Для горцев было приемлемым и даже нормальным угонять скот, промышлять контрабандой, жить в пещерах, прячась от власти. Фергюс же смотрел на эти коммунистические привычки хайлендеров довольно холодно. Не первый год живя в Лаллиброхе, он так и не стал шотландцем, оставаясь верным традициям своей родины, будучи до мозга костей французом. Он чужак здесь, как был бы чуждым собор Парижской Богоматери, насильно перенесенный в шотландские горы. Я тоже чужая.

– Если бы у меня было свое дело, печатня… – мечтательно протянул Фергюс. – Тогда бы ее мать прислушалась к моим просьбам. А так я никто – пришлый, оборванец, преступник, пропащий человек.

Он потупился.

Я успокаивающе коснулась его руки.

– Фергюс, не расстраивайся. Дело поправимо. Мы помозгуем вместе с Джейми и что-нибудь выдумаем. Ты говорил ему о своей беде? Он не откажется помочь.

Странно, но парень испугался и принялся умолять меня молчать.

– Нет, пожалуйста! Месье ничего не знает, и не говорите ему об этом! Он и так сейчас занят.

Это правда, Джейми был занят как никогда. Но зачем же так кипятиться? Пообещав держать язык за зубами, я предложила Фергюсу проводить меня в дом – было уже холодно стоять на улице так долго.

– Спасибо, миледи, но не сейчас, – отклонил он мое предложение. – Меня даже к овцам пускать не стоит.

Француз снова вздохнул и пошел по направлению к голубятне.

По странному совпадению, Дженни была в гостиной. Она разговаривала с братом. Наверное, тоже побывала на улице, потому что от ее платья исходил бодрящий морозный запах, а щеки разрумянились.

– Эуон-младший седлает Донаса. – Она хмуро оглядела брата. – Ты можешь добраться до конюшни или тебе помочь?

Джейми пялился на нее.

– Все я могу, и ходить, и скакать, но зачем это все? Я не намерен никуда выезжать сейчас.

– Ты что, не слышал, что он собирается сюда? Эмиас Кетрик вчера был у нас и говорил, что Хобарт направляется к нам, покинув Кинуоллис. – Дженни взглянула на каминную доску, где стояли часы. – Он появится здесь через час, если выехал сразу после завтрака. Или даже раньше.

Джейми сдвинул брови и, положив голову на спинку дивана, смерил сестру взглядом.

– А ты слышала, что Хобарт Маккензи мне не страшен? – холодно поинтересовался он. – Я не буду бежать от него, словно трусливая собака!

Дженни вскинула брови и в свою очередь подбавила льда в голос.

– Хорошо. Лаогера тоже не представляла опасности. Ты ее тоже не боялся, а что теперь?

Кончиком прямого носа она указала на перевязку.

Джейми скривился.

– Ну да, не боялся. Откуда мне было знать! – защищался он. – Но, Дженни, сколько осталось на руках у хайлендеров огнестрельного? У курицы зубов будет побольше. Или ты воображаешь, что Хобарт ворвется сюда и пристрелит меня из моего же пистолета? Не смеши.

– Зачем ему пристреливать тебя? Только тратить порох. Ты надулся, как глупый гусь! Он перережет тебе горло, вот и все!

Джейми забавляла такая перспектива и такое сравнение – он засмеялся. Воспользовавшись тем, что Дженни обиженно дуется, я спросила обоих:

– Из-за чего весь сыр-бор? Хобарт Маккензи – это кто?

Джейми сощурился, как довольный кот.

– О, англичаночка, Хобарт – это брат самой Лаогеры. Но чтобы он перерезал мне горло, так это очень сомнительно.

– Он живет в Кинуоллисе. Лаогера известила его… об этом. – Дженни обвела рукой комнату. Судя по жесту, получалось так, что Хобарт знает о Джейми, обо мне и о Дженни, то есть обо всей той истории, которая разыгралась в Лаллиброхе при нашем участии. – Теперь мы ждем его здесь.

– По мнению общества, Хобарт просто обязан вызвать меня на дуэль за поруганную честь Лаогеры. Ну или просто прирезать, как уже было сказано.

В данном случае нельзя было не признать правоту общественного мнения. Мы с Дженни не считали, что поездка Хобарта в Лаллиброх может быть забавной шуткой, а Джейми улыбался от уха до уха.

– Джейми, Хобарт тебя не волнует?

– Нет, конечно! – разозлился он и продолжил отпускать шуточки по адресу задерживавшегося брата Лаогеры: – Дженни, скажи, что Хобарт Маккензи не может даже свиньи зарезать – вечно сам порежется!

Дженни не оценила шутки и не засмеялась, но, поразмыслив, сказала, что Хобарт не может тягаться с Джейми и что Джейми хватит и одной руки, чтобы защититься.

– Ну а если ты убьешь его? – встряла я.

– Тогда его похоронят, – ответствовал Джейми, удивленный моей незадачливостью.

– О да, братец, тогда тебя повесят служители английской короны! – стращала Дженни. – Или отправишься опять куковать в свою пещеру, а Лаогера и все ее родственники будут обшаривать каждый куст. Думай, что делаешь: может начаться кровная вражда!

Джейми лукаво глядел на сестру. Я видела, насколько они похожи, причем и внешне, и по характеру.

– Я думаю, что неплохо было бы позавтракать для начала, – смиренно протянул он. – Или надеешься, что я оголодаю и тогда могу прятаться в любой лаллиброхской щели, пока здесь будет ее братец?

Дженни молчала, борясь с раздражением. Тонкие ноздри раздувались, но полноватая нижняя губка уже растягивалась в улыбке. Так заканчивались почти все семейные сцены между Фрэзерами: долгие препирательства сменялись шутками.

– Да, ты прав, пожалуй. Если бы можно было припрятать тебя где-нибудь в церкви, но я не дотащу тебя туда.

Она повела плечами.

– Делай что хочешь. Только не трогайте мой турецкий ковер, пожалуйста. Договорились?

Джейми осклабился.

– Ну разумеется, сестренка. Я заверну его труп во что-нибудь другое.

– Дурак, – незлобиво сообщила она. – Джанет принесет тебе кашу.

Зашуршали многочисленные юбки, и она исчезла.

– Эуон седлает Донаса? – вспомнила я. – Да ну, этого не может быть. Неужели это тот Донас, которого ты привез из Леоха?

– Англичаночка, успокойся. Это внук того Донаса. Когда он околел, мы стали называть всех гнедых в его честь.

Я подошла к нему, с тем чтобы осмотреть руку.

– Здесь больно? – Я видела, что он морщится, если пощупать руку выше раны.

Да, хвала волшебному пенициллину: краснота сходила на глазах, а еще вчера больно было касаться и других участков кожи.

– Так, более-менее. – Джейми пытался выпрямить руку. – Ничего, но на голову встать не смогу.

Я улыбнулась такой оценке собственного состояния.

– Да и не нужно, знай стой себе твердо на ногах. А… Хобарт точно не…

– Точнее некуда. Я уверен, – заверил он. – Но позавтракать следует в любом случае. Вдруг это будет мой последний прием пищи?

Джейми никогда не терял присутствия духа. Я любила его и за это.

– Ладно, раз Джанет не идет, схожу сама. – Успокоившись, я вышла в холл. Чьи-то шаги за окном заставили меня остановиться.

Дженни шла к сараю на холме, надвинув на голову капюшон. Мы могли спокойно поговорить с глазу на глаз, уединившись ото всех. Нельзя было упускать такую возможность – когда я еще застану Дженни Мюррей одну? Схватив плащ, я бросилась вслед за ней.

Она уже взялась за дверцу сарая, когда я запыхтела сзади. Дженни услышала, что кто-то догнал ее, поняла, зачем я пришла, выпрямилась и взглянула на меня. Она была готова говорить со мной.

– Нужно предупредить младшего Эуона, чтобы расседлал лошадь. И достать лук из погреба. Идем?

– Да.

Ветер пронзал насквозь, и я укуталась поплотнее. Мы вошли в теплую конюшню. Здесь царил полумрак и доносился запах, какой обычно исходит от лошадей, смешивавшийся с запахом сена и навоза. С непривычки я ничего не видела и стояла, подпирая дверь, ожидая, что через какое-то время смогу видеть в темноте, но Дженни время не требовалась. Видимо, она не раз входила сюда и выработала сноровку.

Ее шаги остановились у соломенной кучи, где восседал Эуон-младший. Он спал, а когда почуял неладное, вскочил, моргая.

Его мать оценивающе посмотрела на него, а потом на стойло, в котором стоял Донас, жующий сено. На нем не было ни узды, ни седла.

– Я наказывала тебе оседлать Донаса. Ну, что скажешь в свое оправдание? – сурово спросила она.

Пряча глаза, Эуон поднялся с кучи.

– Наказывала, мама. Да только мне пришло в голову, что седлать его – даром тратить время. Расседлывать ведь придется.

Дженни изумилась.

– Расседлывать? Это почему еще?

Эуон хитро сверкнул глазенками.

– Мама, дядюшка никуда не поедет, это известно. Ну куда и от кого ему бежать? Неужто от дяди Хобарта?

Дженни молча изучала его, вздыхая. Тихо улыбнувшись, она потрепала сына по голове, а потом убрала волосы, лезшие ему в глаза.

– Известно, мой мальчик. Ты прав.

Она обвела рукой его щеку.

– Хорошо, малыш. Иди к своему дяде, позавтракай еще раз. А мы с тетей Клэр будем в погребе. Как только услышишь, что приехал Маккензи, или увидишь его, дай мне знать.

– Ладно, мама, – Эуон поспешил в усадьбу, ожидая еще раз подкрепиться и обогреться у очага.

Издали это выглядело так, будто к дому спешит длинноногий журавль, неуклюже ступая на холодную землю. Дженни смотрела вслед своему рассудительному отпрыску и улыбалась.

– Хороший мальчишка… – Вспомнив о моем присутствии, она пришла в себя и строго сказала: – Раз уж пришла, тогда пойдем.

Молча добрались мы до погреба – махонького помещения, доверху заполненного всякими вкусностями. Здесь, как и в кухне, пахло всеми запахами сразу: резкий дух лука и чеснока, заплетенных в косицы, пряность сушеных яблок, влага картофеля, лежавшего на одеяле на полках.

– Помнишь эту картошку? – Дженни погладила шероховатый бок клубня. – Это ведь ты посоветовала выращивать ее. Знаешь, несколько суровых зим после Каллодена мы продержались именно потому, что посадили картофель.

Как не помнить… Тогда тоже была осень. В ночном мраке мы плакали, прощаясь. Дженни ждал новорожденный малютка, меня – Джейми. Я не знала, где искать его, объявленного преступником и подлежащего казни. Тогда я спасла его, а своим незатейливым советом спасла весь Лаллиброх. И вот теперь я узнаю, что все это висело на волоске, что все это могла отобрать Лаогера.