В расстройстве майор помотал головой. Вот же ерунда! Один лишь бред, именно что бред. Если покойнику когда-нибудь и приходилось видеть золото (похоже было, впрочем, что приходилось), то по его путаному рассказу было решительно невозможно понять, какое, где и когда.

– Вы вполне уверены, что пересказали все слова в точности? – спросил Грей, отчаянно надеявшийся на чудо: а что, если заключенный пропустил короткую фразу, какие-то два слова, которые приведут в итоге к потерянным сокровищам?

Шотландец поднес ко рту кружку, отчего его рукав задрался, и в свете зарождавшегося утра Грей увидел на запястье багровый след от кандалов. Фрэзер перехватил взгляд майора и опустил кружку. Возникшее было чувство товарищества исчезло без следа.

– Я всегда держу слово, майор, – чопорно заявил он и встал из-за стола. – Думаю, нам пора в обратный путь.

Часть пути они провели в молчании. Фрэзер ушел в собственные мысли, а уставший Грей предался разочарованию. Над низкими холмами, расположенными на севере, взошло солнце, и они остановились отдохнуть и освежиться у бившего из земли ключа.

Грей напился холодной воды и побрызгал ею в лицо, чтобы таким образом вернуть себе притупившиеся чувства. Он не спал уже больше суток, отчего был заторможенным и ничего не соображал.

Фрэзер бодрствовал столько же, но по нему этого совершенно нельзя было сказать. Казалось, отсутствие сна его совершенно не заботит. Он встал на четвереньки возле ручья и принялся с озабоченным видом ползать по поляне, выдергивая из земли какую-то траву.

– Что вы делаете, Фрэзер? – недоуменно поинтересовался Грей.

– Собираю кресс-салат, господин майор.

– Это я вижу, – раздраженно сказал Грей. – А для чего?

– Для еды, господин майор, – спокойно ответил шотландец.

Фрэзер снял с пояса застиранный полотняный мешочек и засунул туда мокрую зелень.

– Неужели? Вы что, не наелись? – тупо спросил Грей. – Никогда не слышал, чтобы люди ели кресс.

– Он зеленый, майор.

Уставший и расстроенный, майор решил, что над ним издеваются.

– А какого еще цвета должно быть растение, черт побери? – проворчал он.

Фрэзер скривил рот, будто он спорил о чем-то сам с собой, но лишь еле заметно пожал плечами, вытер мокрые руки о штаны и объяснил:

– Я всего лишь хотел сказать, майор, что всякая зелень, употребленная в пищу, хранит от цинги и бережет зубы. Мои товарищи по несчастью питаются той зеленью, что получают от меня, а кресс приятнее на вкус, чем большая часть трав, которые я могу набрать на болоте.

Удивленный майор воскликнул:

– Зелень спасает от цинги? Откуда такие сведения?

– От моей жены, – буркнул Фрэзер.

Он быстро отвернулся от Грея и, поднявшись на ноги, принялся уверенными быстрыми движениями завязывать мешок.

Джон Грей не удержался и спросил:

– А где ваша жена, сэр?

Синие глаза шотландца так загорелись, что чуть не проделали в майоре дыру.

«Возможно, вы слишком молоды, чтобы знать силу ненависти и отчаяния», – вспомнил он слова полковника Кварри. Так или иначе, но во взгляде Фрэзера он сумел разглядеть невыразимую ненависть и отчаяние.

– Ее больше нет, – отрезал Фрэзер и резко, почти грубо, отвернулся.

Грей промолчал на это. Ему оказалось трудно понять, какие чувства посетили его в связи с этим нежданным известием. Среди них, безусловно, было и облегчение (участница его унижения мертва), и сожаление.

По пути в крепость Ардсмьюир оба не сказали ни слова.

Через три дня Джейми Фрэзер сбежал. Собственно, бежать из Ардсмьюира было не особенно сложно, но ни один из заключенных даже не пробовал это сделать, поскольку это не имело никакого смысла: бежать было некуда. С одной стороны на расстоянии трех миль от крепости о гранитные скалы бились морские волны, а во все остальные стороны раскинулись бесконечные унылые торфяные болота.

Это имело бы смысл, если бы беглецу могли предоставить кров и защиту члены его клана, однако кланы оказались разбиты, родные заключенных убиты, к тому же смутьянов намеренно заключали в тюрьмы подальше от родных мест. Гибель от голода на болоте казалась не самым лучшим избавлением от тюремной камеры, и, как считало большинство узников, оно того не стоило. Однако Джейми Фрэзером, очевидно, руководили иные, его собственные соображения.

Лошади драгун шли по проторенной дороге. Расстилавшееся вокруг болото напоминало бархатную скатерть с ворсом из плотного вереска, под которым таился коварный слой мягкого влажного мха глубиной больше фута. В такой топи не рисковали ходить даже благородные олени. С дороги Грею удалось увидеть четырех, до каждого было не меньше мили, и за каждым тянулась проложенная через вереск тропка, которая издалека казалась тоненькой, словно нитка.

Само собой, Фрэзер бежал не верхом, что значило, что беглец, следуя оленьими тропами, проложенными по болоту, мог оказаться где угодно.

Грею требовалось снарядить погоню и попытаться вернуть Фрэзера в тюрьму по долгу службы, но по правде говоря, он поднял на ноги почти весь личный состав и мотался по окрестностям почти без сна и отдыха не только из служебного рвения. Обязанности сами собой, но гораздо сильнее на него действовало французское золото, дававшее надежду покончить с опалой и проклятой ссылкой. Кроме того, его подстегивала злость и обида на предательство.

Грею трудно было сказать, что злит его сильнее – побег Фрэзера и то, что тот не сдержал слово, или то, что сам он оказался так глуп, что поверил, будто хайлендер – пусть джентльмен – может быть человеком чести, таким же, как он сам.

Но он был ужасно разгневан и твердо решил обыскать каждую оленью тропу этого чертова болота, чтобы загнать Джеймса Фрэзера, как оленя.

На следующую ночь, после утомительного перехода, они вышли с болота к скалистому побережью моря, продуваемому всеми ветрами и обрамленному цепью пустынных островков.

Спешившийся Джон Грей стоял на скале, держа коня за повод, и смотрел на бушевавшее внизу темное море. Ночь, к счастью, была лунная, и в холодном свете месяца мокрые камни казались на фоне бархатисто-темных теней серебряными слитками.

Конечно, более заброшенного и безлюдного места ему в жизни не приходилось видеть, однако он не мог не оценить его дикую красоту особого рода, от которой замирало сердце. Ну, и никакого Джеймса Фрэзера, да и вообще ни следа людей.

– Опусти ружье, болван, – заявил один солдат другому, схватил за руку и с презрением усмехнулся. – Ничего себе каторжник! Что, никогда тюленей не видел?

– А-а-а… нет.

Несколько смущенный солдат отвел оружие и уставился на темные тени на камнях у воды.

Грей тоже никогда не видел тюленей. Теперь он восхищенно за ними следил. С высоты утеса звери напоминали черных слизней. Мокрые шкуры блестели в свете луны; тюлени обеспокоенно задирали головы и, переваливаясь, неуклюже ковыляли по берегу.

Когда он был мал, мать иногда позволяла ему погладить ее плащ из шкуры морского котика, родича тюленей. Он с детства помнил, какой этот мех был мягкий, гладкий и на ощупь теплый. Удивительно, что он достается от таких мокрых и склизких на вид зверей!

– Шотландцы зовут их «силки», – произнес солдат, который не позволил застрелить тюленя, и мотнул головой на лежбище с видом гордого собственника.

– Неужели? – заинтересовался майор. – Знаешь ли ты о них еще что-нибудь, Сайкс?

Обрадованный тем, что оказался в центре внимания, солдат развел руками.

– Не так чтобы много, сэр. Местные рассказывают, что случается, самки силки сбрасывают шкуры и превращаются в писаных красавиц. Если какому мужчине посчастливится и он увидит такую сброшенную шкуру и спрячет, то красавице уж не вернуться в море – и приходится выходить за него замуж. Говорят, из тюлених получаются прекрасные жены.

– По крайней мере, они всегда мокрые, – заметил первый солдат.

Драгуны расхохотались. Их смех отразился эхом от скал, вспугнув птиц.

– Довольно! – громко, чтобы его было слышно за смехом и солеными шутками, скомандовал Грей. – Рассредоточиться! Нужно осмотреть скалы по всему берегу, а главное, выяснить, нет ли внизу какой-нибудь лодки. Видит бог, тут хватит места, чтобы спрятать судно.

Устыдившиеся подчиненные без лишних слов разбрелись по берегу, прочесывали отмели и утесы не меньше часа, устали и намокли, но не нашли ни следов Джейми Фрэзера, ни злосчастного золота.

На рассвете, когда лучи солнца окрасили скользкие камни золотом и багрянцем, драгуны, разделенные на маленькие группы, отправились к дальним скалам. Они залезали на вершины, оскальзывались на каменистых склонах, спускались в ущелья, и все безрезультатно.

На вершине утеса возле костра стоял майор Грей и следил за поисками. От резкого холодного ветра его спасали теплая шинель и горячий кофе, который время от времени подавал ему слуга.

Покойный неизвестный вышел к деревне со стороны моря, и его одежда была мокра от соленой воды. Невозможно понять, скрыл ли Фрэзер от Грея часть признаний бродяги или всего лишь вздумал воспользоваться шансом для собственных изысканий, однако получалось, что он должен был бежать в сторону побережья. Теперь они рыщут по берегу, а ни Фрэзера, ни золота нет и в помине.

– Коли его унесло в ту сторону, думаю я, вы, господин майор, больше его не увидите.

Возле Грея появился сержант Гриссом. Он встал рядом и тоже стал смотреть на то, как волны бьются о камни, шумя и пенясь. Затем сержант кивнул вниз и сказал:

– Это место называют тут «Чертов котел», вода тут и вправду всегда бурлит, как в котелке. Рыбачьи суда часто терпят тут крушение, а погибших почти никогда не находят. Происходит такое, ясное дело, из-за подводных течений и воронок, но местные считают, что несчастных уносит на дно дьявол.

– Надо же, – в задумчивости произнес Грей, разглядывая волны, с шумом пытавшиеся вметнуть к их ногам пену и сразу же отступавшие. – Должен заметить, сержант, мне нетрудно в это поверить.