войди в комнату.

Я снова забралась в постель, чтобы не смущать его. Парнишка, робея, бочком прошел в дверь.

Эуон-младший был тощий и нескладный – шесть футов в высоту и девять стоунов в весе. Он очень походил на отца, но бледностью лица напоминал Дженни. Парнишка стеснялся и своего визита, и моего общества, но когда он понял, что под одеялом на мне ничего нет, а он стоит так близко, он густо покраснел и наконец выдавил из себя цель визита:

– Я за… Я пришел к моему… к мистеру Малькольму. – Младший Эуон усердно рассматривал пол.

– Дяди Джейми нет.

– Ага…

Теперь парнишка был похож на журавля: он отставил ногу, словно хотел вжать ее в себя, как это делают птицы. Он по-прежнему смотрел вниз, не зная, что говорить и как вести себя в обществе женщины своего дяди, на которой ничего нет под одеялом.

– А где… – Он, конечно, хотел спросить, где Джейми, но тут, как на грех, он поднял глаза на кровать – и замолчал.

– Дядя Джейми ушел искать тебя вместе с твоим папой. Где-то с полчаса тому назад. Ты опоздал.

Эуон-младший ошалело посмотрел на меня, так же как и его отец, когда увидел меня.

– Отец? Он приходил сюда? Вы знакомы?

– Ну конечно. Я знаю его не первый год, – не подумав, поведала я.

Да, Джейми мог быть скрытным, когда хотел, не в пример своему племяннику. Бедный парнишка! На его долю за короткое время выпало слишком многое. Во-первых, он посетил публичный дом. Во-вторых, увидел женщину, с которой спит его дядя, да еще и почти голую. В-третьих, узнал, что отец отправился за ним в Эдинбург. В-четвертых, ужаснулся тому, что и отец, подобно дяде, водит знакомства с гулящими девками. Наконец, в-пятых, он почувствовал отвращение от того, что узнал эти постыдные тайны членов своей семьи и был вынужден прикоснуться к ним. Вся эта гамма чувств, от робости до отвращения, отразилась на его личике, и я поняла, что мои последние слова были лишними.

– Эуон, ты не так понял меня. То есть я хотела сказать, что… Мы с твоим отцом… то есть с твоим дядей…

Я совсем запуталась, и мальчишка все более округлял глаза, пока не метнулся к двери, уже распахнув ее.

– Эуон!.. – Мне мучительно хотелось сгладить впечатление от сказанного, но я не знала, как это сделать.

Парень остановился в дверях, стоя ко мне спиной. Я видела, как трогательно розовеют его уши, улавливая солнечные лучи.

– Тебе правда четырнадцать? – Я не придумала ничего лучше.

Тут Эуон повернулся и гордо заявил:

– Мне почти пятнадцать. Исполнится через полмесяца. – Он покраснел опять, думая, что моя реплика содержит какой-то унизительный намек. – Мне достаточно лет, чтобы… чтобы понимать, где я нахожусь.

Эуон-младший наклонил голову на худой шейке, чтобы поклониться мне.

– Не принимайте на свой счет, мэм. И если дядя… я хотел сказать… – Паренек не смог подобрать слова и решил прекратить свои мучения: – Рад встрече, мэм. Мое почтение.

Он наконец юркнул в дверь, оглушительно хлопнув ею, словно с силой ставя точку на этом досадном инциденте.

Я захохотала, упав на постель. Разумеется, мальчонку было жалко, но ситуация вызывала улыбку. Старшему Эуону придется несладко – нужно ведь объяснить, откуда он знает девок из публичного дома, да еще и не первый год. Но почему Эуон-младший пришел именно сюда, в бордель? Судя по его испугу, это его первое посещение заведений подобного рода. Но откуда-то он знал, что Джейми бывает здесь.

Возможно, его направил Джорджи, поскольку Джейми не было в печатне? Скорее всего, нет. Значит, маленький Эуон откуда-то знает это, но откуда? Быть может, его дядя повелел ему искать себя здесь?

Но тогда… Тогда Джейми было известно, что Эуон-младший отправился к нему! Почему же он не сказал этого его отцу? Старший Эуон – его закадычный друг, друг детства. Или так нужно ради какой-то не ясной мне цели?

Мои размышления прервали – я опять услышала стук.